Писательский биатлон — страница 32 из 34

И тотчас вспышкой в голове Эйота загорелись слова отца, его глаза, стан его крепкий и волосы, сединой, точно снегом, припорошенные. А за плечами могучими отца встали старики постарше, молодцы крепкие, мужчины коренастые. И у всех огнём синим глаза загорелись. Почувствовал Эйот в себе силу своего древнего, могучего рода.

Открыл Эйот очи и уставился на ведьму. Вспыхнули зрачки его синим пламенем, как огнём великого рода, и скользнули по ведьминому лицу.

Отпрянула тень, закричала нечеловеческим голосом, разносясь страшным эхом над лесом:

– Это ты! Ты потомок проклятого рода!

Понеслась тень в сторону стоявшей у костра старухи, разделившись надвое. Одна часть замерла на земле, вторая слилась с ней. Вспыхнула старуха синим огнём, как сухая головешка. Заметалась по поляне, от огня её загорелся старый дуб. Корни, что держали Эйота, исчезли, словно их и не было.

Вскочил он, бросился к Марме – лежит она бездыханная. А недалеко тень, что из неё вышла, трепещет на ветру, пугается мечущейся по поляне ведьмы. Поднял Эйот Марму, перенёс и положил на тень. Вошла она в тело девушки, и тотчас Марма встрепенулась, вдохнула всей грудью и открыла глаза:

– Эйот, – прошептала она побледневшими губами и, едва заметно улыбнувшись, опала на землю.

Встал Эйот и пошёл в сторону ведьмы. Поднял руку, и губы его сами по себе зашептали древние заклинания, доселе ему не ведомые. Завизжала горящая синим пламенем ведьма, встрепенулась и остановилась. Стало её иссохшее тело превращаться в пепел. Осыпалась старуха чёрными углями на землю. А посреди горстки пепла осталось лежать живое её сердце.

Взял Эйот сердце, засунул за пазуху и вернулся к Марме. Подхватил девушку на руки и пошёл прочь с проклятой поляны, догорающей синим пламенем.


***

Затянула песню Мамая, дочь шамана. От её завываний проснулся люд, затрепетали сердца – знамо, быть переменам. Тотчас все повыходили на улицу, чтобы лучше слышать слова той песни.

С раннего детства Мамая слыла пророчицей. Сядет, бывало, на рассвете у шатра шамана, песню грустную затянет про падающих птиц и кровавые реки – знай: быть беде. Придут охотники с плохими вестями, погиб кто-то в битве с диким зверем. Вот и теперь Мамая пела, через песни свои сказывала о том, что грядёт.

Скоро, совсем скоро расступится лес и явится новый шаман. Да вот кто это – никому не ведомо.

Тем временем Эйот из последних сил ступает по заснеженному лесу. Снегоступы в болоте утопил, силы давно покинули, а тащить непосильную ношу надо. Да и как оставить Марму в лесу, звери разорвут. А она лежит в его руках, и неведомо, бьётся её сердце или нет. С тех самых пор, как поднял он её и понёс, в себя не приходила. Руки болтаются плетьми, за кусты цепляются, мешают идти.

– Помогите мне, духи лесные. Дайте сил мне, предки далёкие, – упал Эйот на колени, положил пред собою Марму, не может дальше идти.

Грудь печёт огнём, обжигает кожу, не даёт дышать.

Сложил перед собою руки Эйот и взмолился своим богам. Всю ночь по снегу шёл, блуждал в темноте, пока не нашёл дорогу в селение. Уж и немного осталось, да невмоготу.

Слышит Эйот – словно крыльями машет большая птица. И явился ему огромный филин. Не успел Эйот лица заслонить, как бросилась птица к нему и, о чудо, села на плечо, сложив свои мощные крылья.

Эйот замер, шелохнуться боится. Что за диво такое – филин на плече сидит. И чувствует он, как сила возвращается. Словно и не было бессонной ночи, бездонной топи да старой ведьмы с цепкими корнями. Наполняется его тело соком жизненным, энергией неугасимой.

Встал Эйот, подхватил Марму и пошёл в сторону селения.


***

Собрался народ у лысого дерева, всматривается в лес седой, ещё пуще поседевший за ночь. Ждёт возвращения своих сыновей да братьев.

– Неужто дочь шамана сердце принесёт? – шепчутся в толпе, поглядывая на шалаш шамана.

А вот уж и старик стоит, опирается на трость свою, носом ведёт, словно добычу хочет учуять.

Ушли на север. С севера и ждут.

Вдруг раздался треск сломанных веток, и совсем с другой стороны, появилась фигура, несущая девушку на руках.

Разом охнула толпа. Не иначе, дочь шамана убита.

– Дочь моя! Что ты с ней сделал, – закричал шаман и бросился к Эйоту.

Положили Марму на снег, солому подстелили.

– Я не знаю, жива она или мертва. Дубовая ведьма из неё тень забирала, – сказал Эйот, глядя на шамана.

Марма застонала, как от боли. Бросился шаман в свой шатёр и вынес оттуда чашу с жидкостью. Поднял он голову дочери и стал вливать своё варево. Повёл Эйот носом – запах мерзкий у чёрной воды шамана. Если стоять рядом, выворачивает наружу. А Марма сделала несколько глотков, открыла глаза и закричала:

– Он убил мою мать!

Толпа тотчас расступилась, оглушённая такими словами. Никто не помнит, куда пропала жена шамана, что с ней сталось. Слова Мармы испугали всех. Не её ли сердце добыл Эйот?

Лишь шаман остался стоять с каменным лицом. Словно и не про его жену сейчас дочь кричала.

– Не гневи богов, дочь моя. Значит, так им угодно. Мы и так слишком долго во главе стояли. А виной тому была твоя мать, отдавшая своё сердце чёрным богам. А коль больше ведьмы нет, бояться нечего. Мы своё дело сделали. Можно нового шамана называть, – сказал шаман и бросил взгляд на Эйота: – Покажи сердце.

А у Эйота в груди так горит огнём, словно он вместо сердца угли горящие засыпал себе за пазуху. Сунул он руку, схватил сердце и достал на свет. Осветилось все вокруг, и в руках у Эйота на глазах у всех живое сердце старухи превратилось в синий сапфир.

Тотчас пуще прежнего в его груди запекло. Ноги подкосились, в глазах потемнело, и выпал сапфир из ладони широкой. Затрясло Эйота и упал он на снег. И почувствовал, словно расходится кожа на его спине. Будто звери рвут его тело на части своими острыми зубами. В голове загудело.

– Видно, смерть накликала старуха проклятая. Не бывать мне шаманом, – прошептал Эйот, корёжась в судорогах.

Народ вокруг загудел. И только старый шаман оставался по-прежнему спокойным.

И вдруг стало Эйоту легко и хорошо. Поднял он голову и почувствовал, как вместо рук его расправились крылья. Взмахнул ими и взлетел в небо филином.

Ахнули все, расступились, головы подняли, смотрят на птицу. Никогда ещё не видели они, чтоб человек в кого-то превратился. Покружился Эйот над селением, над лесом сделал круг и опустился в толпу, тотчас обретя прежний облик.

– Истинная сила в тебе проснулась, брат мой, – бросилась к нему сестра, обняла и стала целовать. – Как же я хотела тебя уберечь. Знала я, что рождён ты, чтоб вернуть силу роду своему. Но куда тебе, молодому, неопытному, тягаться со старым шаманом. Прости меня, брат мой любимый, что не рассказала тебе правду. Сила твоя из древнего рода. Уж боялась я, не пробудится она уже, хоть и филин о беде предупреждал всегда. Нет в округе никого, кто сможет с тобою силой измеряться.

Преклонили все колени перед новым шаманом. Теперь ни у кого не было сомнения: Эйот – потомок великого рода и в нём сила огромная. Быть ему главным.

Подошёл старый шаман к Эйоту, достал из своего посоха камень красный и протянул посох новому шаману:

– Подними свой камень. С ним твоя сила безгранична. Да береги пуще очей своих, ибо в нём спрятано зло.

Взял Эйот посох, подхватил сапфир да вставил в выемку. Стал он как влитой, словно для камня этого и был сделан. Ударил Эйот посохом о землю, и тотчас снег свалился с ближайших деревьев, накрыв всё вокруг сугробами.

– Прощайте, люди добрые, – сказал старый шаман. – Пора нам, дочери, уходить, уступать место.

Подняла Марма сумку свою с вещами, забросила на плечо и глянула на Эйота.

– Погодите, – крикнул Эйот. – Куда собрались?

Подошёл он к Марме и стал на колени:

– Будь моей, достойная ведья. Я хочу, чтобы мои дети были сильными, как я, и обладали знаниями, которые им дашь ты.

Опустила глаза свои Марма и сказала с вызовом Эйоту:

– А сумеешь ли ты справиться со мной?

Вскочил Эйот, схватил её, притянул к себе, прижался всем телом и поцеловал в горячие губы:

– Теперь точно смогу. Да и пророчица нам в селении не помешает, – сказал он, бросив взгляд на Мамаю, младшую сестру Мармы.

Возликовала толпа, отдавая почести новому шаману. Новому шаману и его молодой жене.

Снова запела Мамая. Каждый знал – быть добру.


Победа любой ценой

Настя Жолудь @steischa_tut


– Внимание! Русалки и водяные! Все к зелёной линии старта! – кричала, сидя на соме Ульяна, жена Водяного.

В метре от края озера у листьев кувшинки собрались обольстительные русалки, синеволосые потерчата14, кривые водяные черти, острозубые мавки и страшные топельцы15. За спинами у всех висели луки.

– Русальная неделя подходит к концу. Сегодня – особый день праздника. Напоминаю правила, – громко говорила добротная Ульяна. – Передвигаться можно только по воде в человеческом обличье. На ногах должны быть травяные лыжи. Помощники и смазка не возбраняются. По команде «ква!» великого Жаба можно начинать гонку. Сегодня впервые выступает русалка Арина. Поприветствуем её!

Арина смело махала рукой зрителям на берегу. На состязание пришли посмотреть как лесные, так и домашние духи.

– Какая красава, – перешёптывались между собой домовые.

– Знаю я эту Арину, ей палец в рот не клади – откусит с головой сразу, – отметил дедушка Лесовик. – Хлопцы как трутни на мёд клюют на эту вертихвостку.

– Ой, ну что наговариваешь, – зашушукались домовые. – Ну тебя, старый пень!

Лесовик хотел стукнуть ближайшего домового, но Ульяна продолжила:

– Кто больше всех венков принесёт – у того будет три желания в году. Муж мой проследит за исполнением. Напоминаю, что вы должны закрыть сначала пять рубежей. На каждом – семь лягушек-мишеней. В конце эстафеты, на другой стороне озера, венки. Берёте их по количеству сбитых лягушек. Готовы?