Как-то вечером он бродил по галерее Боргезе, изучая картины, как вдруг услышал, что его окликает знакомый голос. Он обернулся. Это была Лаура.
— Привет, — сказала она, явно удивленная встречей. — Что привело тебя сюда, Бруно?
Отложив блокнот, он пробормотал что-то про новую экспозицию.
— Ну, раз уж ты здесь, давай я покажу тебе моего любимого художника, — предложила Лаура, взяла Бруно под руку и повела в следующий зал.
— Ты имеешь в виду Караваджо?
— Откуда ты знаешь?
Бруно пожал плечами.
— Томмазо рассказывал.
Они остановились перед картиной Караваджо «Юноша с корзиной фруктов».
— Тебе нравится свет, — сказал Бруно. — То, как он падает сбоку, оставляя пол-лица в тени.
— Точно. Именно это мне и нравится.
— А Томмазо видит это все, — он указал на картину, — с точки зрения еды.
— Правда?
— Да. Он мне сам говорил. А еще он говорил, что по манере художника можно определить, что он любил есть. Тогда получается, что Микеланджело — несомненно флорентиец. Он любил жареное мясо, и чем проще, тем лучше, — Бруно указал в противоположный конец зала. — Рафаэль — это изящество и свет, как и кухня его родного Урбино. А Караваджо родился в Риме, и у него римский аппетит. Его «Тайная вечеря» — настоящий римский ужин с жареной птицей, только что из печки, и рядом тарелка contorni[35]. Именно так и поел бы он сам в своей любимой osteria.
— Все это тебе сказал Томмазо?
Бруно посмотрел на нее, думая, что она шутит, но Лаура была абсолютно серьезна.
— Пожалуй, он прав, — сказала Лаура, снова беря его под руку и ведя дальше по галерее, — Рафаэль был влюблен в дочку булочника и в ее честь стал вставлять в свои картины хлебобулочные изделия. А Караваджо почти все время сидел без гроша в кармане и, наверно, думал о следующем обеде, когда писал картины. Я обязательно расскажу своему учителю о том, что сказал Томмазо. Думаю, ему будет интересно.
В тот вечер Бруно посчастливилось купить на блошином рынке Порта Портезе старую поваренную книгу, и он принялся за эксперименты. Остановился на жареной курице, фаршированной сладким перцем, в свою очередь фаршированным фигами. Бруно кое-что добавил в рецепт, чтобы он стал еще лучше.
Лаура лежит в постели Томмазо и томно потягивается. Томмазо уже ушел, чтобы проверить, как идут последние приготовления в «Il Cuoco». Сегодня наконец-то состоится торжественное открытие, а он еще не сделал тысячу разных мелочей.
Она вылезает из постели и начинает одеваться. Вчера вечером они ели маленькие артишоки, порезанные звездочками и обжаренные в масле, и Лаура, к великому своему ужасу, обнаруживает на рубашке масляное пятно. Она открывает шкаф Томмазо, чтобы позаимствовать другую рубашку, и тут же делает шаг назад.
Дверцы шкафа с внутренней стороны обклеены фотографиями. Фотографиями девушек. Здесь брюнетки, рыжие, несколько итальянок, но в основном блондинки. А вот и ее фотография. Лаура помнит, когда Томмазо ее сделал — в этой самой комнате, сразу после того, как они в первый раз переспали.
— Ох! — вздыхает вслух Лаура, когда ей становится понятен смысл этой коллекции.
Она снова смотрит на девушек. Их десятки. При ближайшем рассмотрении Лаура замечает, что большинство фотографий, как и ее собственная, сделаны здесь.
При мысли о том, что все они делили с Томмазо ту же постель, в которой только что лежала она, из глаз Лауры брызгают слезы.
— О черт! — говорит она — Черт! — Она произносит эти слова, как человек, который случайно порезался и видит первую каплю крови раньше, чем ощущает боль.
И тут же начинает ее чувствовать.
Пока ресторан заполнялся посетителями, Бруно все время поглядывал на угловой столик, который оставили для Лауры и ее соседки. Но тот пустовал.
В половине второго начали один за другим поступать заказы. Они сделали все возможное, чтобы привлечь на открытие как можно больше народу. Помогли связи Карлотты в журнальном бизнесе: зал был до отказа наполнен людьми, которые явно не ходили в этот ресторан при прежнем хозяине. Сработали и туманные деловые контакты доктора Феррары: пришли крутого вида мужчины в дорогих костюмах, на которых остальные посетители поглядывали со сдержанным уважением.
Бруно было в новинку командовать на кухне, и ему пришлось отказаться от готовки, чтобы проверять все блюда. Наконец наступило некоторое затишье, и он смог взять паузу. Томмазо выглядел очень несчастным, как собака, потерявшая косточку.
— Где Лаура? — испуганно спросил Бруно.
— Не пришла, — бросил в ответ его друг. — Мы поссорились.
Бруно замер, не успев снять кастрюлю с плиты.
— Из-за чего?
— Ерунда. Ничего особенного. Я толком и не понял. Разве не знаешь, как женщины умеют ссориться по пустякам?
Томмазо выглядел таким подавленным, что Бруно даже обнял его за плечи.
— Томмазо, мне ужасно жаль. Могу себе представить, как ты себя чувствуешь.
— Самая обычная ссора, — пробормотал Томмазо.
— Я понимаю, что ты ужасно расстроен, — тихо произнес Бруно.
— О чем ты? С Лаурой все будет в порядке. Я расстроен, потому что ввязался во все это — он обвел рукой кухню, — когда все самое главное происходит там — Пока он говорил, появилась Мария с новой порцией заказов, вручила их Бруно и, взяв с раздачи несколько тарелок, умчалась обратно в зал — Я же чувствую! Настоящая жизнь — там. А здесь… — он огляделся по сторонам и пожал плечами, — …здесь просто готовят.
— Но ведь это и есть самое главное, — осторожно заметил Бруно.
— Для тебя. А я готов повеситься. Ты можешь придумать, чем мне заняться?
— Конечно. Нужно порезать рыбу для четвертого столика.
— Отлично. Но какое удовольствие в нарезании рыбы, если никто не видит, как ты это делаешь? — горестно вопросил Томмазо и отошел.
Бруно не знал, что ему ответить. Он понял, что если вся их затея увенчается успехом, ему придется подыскать Томмазо подходящую работу.
Он снова занялся готовкой, но не мог не думать о том, почему все-таки не пришла Лаура. И вдруг те блюда, которые еще минуту назад получались у него легко, стало невозможно приготовить. Пришла Мария с новыми заказами, и Бруно передал их другим поварам, вместо того чтобы сделать все самому. Через несколько минут на кухне началась ужасная путаница. Повара спорили друг с другом, кипяток из кастрюль выплескивался им на руки, заказы дублировались либо вовсе не выполнялись.
— Что ты делаешь? — прошипел Томмазо, когда принес нарезанную рыбу.
— Я запутался, — бросил в ответ Бруно.
— Я это и сам вижу. Давай-ка побыстрее распутывайся. Вот заказ от шестого столика, который ты чуть не загубил. А там сидит репортер из «Трова Рома».
— Дерьмо! — выругался Бруно и стал переделывать заказ для шестого столика.
Мария принесла новые заказы.
— Знаете, кто только что пришел и заказал столик?
— Премьер-министр?
— Хуже. Ален Дюфре. А с ним какой-то молодой повар.
— Наверняка Хуго Касс, — пробормотал Бруно.
— Будем надеяться, что он не опознает стаканы, — сказал Томмазо.
— Посади их за соседний столик с mafiosi. Тогда Дюфре будет меньше вертеться по сторонам.
Наконец все посетители насытились, и шум в зале стих до удовлетворенного жужжания.
Томмазо разговаривал в зале с довольным доктором Феррарой. Бруно остался на кухне один. Он увидел на столе телефон Томмазо и обратил внимание на текст послания, которое Томмазо начал сочинять для Лауры.
Бруно взял телефон и прочитал: «Привет, Лаура. Извини. Увидимся завтра? С приветом, Томмазо».
Сообщение еще не было отправлено. Бруно, поглядывая через дверь в зал, стал его редактировать.
Когда он закончил, сообщение выглядело следующим образом: «Я сегодня хотел кое-что приготовить — Рецепт любви. Взять одну американку с медовой кожей и веснушками на плечах, похожими на брызги соуса чили. Наполнить ее базиликом, помидорами, арахисом и петрушкой. Нежно греть ее руками на протяжении нескольких часов, аккуратно переворачивая, и подать с вином и смехом прямо на блюде — Но, увы, одного из ингредиентов у меня нет. Может, появится завтра?»
Он дал команду отправить сообщение и напряженно ждал долгую минуту, пока наконец телефон не пропищал, что получен ответ.
«Очень мило. Зачем ждать до завтра? Я приду попозже. Надеюсь, у вас все пройдет хорошо. Люблю. Лаура».
Вернувшись, Томмазо взял телефон и вскрикнул.
— Что случилось? — спросил Бруно.
— Я, видимо, послал сообщение, случайно нажав на кнопку. Похоже, Лаура меня простила.
— Очень хорошо, — сказал Бруно и, покраснев, пониже склонил голову над кастрюлей, которую мыл.
— Pronto?
— Карлотта, это я.
— Привет, Лаура. Что стряслось?
— Я еду к Томмазо в ресторан.
— Вы помирились?
— Еще нет, но все к тому идет.
— Быстро это у вас.
Лаура улыбнулась.
— Хочу прочитать тебе сообщение, которое он мне прислал.
Карлотта выслушала текст послания и сказала:
— Это просто восхитительно, Лаура.
— Правда? Мне тоже так кажется.
— По-моему, у вас все становится очень серьезно, ты не находишь? — спросила Карлотта — Похоже, вы любите друг друга.
— Может быть. Знаешь, я сначала об этом даже не думала. Но когда я увидела те фотографии, мне пришло в голову, что однажды поверх моей могут приколоть чью-нибудь еще, и я… я этого не вынесу. — Она задумалась. — Я говорила тебе, что во время наших встреч он каждый раз меняет звонок моего мобильника?
— Очень мило. Какой на этот раз?
— «Stairway to Heaven».
— Годится. Хотя и старо, как мир. — Карлотта помолчала, потом продолжила: — Помнишь, в самом начале ты просто хотела найти человека с умелыми руками? А теперь влюбилась.
— А знаешь, что самое смешное? Что руки у него не такие уж и умелые.
— Правда? — удивилась Карлотта.
— Когда мы встретились в первый раз, это было просто физическое удовольствие. Он ведь очень эффектный, правда? Но что мне в нем нравится, так это его убежденность. У него есть страсть и стремление к цели. Он знает, что одарен талантом, и сделает все возможное, чтобы его использовать. Я понимаю, что если иногда буду готовить, мне остается только второй номер, но это неважно, потому что первый номер делает это восхитительно.