Играла тихая музыка, мы немного потанцевали. Мне хотелось, чтобы он меня поцеловал. Если быть до конца честной, то я и к большему готова. Но поняла, что если между нами что-то и произойдёт, то не сегодня.
Весь следующий день я думала о Сергее. Как наяву ощущала запах его парфюма и сигарет, запах его кожи. Просто наваждение. Я вновь чувствовала сильные руки на своей талии. Мне нравилась лёгкая небритость Сергея, хотя когда я вижу по телевизору, например, ведущего Андрея Малахова, то мне всегда хочется его побрить. Хотя как ведущий он мне очень даже нравится.
Не работалось и не писалось. В растрёпанных и рассеянных чувствах я лазила в интернете, разглядывая достопримечательности разных городов, мечтая о том, куда я полечу, когда пандемия закончится. Я не слишком люблю пляжный отдых, тюленье валяние на берегу. Мне гораздо ближе музеи и картинные галереи. Ещё я люблю многокилометровые пробежки по городам пешком. Без группы туристов, в одиночку. Мой бывший муж как-то произнёс по отношению ко мне: «Для бешеной собаки семь вёрст не крюк». Разве так говорят о любимой женщине?
Впрочем, теперь мне ясно, что Мишка меня никогда не любил. Для него это был лишь спортивный интерес. Женщины в его руки падали гроздьями, он ведь неотразимый красавец. А во мне его привлекло то, что меня пришлось добиваться. Да ещё и соревноваться при этом со своим другом Виталиком. С ним они учились вместе в школе и дружили с первого класса. Когда за мной стал ухаживать Виталий, тут и у Мишки проснулся ко мне бешеный интерес.
Кстати, Виталик живёт хорошо. Коренной москвич, он уехал в деревню, завёл фермерское хозяйство. Весьма успешно продаёт яйца, молоко, творог, сметану, сыры какие-то необычные, с пряностями. У него трое детей, с женой они хорошо живут, дружно.
«Эх, дура ты, Сашка! Надо было Виталика выбирать. Каталась бы как сыр в масле. Сидела бы на свежем воздухе, писала свои книжечки, питаясь натурпродуктами. Хотя… его жена вроде сама за скотиной ухаживает».
В молчаливой задумчивости бродила я по туристическим сайтам. Я никогда не знаю, что меня зацепит или «торкнет», или «вштырит», как выражался мой бывший…
Так случилось и на этот раз. «Рваные» скульптуры Бруно Каталано. Меня словно током шарахнуло. Мужчины и женщины с чемоданом или саквояжем в руках, руками, ногами и почти напрочь отсутствующим туловищем.
«Les Voyageurs» («Путешественники») – серия работ. Что он хотел сказать, этот французский скульптор итальянского происхождения? Я начала подробнее читать об этом. Многие думают, что в своих скульптурах автор показал эмигрантов, тоскующих по Родине. Кто-то считает, что пустота символизирует отсутствие внутреннего дома, кто-то – наоборот, что путешественники открыты к новым впечатлениям, впитывают их, как губка.
Я рассматривала эти необычные скульптуры, поражаясь тому, как можно до такого додуматься и осуществить технически. Ведь полнейшая асимметрия, а стоят прочно.
Особенно зацепила меня одна. Говорят, скульптор в ней изобразил Ван Гога. Стоит эта скульптура в деревушке Сен-Поль-де-Ванс, на Лазурном берегу. Вот куда я обязательно поеду, когда пандемия закончится. Скульптура переносная, её устанавливают то на тихой улочке, то на площади, то на морском берегу. Я всё больше вглядывалась в эту скульптуру, и видела в ней не Ван Гога. Моего соседа Сергея – вот кого напоминала эта неприкаянная фигура. Стало тоскливо оттого, что сильный человек, выполнявший приказы там, куда его посылали, верный присяге, оказался не у дел. Нет, в материальном смысле его не обидели. Пенсию назначили приличную, он не бедствует. Но то, что нестарый ещё мужчина не может найти себе применения в мирной жизни, показалось мне несправедливым.
И мне мучительно захотелось заполнить все пустоты в его душе и жизни, как-то способствовать адаптации к мирной жизни.
«И даже неважно, будем ли мы вместе как мужчина и женщина, как пара, чисто по-человечески», – убеждала я себя.
«Ой, себе-то не ври, Сашка! Именно как пара. Ты ведь очень хочешь стать его женщиной, не так ли?» – отвечал мне внутренний голос. Так-то так. Только ни за что в этом не признаюсь. Никому. Даже себе. А уж ему – тем более.
***
Мои размышления прервал звонок от шефа.
– Александра, новости смотришь? Президентом и правительством принято решение о смягчении режима самоизоляции. Возвращаемся в Москву. В понедельник жду на рабочем месте.
«Господи, за что мне это? Не хочу, не хочу, не хочу уезжать!»
Я собирала вещи. Позвонила в дверь Сергея, чтобы попрощаться. Его дома не застала. Поняла, что номерами телефонов мы с ним не успели обменяться. Ещё несколько раз звонила в соседнюю дверь, но Сергей так и не вернулся. Я пыталась посылать ему мысленно импульсы:
«Вернись домой, вернись!»
Но безуспешно. Так и уехала, не попрощавшись.
***
Москва удивила непривычной безлюдностью. И людей, и машин на улицах мало.
Дома было относительно чисто, хотя я отсутствовала почти полтора месяца. Вытерла пыль, вымыла окна и полы. Давно уже работа по дому не приносила мне такого удовлетворения. Перед походом в супермаркет сварила кофе. С наслаждением вдыхала любимый аромат, уютно устроившись в любимом кресле. Ощутила радость от возвращения домой.
После ужина зависла в соцсетях. Одна мысль настойчиво сверлила мне мозг: Сергей. Сначала она колола виски тонкой иголочкой, потом превратилась в самую толстую иглу от бормашины, ну той, что стоят в кабинетах стоматологов.
Попыталась найти в инстаграме Сергея. Благодаря болтливости ярославской соседки моей тёти Таи – Анны Семёновны, я знаю его фамилию, довольно редкую. В инстаграме, где я бываю чаще всего, по фамилии его найти не удалось. Хотя кто знает – он здесь, может быть, какой-нибудь @polkovniky_nikto_nepichet? Засыпая, думала о том, что надо поискать его в других соцсетях.
***
Московская жизнь закружила, затянула, словно огромный водоворот. Первая планёрка повергла в шок. Шеф был рад нас всех видеть, но почему-то прятал глаза. Смотрел секунду на нас, переводил взгляд на дверь, окно, лампочки на навесном потолке, кактусы, разведённые в его кабинете делопроизводителем Алёной. Александр Иосифович обводил мизинцем правой руки рисунок дерева на своём столе – пластик он не любил. Вид имел весьма обескураженный.
Всё выяснилось, когда он предоставил слово своему заму Иосифу Шейману. Фамилию последнего персонажа всем в нашей редакции хотелось произнести по-другому: Шельман. Внешне Иосиф напоминает знаменитого продюсера – своего тёзку. Он невысокого роста, лысый, похож на похудевшего Шрека. Глаза хитроватые, голос вкрадчивый, общее впечатление от Аркадия: если он встретит человека семи пядей во лбу, то и такого объегорит.
Когда он начал вещать, все сразу поняли, почему Александр Иосифович вёл себя так необычно. Дело в том, что до коронавируса шеф настаивал на честности в отношениях с нашими авторами. Он говорил, что сотрудничество должно быть взаимовыгодным.
«Талант не должен быть голодным, – заявлял он тогда, – он должен заработать на кусок хлеба с маслом, да ещё и с икрой. Если он живёт в приличных условиях, имеет хорошую машину, обеспечивает лучшее образование своим детям, ездит отдыхать туда, куда хочет, а не туда, на что хватает денег, то он и шедевр родит нам в срок».
Не все с ним соглашались. Мировая литература знает множество примеров, когда бестселлеры написали авторы, находящиеся в весьма стеснённых условиях. Начиная с множества российских писателей XIX века, с трудом сводивших концы с концами, неделями питавшихся лишь хлебом и чаем, творивших в тёмных и сырых каморках, в углах, покрытых плесенью, и до Джоан Роулинг, например. Она писала свои книги о Гарри Поттере в кафе, потому что у неё не было денег на то, чтобы оплачивать отопление своего скромного жилья.
Иосиф Шейман начал по-другому.
«Уважаемые коллеги! Жизнь заставляет нас менять политику нашего издательства. Книжные магазины закрыты, продажи упали почти до нуля. Мы должны зарабатывать! Ищем на Литресе, Ридеро, прочих ресурсах, в инстаграме, молодых, интересных авторов! Предлагаем им сотрудничество. Заключаем договоры. Никаких пунктов о выпуске бумажных книг. Права на их электронные версии должны стать нашими. И ещё мы должны создавать аудиоверсии. Люди охотно слушают аудиокниги в машине», – излагал он новую политику издательства.
Всё больше моих коллег хмурилось.
– Но это же обман! Ни за что не буду предлагать этого Егору Л., – сказала Кира.
– Где мы возьмём столько молодых и талантливых? – спросил Сева Игнатьев.
– Где – я уже сказал, – кипятился Шейман. – Читайте больше! Я вот за две недели наметил целый список.
– И что, много накопали? – Сева всё сильнее нарывался на неприятности.
– В инстаграме: Настя Б., Наталья Л., Любовь К., Александр Г., Александра Д., Татьяна Ж., Жанна Д., Ольга Г., Анастасия Д., Евгений М., Анастасия С. – все они должны быть нашими! – заявил Иосиф.
– Почти обо всех впервые слышу, – не унимался Сева.
– Вот, на днях ещё нашёл: Ирина Ломакина.
– Ломакина уже немолода, – Сева кого-то всё же читал.
– Бес-то-лочь! Дело не в возрасте, а в перспективности автора! Да, тётка немолода. Но пер-спек-тив-на-я! Слог неплох, сюжетов – море, пишет в разных жанрах, быстро, каждый день.
– Ну, уж прямо, вторая Донцова?
– Донцова – не Донцова, а работать с ней надо! – сказал Иосиф.
– Александра! Ты возглавишь новое направление! – обратился он ко мне. – Мы будем авторов о-бу-чать! Проведём платный марафон. Цену на первый раз поставим символическую. Наша задача – чтобы на удочку клюнуло как можно больше народу. А мы потом: «Бах!» Цену поднимем и будем в шоколаде. Дальше предложил мне составить план обучения, набрать лекторов из наших. Пятнадцать человек намечено задействовать на этом направлении.
Коллеги вяло возражали.
– А кому не нравится – пишите заявления об увольнении. Сокращения всё равно будут. Вы должны бороться за место под солнцем, – резюмировал зам.