Самые ранние наброски романа сохранились на карточках (всего 246 листов) размером 1/6 листа школьной тетради. Карточки вложены в конверт с авторской пометкой «Мелкий бес». Отдельные фрагменты встречаются также в аналогичной картотеке к роману «Тяжелые сны»[847].
В картотеке «Мелкого беса» содержится текст XXIII–XXXII глав романа, перенесенный впоследствии в черновую рукопись с минимальной авторской правкой. На карточках зафиксированы: описание маскарада, объяснение Саши у Хрипача, визит Екатерины Васильевны Пыльниковой к сестрам Рутиловым, визит Людмилы к Хрипачу с целью защитить Сашу от обвинений в разврате, рассказ об убийстве Володина.
Наряду с законченными фрагментами в картотеке имеются развернутые планы и немногочисленные наброски отдельных глав. Сопоставление этих отрывочных записей с поздними вариантами текста позволяет конкретизировать отдельные детали авторского замысла и уточнить направление правки. Вот как, например, выглядела первоначально сцена ссоры Людмилы и Валерии из-за Саши, смягченная в ранней редакции и отвергнутая в печатной версии текста (ее место в главе XVII после слов: «знойные щеки его начинали бледнеть»):
— В чем дело? — спросила Лариса. — Валерка, что такое?
Сестры одна за другой рассказали, робея, запинаясь. Лариса
подошла к Людмиле. Надавала пощечин, взяла за ухо, повела в угол:
— На колени. Час простоишь.
Людмила заплакала, но послушалась. Потом отвела и Валерку за ухо в угол и поставила на колени. Сестры стояли смирно. Сначала плакали. Потом стали мириться. Просили прощенья у Ларисы. Но стояли, пока Лариса их не отпустила. А она отпустила не скоро, — так целый час и выстояли.
— Да отпусти их, — просила Дарья.
— Сказала час, час и простоят, — ответила Лариса. — Что за дикость, сестры дерутся!
— Да уж они помирились. Ведь они же не маленькие, чтобы их так наказывать.
— Ты дерзишь! — крикнула Лариса. — На колени![848]
Пратекст был равномерно насыщен деструктивными сценами и демонологическими деталями: на раннем этапе соотношение двух сюжетных линий романа («передоновской» и «рутиловской») не выглядело контрастным, текст «Мелкого беса», по-видимому, мыслился автором более однородным. Маскарадный костюм Дарьи Рутиловой первоначально был откровенно бесовским: «Дарья оделась Бабой Ягой. С помелом из сухих прутьев, с игрушечной блестящей ступкой»[849]; ср. в опубликованном тексте: «Дарья себе нового наряда не шила, — от прошлого года остался костюм турчанки, она его и надела». Более близким Передонову в первоначальном замысле был также образ Саши Пыльникова, о чем свидетельствуют записи на карточках: «Отголоски черной мессы на Сашином теле»[850]; «Людмила целовала Сашины ноги. Особенно после побоев»[851].
Особую группу в картотеке пратекста составляют подготовительные материалы: выписки из разных источников по той или иной тематике; лексические комплексы — отдельные фразы, устойчивые выражения, синонимы, афоризмы, колоритные топонимы, в том числе и придуманные автором (например: Шкуринск). Содержание этих записей позволяет заключить, что автор стремился выдержать все повествование в едином эмоциональном русле: создать общую для всего произведения угнетающую психологическую атмосферу, которая должна была пронизывать все насквозь — пейзаж, обстановку, речь, поступки и настроения героев.
Сологуб педантично заботился о психологической достоверности портрета Передонова («природа могла только в одну сторону действовать на его чувства, только угнетать их»), продумывал мельчайшие детали и подробности. Примечательны в этой связи его выписки из ботанических справочников и учебных пособий[852] с описаниями растений, внешний вид, свойства и место произрастания которых, по мысли автора, могли способствовать угнетению болезненной психики героя. В картотеке и в тексте романа в основном это сорняки, ядовитые растения или травы, неприметные в своей обыденности или нарочито неприглядные с виду, растущие «по берегам рек, в канавах, около заборов», заполняющие «дороги и пустыри», «плавающие по поверхности стоячих и медленно текучих вод. Нередко на илистых берегах усыхающих прудов и заводей». В контексте сологубовской «психологии» растений особое значение приобретает его поэтическая декларация, в которой он сравнил свой дар с «угрюмым зверобоем» (см. стихотворение «На серой куче сора…», 26 мая 1895).
Сологуб изучал лекарственные и вредные для человека свойства растений, знал травы, использовавшиеся в ведовстве. Из картотеки пратекста явствует, что растительный арсенал для романа о Передонове был подобран им с особым тщанием, в особенности флора сада Вершиной. Собранные вместе ядовитые вех, паслен, молочай, неприглядная, бурно разросшаяся крапива или вездесущая пастушья сумка, жеруха или мшанка, упоминаемые на страницах «Мелкого беса», создают общий угнетающий психологический фон, гармонирующий с настроением главного героя. Сорняк, враждебный культурным посевам, — символ всесильной ничтожности, серой обыденности, небытия — «мелкого беса», подавляющего и разлагающего жизнь[853].
Особый раздел картотеки составляют лексические материалы: диалектизмы, полонизмы (для темы Нартановичей), просторечье и грубое просторечье. В октябре 1898 года Сологуб писал А. А. Коринфскому о приоритетах, которыми руководствовался в работе над прозой:
Под влиянием газетного языка, и под тяжелым грузом усердно вносимых в язык чуждых примесей, наша речь становится какою-то тусклою, чахлою; мало у кого русская речь развертывается во всей силе и красоте. А между тем, в русском языке, в областных говорах, в старых книгах есть удивительные по красоте словечки, сочные, благозвучные, меткие, такие, которые должны были бы войти в книжную прозу и в разговорный язык, весьма у нас неточный[854].
Специальный интерес Сологуб проявлял к «брутальной» лексике, в его картотеке зафиксированы слова, устойчивые словосочетания и синонимические ряды, связанные с темой телесных наказаний или брани, использованные затем в романе. Характерные примеры записей:
Наказание розгами. Сечение. Дранье, дёрка, дёра. Порка, поронье. Стеганье, стёжка. Хлестанье. Березовая каша, лапша. Припарка. Жарёха. Дать жареху —
Ряз., Кад., Выт.Очевидно, уже на ранней стадии работы над «Мелким бесом» писатель отчетливо представлял колорит языковой ткани романа и, следовательно, характеры и образ действий персонажей.
Черновая рукопись ранней редакции (занимает 34 тонких ученических тетради, 588 листов; на последнем листе зафиксирована дата окончания работы — 19 июня 1902)[856] открывается списком действующих лиц, в котором перечислены все персонажи «Мелкого беса» (всего — 63), в том числе писатели Скворцов (Шарик) и Степанов (Сергей Тургенев).
Весь текст испещрен густой авторской правкой, синхронной и более поздней (по цвету чернил): многочисленными перечеркиваниями, чернильными и карандашными вставками, вынесенными на поля. У многих тетрадей обложки с обозначением номера главы не сохранились; принцип авторской пагинации рукописи не ясен: архивная пагинация текста не соответствует логике сюжетного движения и композиции в романе.
Первые две главы и начало третьей (до слов: «…на скамеечке или прямо на траве») сохранились в двух списках, причем на обложке одной из тетрадей с текстом первой главы имеется авторская помета: «1-й список» — и рядом обозначены варианты названия: «Женитьба Пугаева» и «Облава». Оба заглавия вызывают ассоциации с гоголевской «Женитьбой». Вероятно, на раннем этапе работы Сологуб актуализировал марьяжный сюжет комедии: реальные притязания Варвары, девиц Рутиловых, Марты, Вершиной, Гени Преполовенской и мнимые, порожденные больным воображением героя, — княгини Волчанской и «барышни» Пыльниковой, — более всего напоминают облаву на Передонова. В отличие от Подколесина, Передонов спасается от преследователей не через окно, а как бы «слезая с ума»[857]