<…> пользовался особенным, хотя и презрительным покровительством начальника III отделения Соб. Е.И.В. канцелярии генерала Дубельта». Вот Энциклопедический словарь Гранат (Т. 7. М., 1910?): «…журналист из лагеря “официальной народности” <…>. Значение Б[улгарина] в истории русской литературы чисто отрицательное: с одной стороны, он подделывался под низменные вкусы невзыскательной мелкой публики, униженно расшаркивался перед начальством, лестью окупая презрительное покровительство, с другой – в непрерывной полемике изобличал своих оппонентов из либерального лагеря в неблагонамеренности и вредном направлении. От него идет пресмыкательство в литературе и система журнальных доносов. Имя Б[улгарина], заклеймленное уже современниками, сделалось позорной нарицательной кличкой литературных деятелей этого типа». Установление советской власти в данном аспекте не принесло ничего нового: репутация Булгарина была такова, что работать над его биографией никто не решался, а в энциклопедиях воспроизводились сложившиеся формулировки и оценки. Вот, например, что можно было прочесть в 3-м издании Большой советской энциклопедии (Т. 4. М., 1971): «В 1825—59 издавал <…> реакционную газету “Северная пчела” <…>. Как литературный критик Б[улгарин] с реакционных позиций выступал против А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, В.Г. Белинского и реалистического направления, которое назвал в одной из полемических статей натуральной школой. Писал доносы на писателей в Третье отделение».
Лет двадцать назад начался новый, четвертый этап биографирования Булгарина. Это связано с ослаблением жестких идеологических стандартов, которые ранее регулировали интеллектуальную жизнь, снижением литературоцентричности культуры, что подрывает господствовавшую ранее литературную мифологию, и, наконец, публикацией разного рода документов и материалов, касающихся биографии Булгарина401. Теперь одновременно сосуществуют разные его биографии; биография его многими пишется не как компонент общей мифологической схемы русской литературы, а как конкретный случай, обусловленный как обстоятельствами жизни персонажа, так и ценностями конкретного биографа. Это нашло свое отражение в посвященных ему справках в новейших энциклопедических изданиях. Если в Новой российской энциклопедии (издательств «Энциклопедия» и «ИНФРА-М»; М., 2007. Т. III (2). С. 53) старые формулировки воспроизводятся почти без изменений: в «Северной пчеле» печатались «лит[ературные] и политич[еские] известия, подаваемые в духе правительственного официоза», издания Булгарина имели «коммерческий характер и были ориентированы на малообразованную, но широкую публику <…>. С 1826 активно участвовал в работе 3-го отделения Е.И.В. канцелярии, регулярно поставляя доносы против конкурентов <…>», то в Большой энциклопедии (издательство «Терра»; М., 2007. Т. 7. С. 440) традиционная точка зрения дается в более мягкой форме: «Выступал с критич[ескими] ст[атьями] против реалистического направления в лит[ерату]ре <…> сотрудничал с III отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, за что снискал дурную славу и под конец жизни оказался почти в полной изоляции», а в Большой российской энциклопедии (М., 2006. Т. 4. С. 330—331) дан чисто положительный образ Булгарина, тут можно прочесть, что Булгарин был «награжден орденом Почетного легиона», издавал «первый отеч[ественный] театральный альманах “Русская Талия” (1825), первую ежедневную негосударственную газету “Северная пчела” (1825—59)», «дружил с А.С. Грибоедовым, К.Ф. Рылеевым», «был негласным экспертом 3-го отделения», а книги его «имели успех в широкой читательской среде».
Более того. В последнее время вновь возникла линия панегирического булгаринского жизнеописания. Пока, правда, она существует в беллетризованной форме. Константин Вронский в романе «Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей» (СПб.: Крылов, 2007) делает Булгарина романтическим героем-любовником, а Никита Филатов в романе «Тайные розыски, или Шпионство. Правдивое жизнеописание Фаддея Булгарина» (СПб.: Амфора, 2006) воспевает его в качестве талантливого агента русской разведки.
Сейчас трудно судить, какими станут булгаринские биографии в дальнейшем, ясно одно: прежней одномерности в них не будет.
2011 г.
«РУССКИЙ ГАБОРИО»ИЛИ УЧЕНИК ДОСТОЕВСКОГО?
Судьба была явно несправедлива к Александру Алексеевичу Шкляревскому (1837—1883). Человек наблюдательный, литературно одаренный, он писал много и упорно, печатался в самых распространенных газетах и журналах, имел многочисленных поклонников и, однако, не достиг ни материального благополучия, ни признания в литературной среде. Литератор, имеющий больше прав, чем кто-либо другой, на титул «отец русского детектива», он был быстро и прочно забыт после смерти, не попал ни в какие справочники, энциклопедии и обзорные курсы. Я думаю, что пришла пора исправить эту несправедливость и вернуть Шкляревскому его скромное, но свое место в истории русской литературы.
И биография, и творчество Шкляревского сильно расходятся с распространенными представлениями о писателях и литературе второй половины XIX века. Причем его непривычная биография и необычное творчество тесно взаимосвязаны, обусловливая и поясняя друг друга.
Как ни банально это звучит, но вся жизнь Шкляревского, с детских лет и до смерти, прошла в борьбе с нуждой. Он принадлежал к числу тех, кого критики и историки литературы презрительно называют «литературными поденщиками». Таким его сделали полученное образование и жизненный опыт, и в то же время такой род деятельности предопределил его дальнейшую судьбу.
В свое время В.В. Крестовский писал про одного литератора (слова эти будто предсказывают судьбу Шкляревского), что тот «принадлежал к тому темному, рабочему классу журнальной литературы, который смело, по всей справедливости, можно окрестить именем литературных каторжников. Темное, безвестное существование, бедность, переходящая даже в нищету, упорный, черствый и неблагодарный труд из-за шаткого куска хлеба, шаткого потому, что он часто зависит от личного каприза литературного эксплуататора: хочет – заплатит, а хочет – надует! Затем болезнь и ранняя, безвременная могила – вот краткий, но верный в общем характере своем очерк жизни подобного литературного каторжника»402.
Жизненный путь Шкляревского ярко и выразительно демонстрирует, как и почему люди добровольно шли на эту «литературную каторгу».
Родился он в 1837 году в местечке Ирклеево Золотоношского уезда Полтавской губернии. Отец его, мещанин, учился в университете, но влюбился в дочь полковника, женился и вынужден был бросить учебу. Вскоре родился сын, и, поскольку это произошло до поступления отца на службу (учителем уездного училища), он был записан в мещане. Детство Шкляревский провел у бабушки, содержавшей постоялый двор в городе Лубны Полтавской губернии. Позднее он вспоминал про «побои, спанье в могиле на кладбище, тарахтанье с балкона о мостовую в 7-8-9 лет…»403.
Семья еле сводила концы с концами, но, поскольку отец был преподавателем, сына из милости приняли на казенное содержание в Первую харьковскую гимназию. Он перешел уже в четвертый класс, когда отца из-за конфликта с начальством перевели в другую губернию, а сына сняли с казенного содержания, «как не имеющего права по происхождению воспитываться в благородном (т.е. дворянском. – А.Р.) пансионе при гимназии». Шкляревскому пришлось бросить учебу. Вначале он служил наемным писцом в полиции, потом – в земском суде. Эта служба дала ему богатые впечатления, использованные позднее в ряде произведений. Возможно, Шкляревский сделал бы карьеру в качестве чиновника, но, будучи мещанином, он входил в число военнообязанных. Страшась солдатчины, в семнадцать лет он отправился в Воронеж и сдал экзамен на звание приходского учителя (дающее освобождение от воинской повинности). С 1859 года он преподавал в приходском училище города Павловска Воронежской губернии, откуда в 1862 году стал присылать корреспонденции в «Воронежские губернские ведомости». В следующем году, по-видимому при содействии редактора этой газеты М.Ф. Де-Пуле, известного впоследствии критика и публициста, Шкляревский перебрался в Воронеж, где стал учителем приходского училища и женской прогимназии.
Культурная жизнь Воронежа в эти годы была богатой и разнообразной404. Под влиянием общения с местной интеллигенцией Шкляревский начинает пробовать свои силы в литературе. В 1863 году он печатает статьи по педагогике в местных газетах и столичном журнале «Воспитание», со следующего года ведет хронику местной театральной жизни в «Воронежских губернских ведомостях» и журнале «Русская сцена», а в 1867 году в петербургском журнале «Дело» появляется повесть «Отпетый», имевшая немалый успех у читателей. В эти годы Шкляревский находился под большим влиянием публицистов «Современника» и «Русского слова», особенно Добролюбова. Он мечтал вырваться из косной провинциальной среды и своими литературными трудами способствовать просвещению общества и его движению по пути реформ.
Продолжая писать, Шкляревский подумывает о переезде в Петербург. Преподавать ему было трудно – мешал порок сердца, да и успех у читателей сулил надежду на литературные гонорары. В Петербург к тому времени перебралось немало воронежцев (и среди них – А.С. Суворин), которые могли составить протекцию в столичных газетах и журналах.
В 1869 году Шкляревский наконец переезжает в Петербург и становится профессиональным литератором. Правда, известный юрист А.Ф. Кони, обратив внимание на его произведения и узнав о его тяжелом финансовом положении, помог ему деньгами и устроил на службу. Вначале он был временно зачислен кандидатом на судебные должности при следователе по особо важным делам, а потом, по своей просьбе, был назначен поверенным-стряпчим удельного ведомства по Симбирской, Казанской и Пензенской губерниям. Служба была легкой, но из-за того что приходилось преследовать удельных крестьян за различные проступки, а также из-за болезни Шкляревский через несколько месяцев вышел в отставку, вернулся в Петербург и стал жить только на литературные гонорары.