Валерки рядом с Игорем не было, он ушёл на кружок пения. На месте Валерки как-то незаметно материализовался Димон Малосолов.
– Короче, Игорёха, дело на сто рублей! – жарко зашептал он. – Там корпус пустой и комната свободна, а Иришке надо с пионерками гулять!..
– И что?
– Ну, погуляй заместо неё! А мы с ней в комнате того, ш-ш! – Димон потёр указательные пальцы друг о друга и заискивающе заулыбался.
Он по-прежнему жаждал соблазнить Ирину. Прекрасно зная Димона, нетерпеливого и легкомысленного, Игорь понимал, что тот влюбился по-настоящему, иначе давно снял бы осаду и переключился на другую девицу.
– Ирина меня терпеть не может. Согласится ли, чтоб я её выручал?
Димон сморщил свою подвижную физиономию, что означало: «Я тебя умоляю! Ради меня, конечно, согласится!»
Игорь оставил футболистов без всякого опасения за их благополучие. Вампир Лёва позаботится о порядке.
Ирина занималась с теми девочками из средних отрядов, которые не пожелали записаться в кружки. Девочки бродили в некошеной траве вдоль забора, срывали цветы и плели венки. Примеряя венок, Ирина не смотрела Игорю в глаза, но чуть покраснела от смущения и досады.
– Я покараулю твоих, – пообещал Игорь.
– Спасибо, – еле выдавила Ирина.
Сейчас, когда человеческое начало побеждало в ней правильность, она стала даже симпатична Игорю. Девка-то она хорошая, хоть и гадина упёртая. Её правильность – от себя, а не от каких-то вампирских умыслов. Её можно простить. А безалаберному Димону нужна именно такая подруга.
Воодушевлённый Димон потащил Ирину прочь, и даже по толстой попе Ирины было видно, что у Малосолова сегодня всё должно получиться. Игоря снова хлестнула острая тоска по Веронике.
Девочки, которых пасла Ирина, пришли в восторг, что с ними будет возиться добрый Горь-Саныч, а не строгая Рин Хална.
– Мы сейчас двинемся в Дружняк! – объявил Игорь.
Ему хотелось быть поближе к Веронике, поглядеть на неё.
– Зачем? – спросили девочки.
– Скоро конец смены. Предлагаю вам нарисовать открытки, которые подарите мальчикам на Последнем костре. Можете написать свои пожелания и адреса, да вообще всё, что хотите. Это будет память о лагере.
Игорь по опыту знал, что девочкам в таком возрасте почему-то важно оставлять о себе какую-нибудь романтическую и многозначительную память. Игорь не ошибся: девочкам идея понравилась.
Всей толпой они направились в Дружинный дом. Девочки облепили Игоря, повисли у него на обеих руках и безостановочно галдели:
– А у вас есть жена? А на следующее лето вы будете вожатым? А какие цветы вы любите? А вы бывали на море? А правда, что Беклемишева в тюрьму посадят? А кого вы себе взяли бы: кошку, собаку или лошадь?
На лавочке у входа в Дружняк директор лагеря Колыбалов беседовал с заведующей пищеблоком. Колыбалов утомлённо обмахивал потное лицо капроновой шляпой с дырочками, а у тётки-заведующей вид был очень недовольный, ведь её отвлекали от возлюбленного капитана Капустина.
Игорь оставил табунок девочек в коридоре и заглянул в комнату, где с юными художниками занималась маленькая вожатка Ниночка. Комнату загромождали мольберты, между ними прохаживался Алик Стаховский.
– Слушай, Нина, мне нужны альбомные листы, ножницы, карандаши, краски и отдельный закуток, – сказал Игорь.
Через десять минут он разместил девочек в шахматном кабинете, который сейчас пустовал, – шахматисты соревновались где-то на улице.
– Что рисовать надо? Что писать? – спрашивали девочки.
– Рисуйте цветы, бабочек, костёр какой-нибудь, корабли. Пишите чё-нибудь типа «Белый лебедь, лёгкий пух, не влюбляйся сразу в двух!». Потом открытку надо будет фигурно вырезать и сложить пополам.
Инструкция девочек вполне удовлетворила.
Игорь вышел в коридор. Сейчас, когда его не глушил девчачий галдёж, он услышал музыку – это кружок Вероники репетировал песню в кинозале. Игорь подкрался к залу и тихонько приоткрыл дверь.
Вероника сидела возле столика с проигрывателем. Вертелась пластинка. Анастасийка Сергушина стояла перед кружковцами и звонко пела:
– Но жизнь не зря-а зовут борьбо-ой, и рано нам трубить отбой-бой-бой!
Игорь смотрел на Веронику. Лицо у неё было странно отрешённое, словно это она была птицей, которая падает с неба на скалы.
Перед Игорем внезапно появился Валерка. Игорь от неожиданности отступил, и Валерка выскользнул за ним в коридор.
– Что-то случилось? – тревожно спросил он.
– Да нет, я так, проведать…
Игорю не хотелось признаваться, что он тоскует. Валерка возненавидел вампиров из чистого принципа, а Игорь – из-за Вероники. Этот мотив может показаться Валерке недостаточным, и его доверие поколеблется.
– Увидел тут директора, думаю, может, попробовать ему всё сказать?
Валерка шагнул к окну и посмотрел на Колыбалова. Тётка-заведующая уже удалилась, и директор сидел один, по-прежнему обмахиваясь шляпой.
– Не поверит, – убеждённо возразил Валерка. – Правду нельзя говорить.
– Вот как? – удивился Игорь.
– Лёва или Альберт – правильные, а меня чуть не выгнали. Вампиры – они же получше нас с вами, Горь-Саныч. Послушают их, а не нас.
Валерка деликатно не упомянул Веронику в числе вампиров.
Из шахматного кабинета выглянула белобрысая девочка.
– Игорь Саныч, а как пишется: «сы-дох» или «зы-дох»? – крикнула она.
– «Сы-дох», – автоматически ответил Игорь и тотчас спохватился: – Это что у вас за пожелание такое?!
Но девочка уже исчезла.
– Я всё же рискну, – решил Игорь. – Кто не рискует, тот не пьёт валидол.
После прохлады Дружняка солнечное тепло ощущалось как давление света. Чирикали птицы. Издалека доносились детские голоса.
Игорь пристроился на краешек лавочки рядом с Колыбаловым.
– Николай Петрович, мне кажется, у нас в лагере не всё нормально, – помолчав, осторожно заметил он.
Колыбалов сопел, не реагируя, словно никого рядом с ним не было.
– Николай Петрович, – настойчиво напомнил о себе Игорь.
– Что ненормально? – не глядя на него, раздражённо спросил директор.
Игорь подумал: а кого ему бояться? Колыбалов вожатым не начальник. Максимум, что он может, – настучит Свистухе. Ерунда.
– У нас в лагере некоторые дети и вожатые становятся вампирами, – спокойно сообщил Игорь. – Я сам видел.
Колыбалов обмахивался шляпой и смотрел куда-то вдаль.
– Вас это не колышет? – любезно осведомился Игорь.
– Лагерь проверяла санэпидстанция, – неохотно сказал Колыбалов. – Пожарные тоже. И общепит. Нарушений техники безопасности и трудовой дисциплины в лагере нет. Несчастных случаев нет. У нас всё в порядке. Лучше займись своими делами, парень. У тебя пионеры безнадзорные.
Про вампиров Колыбалов будто и не услышал. Будто вампиры были такой же обыденной вещью, как педикулёз, и потому не стоило уделять им какое-то особое внимание. И тут Игоря осенило: а ведь директор наверняка знает о пиявцах! Он же давно тут работает. Он должен быть в курсе ночных тайн пионерлагеря. Но что он может сделать? Искоренить вампиризм он не в силах. А куда жаловаться на упырей? В милицию? В профсоюз? В обком? Так вампиров никто не поймал. И в лагере всё в порядке. Порядку вампиры не угрожают. Ну и пусть всё катится своим чередом. Пенсия не за горами.
– Не жалко вам детей? – спросил Игорь.
– У меня свои дети есть, – резонно возразил Колыбалов.
На дорожке, ведущей к Дружняку, вдруг появилась Ирина. Она шла так быстро и целеустремлённо, что колыхалась грудь. Лицо Ирины было красное от ярости и стыда. Ирина промчалась мимо Игоря, не замедлив шага.
За Ириной спешил виноватый Димон. Игорь встал. Димон схватил его за руку и оттащил в сторону.
– Бли-ин!.. – простонал он. – Такой облом, Игорёха!..
– Что, соскочила?
– Да всё было на мази!.. – едва не плакал Димон. – Сёси-боси, в постель уже залезли, – и тут эта ваша вожатка припёрлась, Свистунова! Я под койку скатился, как разведчик в тылу врага!.. Ну, полный капец!.. Теперь Иришка ваще никогда снова не согласится! Что за непруха, в рот пароход?!.
Сегодня, видно, у всех был день разочарований.
Глава 7Ангел-хранитель
Валерке нравилось, как они все хором увлечённо поют:
– Ничем орля-а-ат не испугать! Ор-лята учатся летать!
Но потом гораздо красивее звенел голос Анастасийки, ясный и яркий. Он освобождался от хора и сиял один, как длинный луч маяка:
– Не просто спо-орить с высото-ой, ещё труднее быть непримиримым!..
Анастасийка, не стесняясь, наслаждалась звучанием своего голоса. Она тянулась вверх вслед за песней, словно поднималась куда-то – или делалась выше окружающих. Её чистое соло торжествовало над неслаженным хором.
Валерку искренне волновала эта пионерская песня. Стены Дружняка словно исчезали, и Валерка видел белые отвесные скалы, блещущее море и пушечный прибой, кипящую пену и взлетающие брызги, пронзительное небо и ослепительное солнце в зените. Валерка ощущал себя сильным, отважным и упрямым – в общем, орлёнком, пусть и в очках.
– Ну, неплохо, неплохо, – признала Вероника Генриховна.
– А будет ещё лучше, если убрать из хора бездарностей, – невозмутимо сказала Анастасийка.
– И кого ты предлагаешь?
– Семёнову и Лагунова, – сразу назвала Анастасийка.
Валерка не обиделся. В сравнении с Анастасийкой он не пел, а выл, как голодная собака. А слушать тоже здорово, лишь бы не выгоняли из кружка.
– И ещё Петухова и Шалаеву, – добавила Анастасийка.
Она не могла не припомнить Жанке былые обиды, тем более что Жанка в хоре и правда пищала, точно резиновый пупс.
– Ты чё, крыса? – сразу озлобилась Жанка. – Я петь не умею, да?
– Петь – не обезьяной танцевать!
– Чей там голос из помойки нежно просит кирпича?! – взвилась Жанка.
– Обезьяна Чи-Чи-Чи продавала кирпичи! – ответила Анастасийка.
– Шалаева! – строго одёрнула Жанку Вероника Генриховна.
Жанка уже не числилась в её любимицах. После отмены «Чунги-Чанги» Жанка теряла одну позицию за другой. Валерка видел, как она бесится, но не сочувствовал. Шалаева заслужила. Нефиг было борзеть. Однако Жанка, проигрывая, борзела ещё больше. Наверное, надеялась так заколебать всех окружающих, чтобы Греховне это надоело, и она вернула «Чунгу-Чангу».