В конце сороковых годов, когда в СССР началась борьба с космополитизмом, в Союзе писателей состоялось «обсуждение литературной деятельности "беспартийного" писателя Ильи Григорьевича Эренбурга». Выступавшие клеймили позором автора романа «Буря», в котором «он похоронил не только основного героя… но лишил жизни всех русских людей – положительных героев». Кое-кто требовал исключения писателя из СП. Особенно яростно и непримиримо выступил Михаил Шолохов:
«Эренбург – еврей! По духу ему чужд русский народ, ему абсолютно безразличны его чаяния и надежды. Он не любит и никогда не любил Россию. Тлетворный, погрязший в блевотине Запад ему ближе. Я считаю, что Эренбурга неоправданно хвалят за публицистику военных лет. Сорняки и лопухи в прямом смысле этого слова не нужны боевой, советской литературе».
В отличие от оппонентов, Эренбург в своём ответном слове был удивительно спокоен:
«Вы только что с беззастенчивой резкостью, на которую способны злые и очень завистливые люди, осудили на смерть не только мой роман "Буря", но сделали попытку смешать с золой все мое творчество… Позвольте мне привести несколько читательских отзывов. Я говорю о них не для того, чтобы вымолить у вас прощение, а для того, чтобы научить вас не кидать в человеческие лица комья грязи».
Далее Эренбург цитирует несколько писем читателей, которые выражают благодарность за хорошую книгу, а в заключение он озвучил ещё одно послание:
«Дорогой Илья Григорьевич! Только что прочитал Вашу чудесную "Бурю". Спасибо Вам за нее. С уважением И. Сталин».
Нетрудно предугадать, как собравшихся на «линчевание» отреагировали на последние слова, сказанные Эренбургом. Но тут надо бы пояснить, что ещё до описанных событий, после того, как на публикацию его произведений был наложен запрет, Илья Эренбург пишет Сталину:
«Дорогой Иосиф Виссарионович, исключительные обстоятельства принуждают меня обратиться к Вам. С февраля месяца все газеты и журналы оказались для меня закрытыми… Никакого объяснения мне не дали. Таким образом, я лишен возможности вести ту работу, которую вел, не могу бороться против американского империализма, не могу служить Родине… В учебных заведениях… объявляют на лекциях студентам, что я больше не существую как писатель… Только острота положения и невозможность найти выход заставляют меня беспокоить Вас, прошу мне это простить. С глубоким уважением, Илья Эренбург».
Ответом на эту мольбу о помощи и явилась записка Сталина, с помощью которой Эренбург заткнул рот своим хулителям. А через год ставший уже дважды лауреатом Сталинской премии писатель обращается к вождю с новой просьбой – позволить ему выехать на пару месяцев в Европу для сбора материала к продолжению той самой «Бури». В письме есть интересная приписка: «Я не могу закончить это письмо, не высказав Вам того, о чем мы все сейчас думаем: не пожелав Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, здоровья и счастья». Не знаю, съездил ли Эренбург в Европу, но продолжение «Бури» написал – это был роман «Девятый вал».
С таким защитником Эренбургу были не страшны никакие кляузы, наветы и доносы. Что удивительно, благосклонность всемогущего вождя он заслужил всего через несколько лет после того, как покинул «Совдепию», так и не признав власть большевиков. Вот как писатель-эмигрант Василий Яновский, знавший Эренбурга по Парижу 20-30-х годов, описывал его деятельность в те годы: «В продолжение десятилетия обманывал и соблазнял французских интеллектуалов, рассказывая им про сталинский рай, хотя сам валялся в истерике, когда его вызывали на очередную побывку в Москву».
Надо бы разобраться в том, как сам Эренбург объяснял довольно странные повороты в своём мировоззрении, какое обоснование дал своей идеологической позиции, как представлял себе роль еврейского писателя в мировой культуре. Сначала обратимся к эссе «Портрет еврея» – его автор Борис Парамонов хорошо известен слушателям «Радио Свобода»:
«Есть гениальные философы, но люди понимающие давно уже догадались, что философия есть род художественной игры, что строится она не на поиске истины, а на создании мифа. Означает ли сказанное, что евреи – художники по преимуществу, или, что то же самое, гении, что еврейский народ гениален в своей массе? Думаю, что никто не решится сказать такое, тут не нужна философия, достаточно статистики. Однако какой-то соблазн в этой теме существует, и не зря Эренбург в «Ложке дегтя» пытался отождествить литературу с еврейством как таковым».
Весьма насыщенный мыслями текст, как всегда у Парамонова. Что ж, почитаем «Ложку дёгтя», написанную девяносто лет назад. Здесь Эренбург, как это ни удивительно, сравнивает евреев с солью в супе:
«Без соли человеку и дня не прожить, но соль едка, ее скопление – солончаки, где нет ни птицы, ни былинки, где мыслимы только умелая эксплуатация или угрюмая смерть. Я не хочу сейчас говорить о солончаках – я хочу говорить о соли, о щепотке соли в супе».
Сразу возникает опасение: если суп пересолить, то для еды он станет совершенно непригодным. С другой стороны, несолёный суп сможет съесть только не совсем здоровый человек, страдающий повышенным артериальным давлением – да и то не всякий согласится на подобную диету. Как ни стараюсь, не пойму, с какого бодуна пришло Эренбургу в голову подобное сравнение. Неужто авторы «Войны и мира», «Анны Карениной», «Братьев Карамазовых», «Идиота», «Вишнёвого сада», «Тихого Дона» и «Мастера и Маргариты» только прикидывались русскими, нахально обманывая публику? Возможно, и Цветаева – это литературный псевдоним? И вообще, при чём тут поваренная соль? Какая соль понадобилась Достоевскому, чтобы создать свои творения? Чем Платонов подсаливал свои великолепные рассказы? Может быть, Швондера из повести «Собачье сердце» нужно идентифицировать как соль? Впрочем, без него и впрямь было бы немного пресновато. Однако «закатный» роман Булгакова вряд ли пострадал бы, если изъять оттуда Литовского и Берлиоза, заодно убрав с Патриарших «убийственный» трамвай. А уж Платонову такие персонажи даже и не снились.
И всё же, на что Илья Григорьевич нам намекал? Хотел предупредить, чтобы не дай бог не пересолили? Об Эренбурге многие уже забыли, а Достоевского и Булгакова во всём мире помнят до сих пор. Но почему? Может быть, причина в том, что кругом одни антисемиты?
Судя по всему, Ленин и Троцкий в большевистской революции делали ставку не только на пролетариев, но и на евреев. И в этом есть своя логика – пролетариату нечего терять, а тем, кого унизили введением черты оседлости, позарез нужна была свобода. Однако ставка на национализм чревата неприятными последствиями. Реакцией на успехи евреев в борьбе за место под солнцем стали отчасти и репрессии 37-го года, и гонения на космополитов через несколько лет после окончания второй мировой войны, когда пострадали многие писатели и литературоведы. Попытки избавиться от конкурентов в литературе предпринимались и гораздо позже – с этой целью в 1958 году был создан Союз писателей РСФСР. Вот как формулировал задачи нового союза Леонид Соболев на ужине для особо приближённых, цитирую по книге советского эмигранта Леонида Финкельштейна (печатался под псевдонимом Владимиров) «Россия без прикрас и умолчаний»:
«Вы меня поймите прaвильно, товaрищи, я не aнтисемит, у меня мaссa друзей евреев, я зa то, чтобы евреи трудились во всех облaстях нaшей жизни нaряду с другими нaциями, но в литерaтуре, в великой русской литерaтуре, им делaть нечего».
Сразу оговорюсь, что всему написанному в книге Финкельштейна не стоит верить – эмоции и предубеждение не позволили автору судить более или менее объективно о том, что происходило в стране до его отъезда за границу. Вот и обвинения в адрес Льва Никулина, как мы уже убедились, основаны на слухах: «он оклеветaл и убил рукaми стaлинских пaлaчей не кого-нибудь, a крупнейшего писaтеля XX векa Исaaкa Бaбеля». Что же касается фразы, приписываемой Леониду Соболеву – такие высказывания приходится слышать до сих пор, касаются ли они литературы или же политики.
Досталось от Леонида Финкельштейна и Ивану Шевцову, автору скандального романа «Тля». А суть дела в том, что, по мнению Финкельштейна, «один из сaмых зловонных критиков-клеветников, критиков-доносителей времен Стaлинa» Дмитрий Еремин в одной из своих статей «возжелaл покaзaть, что Синявский двуличен: публиковaл зa грaницей обличительные произведения, a в своей стрaне, выступaя кaк литерaтурный критик, ополчaлся нa тех, кто "чернил советское общество"»:
«Еремин взял выдержку из громовой стaтьи Синявского в "Новом мире", где А. Синявский, действительно, нaпaдaет нa писaтеля Шевцовa зa искaженную кaртину современного русского обществa. Но дело-то в том, что Синявский в этой зaмечaтельной смелой стaтье подверг рaзгрому подлый и aнтисемитский ромaн Шевцовa "Тля", где aвтор утверждaл, что евреи "пролезли" нa руководящие роли в советской литерaтуре и искусстве. Против тaкого гнусного искaжения действительной кaртины и выступил Андрей Синявский, честь ему и слaвa. А Еремин, не нaзвaв стaтьи, вырезaл из нее кусочек, рaссчитывaя, что дурaк-читaтель не узнaет откудa это и поверит в двуличие Синявского».
Любопытства ради, встав в позу дурака, прочитал статью Синявского «Памфлет или пасквиль?» и вот что обнаружил:
«Автор настолько увлёкся и сгустил краски, что – по всей вероятности невольно, сам того не желая, – выступил в роли очернителя нашей жизни и культуры. Уголовные типы, дельцы, прохвосты составляют в романе «Тля» мощную организацию, этакую всесильную мафию, гласно или негласно управляющую эстетической жизнью страны».
Самое интересное, что в статье нет ни единого слова о евреях. Синявский обвиняет Шевцова только в том, что он выступает против новаторских течений в литературе и искусстве, что своим романом он «проповедует невежество под видом реализма и смешивает с грязью художественную общественность». Как видим, кое в чём оказался прав Ерёмин – Синявский и в самом деле «ополчался» на очернителей. Однако Финкельштейн видит смысл статьи Синявского лишь в том, что он встал на защиту оклеветанных евреев.