– Мы с вами уже вторую смену вместе работаем, а всё ещё на «вы», – Леночка улыбнулась Валентину Сергеевичу. – Перейдём на «ты». Я Лена.
– Валя, – кисло сказал доктор Носатов.
Ему явно было не до компании. «Зачем же припёрся?» – подумал Игорь.
– Ещё анекдот, – не унимался Димон. – Парень и девка лежат в постели. Двенадцать ночи. Парень такой: «Иришка, можно?»…
– Имена-то выбирай, – деланно грозно предупредила Ирина.
– Да ладно тебе, всё ништяк! – отмахнулся Димон, придвигаясь к Ирине поближе. – Короче, два ночи. Парень такой: «Иришка, можно?». Она молчит. Пять утра. Он такой: «Иришка, можно?». Она ему: «Ладно, слазь!».
Димон незаметно ущипнул Ирину.
– По рукам дам!
– Да чё ты? – ухмыльнулся Димон. – Говоришь, как моя жена!
– Ты женат?! – изумилась Ирина.
– Собираюсь! – горячо заверил Димон.
Ирина покраснела от досады и удовольствия.
– Таких женихов, как ты, у нас по двадцать центнеров с гектара!
Игорь понял, что рабочий дух Димона Малосолова неудержимо тянется к колхозной плоти Ирины Копыловой. Впрочем, как ни странно, в Ирине и вправду было что-то очень чувственное. Природная избыточная спелость. Но Игорю больше нравилось тайное изящество – такое он уловил в Веронике. Игорь вспомнил, как Вероника вдруг перевернула его и оказалась сверху, но гибко склонилась, целуя в губы, – словно извинялась, что перехватывает первенство в любви. Игорь обвёл салон кораблика глазами – ему захотелось выбить запаянное окно головой и помчаться к Веронике.
– А ты правда трупов резал? – наивно спрашивала Леночка у доктора.
– Не будем об этом, – поморщился Валентин Сергеевич.
– Тебе, наверное, неинтересно со мной, – обиделась Леночка. – К тебе на приём в больницу, наверное, много девушек приходит. Ты уже всё видел.
Валентин Сергеевич тоскливо вздохнул и потянулся к водке.
За Жигулями догорел закат, над Волгой стемнело, и в салоне зажгли свечку. Маленький жёлтый огонёк отразился в каждом окне – блестящем и чёрном. По низкому потолку плескало отсветами, когда трамвайчик чуть покачивался на уже бессильной волне от прошедшего вдали теплохода.
Захмелев, Димон приобнял Ирину и бубнил ей в ухо:
– Палычу на пенсию через два года, ему ваще ничё не надо, а я судно как бог знаю, спокойняк меня капитаном поставят!
Захмелевшая Лена, не замечая бесполезности своих усилий, заигрывала с доктором, который от выпивки всё глубже впадал в меланхолию. Казалось, что наплывающая темнота пугает его до чёртиков, потому он и торчит в компании, в которой ему нечего делать и нечего говорить.
– Я что-то кашляю уже два дня, – жеманно жаловалась Лена. – У тебя в медпункте есть аспирин? Пойдём к тебе туда?
– Есть… Нету… Туда нельзя… – мялся Валентин Сергеич. – Там у меня больной ребёнок в палате… Лучше покурим!
– Я с тобой! – быстро подхватилась Лена.
Валентин Сергеевич, а за ним и Лена протиснулись между столом и диванчиками и направились к лесенке наверх. Ирина проводила их взглядом.
– Чего же ты Ленку проворонил? – с усмешкой спросила она у Игоря. – Отбили девку у лопуха.
– Игорёха-то не лопух! – хохотнул Димон. – Чё ему Ленка? Он уже с Вероничкой на штукель-дрюкель замазался!
Игорь едва не взорвался от возмущения. Ведь он же просил Димона молчать!.. Блин, сам виноват! На кой хрен он рассказал этому дэбилу про Веронику?! А Ирина даже отстранилась от Димона, глядя на Игоря с таким хищным интересом, словно узнала про непогашенную судимость.
– С Несветовой? – переспросила она так, будто не могла поверить в чудовищность этого морального падения. – Ты с Несветовой?
– Замяли тему, – поставил границу Игорь.
Ирина понимающе хмыкнула.
– Ладно, нам пора, – завозилась она, освобождаясь от лап Димона.
Связь Игоря с Вероникой послужила ей назидательным укором.
– Куда?! – отчаянно возопил Димон.
– Пора-пора, – твёрдо сказала Ирина. – Пусти!
– И я пойду! – сразу заявил Игорь.
Если Ирина возвращается в корпус – значит, Вероника свободна.
На верхней палубе доктор Носатов и Леночка стояли возле ограждения и смотрели на Волгу. По Леночке было понятно, что ничего не случилось – ни объятий, ни поцелуев. У обоих – у доктора и вожатой – был такой вид, будто они размышляли: не броситься ли им за борт? Но причины утопиться в Волге у Леночки и Валентина Сергеевича явно были совершенно разные, и тонули бы доктор с вожатой совсем поодиночке, без взаимопомощи.
Валентин Сергеевич смущённо обрадовался, когда Ирина забрала Лену.
«Пусть Носатов напивается с Димоном! – подумал Игорь. – Кисляй и балабол – два сапога пара, и оба левые!»
Ирина решительно шагала под фонарями Пионерской аллеи, под руку поддерживая поникшую Леночку. В кустах акации чирикали ночные птицы. Игорь шёл следом. Ирина довела Леночку до ответвления дорожки в первый корпус и направила домой. Леночка даже забыла попрощаться с Игорем.
Ирина развернулась на Игоря. Её очки сверкали под фонарями.
– Передай Диме, чтобы не обижался на меня, – потребовала Ирина. – Он хороший парень, нормальный, не то что ты. Но ни о чём таком пусть не мечтает. Я девушка порядочная, и до мужа ничего не будет.
Игорю захотелось снять шапку, если бы она у него имелась.
– Передам, – согласился он, – если ты передашь Веронике, чтобы вышла.
– Поздно уже! – отрезала Ирина. – Надо спать! Она не выйдет к тебе.
– Выйдет, – спокойно возразил Игорь.
Глава 12Их много
– Усатого сёдня ночью не будет, пацы, – авторитетно заявил Гурька. – Он на корабле бухает со своим моряком. У них ещё доктор и Толстая.
Толстая – это, конечно, Ирина Михайловна.
– Откуда знаешь? – не поверил Славик Мухин.
– Я спецом подсекать летал.
– Если вожатые свалили, надо баб зубной пастой мазать! – заволновался Горохов. – В лагере всегда так положено! Это закон!
Пацы лежали в своей палате по койкам, но никто не спал. За окном в сиреневых сумерках ещё чуть светились розовые стволы сосен, похожие на остывающие нити накаливания в только что выключенных лампочках.
– Лучше не щас, а дождаться, пока совсем стемнеет, – сказал Титяпа. – Девки отрубятся, и хоть что с ними делай – нифига не почувствуют!
Валерка молчал и думал: чем больше суеты, тем меньше страха.
– Не надо ходить девчонок мазать, – вдруг твёрдо возразил Лёва.
– Почему? – дружно возмутились пацы.
– Нарушение дисциплины.
– Нихрена не нарушение! – Титяпкин приподнялся и посмотрел на Гурьку с Горохом, требуя от них поддержки. – Нету Усатого с Толстой – нету никакой дисциплины, понял? Кудрявый нам не вожатый!
Кудрявый – это Саша Плоткин; Плоткин был вожатым в третьем отряде, а потому в четвёртом считался как бы ненастоящим командиром. Да и не в этом дело. Пацы чувствовали в Кудрявом слабину. Он канил. Боялся, что пионеры чужого отряда не будут ему подчиняться, а потому и не лез командовать. Если пионеры нарушают режим, то виноваты пионеры, а если пионеры не слушают вожатого, то виноват вожатый. Зачем Кудрявому быть виноватым за чужих пионеров?
– Не нравится – не ходи, Лёвыч, – подвёл итог Горохов. – А нам ты не имеешь права запрещать, понял?
Пацы успокоились, отстояв свою свободу.
– Старшаки в прошлую смену говорили, что они тоже девок мазали, – вспомнил Серёжа Домрачев. – Только у них у одного кончилась зубная паста. Он такой пошёл куда-то и где-то взял какую-то мазь. Они все ночью залезли к девкам в палату, и тот парень своей мазью намазал одну девку. А у неё ночью всё лицо облезло, и она даже не заметила. Утром встали – у неё череп!
– Фигасе! – ужаснулись пацы.
– Бли-ин, я бы тоже намазался такой мазью! – Гурька от возбуждения даже сел на койке, схватил подушку и нахлобучил на голову, будто компресс, остужающий горячие фантазии. – Бегал бы с черепом по ночам и всех пугал!
Гурька пальцами оттянул себе подглазья вниз, высунул язык и захрипел.
«Без тебя есть кому бегать и пугать!» – мрачно подумал Валерка.
– Не бывает такая мазь, – тихо возразил Юрик Тонких.
– Чё не бывает-то? – расстроился Гурька, возвращая своей подвижной физиономии привычный вид. – Ты-то откуда это знаешь, глистопед? Самый умный – по горшкам дежурный!
Славик Мухин тоже решил поведать историю из жизни.
– А у нас, пацы, одной девке говорили, чтобы не фоткалась у старшаков из девятых классов, потому что у них красная плёнка, а она говорила, что красной плёнки нет. Дак чё, сама чеканутая. Все потом над ней ржали.
Гурька и Серёжа Домрачев понимающе засмеялись.
– А красная плёнка бывает, это правда, – печально согласился Юрик.
– Чё за плёнка? – заинтересовался Титяпкин.
– На неё фотографируют, как на нормальную, а потом… – от смущения Славик понизил голос, – а потом на фотках все голые!
– Обацэ! – восхитились пацы.
– Это иностранцы придумали, – пояснил Юрик. – Они на Олимпиаде хотели всех наших так сфотографировать, а потом фотографии разбросать везде. Но милиционеры у них эти плёнки из фотоаппаратов вынули.
Валерка даже на миг забыл о своих страхах, поражённый коварством врагов и возможностью проникнуть в тайну девчонок. Пусть это и плохо, но, блин, так классно!.. Будь у него такая плёнка, он без спроса взял бы папин фотик и сфоткал Анастасийку. Конечно, эту фотку он никому бы не показал, но для себя бы всё увидел!.. Везёт же дуракам, которые эту плёнку добыли!
Неистовый Гурька измаялся ждать начала потехи.
– Всё, стемнело! – объявил он и вскочил, отшвырнув одеяло.
Так голодный человек объявляет: «Всё, закипело!» – и зачерпывает себе из кастрюли поварёшку недоваренной каши.
Лёва, лёжа в своей постели, приподнялся на локте.
– Не ходите! – повторил он, оглядывая палату.
В его тихом и уверенном голосе звучало такое гнетущее повеление, что Валерке почудилось, будто и люди, и вещи вокруг сделались вдвое тяжелее. Однако вслед за Гурькой вскочили Титяпа и Горох. Что ж, про них давно уже было понятно, что эта гоп-компания – психи дикошарые. Преодолевая сопротивление, Валерка тоже сел и спустил босые ноги на пол.