Интересно, Шалаева кто? – подумал Валерка. – Пиявица или тушка? Пиявцы правильные, а тушки послушные, но Жанка не правильная и не послушная. Впрочем, может, и послушная, только слушает кого-то своего, например, Беклю, как Рулет и Сифилёк. Тушки могут быть шпаной, если им так прикажет пиявец. Но пиявец-шпана вроде Бекли не может петь в хоре. Шпане не положено. Шпане положено воровать, курить и отбирать деньги у слабых. Если Жанка – шпана, значит, не пиявица. И не укусит Анастасийку.
– Будут тебе «мести», Сергушина! – свирепо пообещала Жанка. – Лучше не ходи одна, встретимся на узкой дорожке!
Анастасийка сделала вид, что угрозы ей безразличны.
После занятий в кружке Валерка подождал Анастасийку у выхода.
– Проводить тебя? – хмуро спросил он.
Анастасийка посмотрела на Валерку задумчиво и оценивающе. Обеими руками она держала цветной пакет и поддавала его коленями.
– Мне кажется, у тебя недостаточное физическое развитие.
Конечно, Валерка был ниже неё ростом, да ещё очки.
– Нельзя судить человека по внешнему виду, – буркнул Валерка.
– Ладно, – снизошла Анастасийка. – Умственное развитие тоже важно. Но мы пойдём вдоль забора. Мне там надо в одно место.
Они свернули от Дружняка в сторону корпуса, где жили работники лагеря. Анастасийка вышагивала по-балетному и косила глазами, опасаясь встречи с Жанкой. Валерка это заметил и смущённо сказал:
– При мне Шалаева не нападёт.
– А я и не боюсь её, – надменно возразила Анастасийка. – Меня всегда защищает мой ангел-хранитель.
Она полезла рукой в горло своей футболки и вытащила золотой крестик, за который в своё время Валерка бился с Беклей и его шакалами.
Жест Анастасийки тотчас напомнил Валерке бабу Нюру – она так же вытаскивала крестик из ворота засаленного халата. Крестик оберегал бабу Нюру от пиявцев. Значит, и Анастасийку тоже оберегает. Анастасийка – не тушка! У неё никто не пьёт кровь! Валерка ощутил огромное облегчение. Пускай положение тушки ничем не угрожало физическому самочувствию, умственное здоровье – как заявила Анастасийка – тоже было важно.
– Ты говорила, что у каждой девушки есть чёртик, – напомнил Валерка. – И как у тебя чёртик живёт рядом с ангелом? Они же подерутся.
– Ничего не подерутся! Дураки они, что ли? Чёртик подсказывает, что надо делать, девушка делает, ангел-хранитель её в это время охраняет.
– А если чёртик какую-нибудь фигню посоветует?
По личному мнению Валерки, чёртик только фигню и советовал.
– Ну, не знаю! – рассердилась Анастасийка. – Тебя это не касается!
Валерка благоразумно решил переменить тему.
– Ты красиво поёшь. И песня красивая.
– Эта мелодия позволяет продемонстрировать все возможности моего альта, – важно сообщила Анастасийка.
– Я не только про музыку. Там же про волны, про борьбу, про птиц…
Его воодушевляли образы этой песни – дерзость, порыв, полёт.
– Стихи не имеют значения, – отмахнулась Анастасийка. – Всё зависит от звука. Песня – прежде всего вокал.
Валерке стало обидно за орлят. Орлята учились летать и бросались со скалы, рискуя погибнуть, а девчонки даже на велосипед боятся залезть, хотя, упав с велосипеда, не разобьёшься насмерть. Анастасийка сама не понимала, в чём красота песни. Ей лишь бы голос звучал. А смысл мимо просвистел.
– Песня – это слова, – упрямо сказал Валерка.
– Ты не разбираешься в искусстве! – небрежно ответила Анастасийка. – Слова – всякие глупости.
– Какие глупости? – удивился Валерка.
Анастасийка посмотрела на него как на дурака.
– Так тут в лагере вообще одни глупости. Совсем слепой, что ли? Все эти флаги, линейки, речёвки, «свечки» – это же всё игрушечное.
Валерка в душе встопорщился. Линейки и «свечки» – конечно, ерунда, потому что придуманы для коллектива, а коллектива нет. Но красный флаг – не игрушечный! И звезда на нём – тоже не игрушечная! Они по-настоящему! Нет, Анастасийка ошибается!.. Впрочем, она не виновата. Не только ей, а всем вокруг наплевать на эти вещи. И на линейки с речёвками, и на флаг со звездой. Хоть красный флаг, хоть синий, хоть серо-буро-малиновый. Хоть пять концов у звезды, хоть двадцать пять. Анастасийке хочется, чтобы ею восхищались, и потому ей всё равно, про что петь: про орлят или про картошку. Но ему, Валерке, не всё равно, про что песня. И отважные орлята воодушевляют его куда больше «Чунги-Чанги».
– Вот здесь! – вдруг объявила Анастасийка.
Они стояли на песчаном пустыре между черёмухой и забором.
Анастасийка оглянулась по сторонам, присела и начала голыми руками разгребать землю. Валерка тоже присел.
– Это мой «секретик», – негромко поделилась Анастасийка. – Никому не рассказывай, или будешь проклят во веки вечные веков.
Она ладонями убрала остатки песка, и в земле показалось стёклышко, накрывающее маленький тайник. Анастасийка склонилась и благоговейно полюбовалась содержимым «секретика». Валерка тоже склонился, приставив ладони к лицу, чтобы не слепило солнце, и посмотрел сквозь стёклышко. В «секретике» лежали три ярких пуговицы, мотылёк, изящно скрученный из фантика, жёлтое пёрышко и большая фиолетовая бусина. Анастасийка вытащила из пакета перламутровый флакончик из-под лака для ногтей.
– Я дополняю композицию, – важно сказала она. – Хочешь тоже что-нибудь положить в мой «секретик»?
Это было высшее доверие девочки мальчику. Валерка лихорадочно зашарил по карманам и нащупал только мелкую монетку.
Внезапно кусты черёмухи зашумели, и на пустырь, как кошка из засады, выкатилась исцарапанная Жанка Шалаева. Наверное, она коварно шпионила за Анастасийкой от самого Дружняка, тихо кралась поодаль и наконец поймала нужный момент. Жанка метнулась к Анастасийке и со злорадным хохотом зверски топнула ногой прямо в «секретик». Под пяткой у Жанки захрустело. Это были Жанкины «мести» за неудачи в кружке.
Бессовестная атака ошеломила и Валерку, и Анастасийку. А наглая Жанка дико затанцевала на «секретике» и завопила:
– Энус-бэнус, фокус-покус! Полижи корове жопус!
Валерка молча вскочил и что было сил толкнул Жанку обеими руками.
Жанка полетела обратно в кусты, растопырив длинные ноги. Валерка увидел её белые трусы в синий и красный горошек.
– Вали отсюда! – яростно заорал он.
Жанка с треском ворочалась в зарослях, как сумасшедший медведь. Валерка сунулся в густую чащу и, отворачиваясь от веток, несколько раз пнул вслепую, пытаясь попасть по пёстро-белому. Жанка завизжала.
Валерка бросился обратно к Анастасийке.
Анастасийка стояла на коленях над разорённым «секретиком» и горько плакала, непослушными пальцами расправляя крылышки смятому мотыльку. В её фигуре было такое отчаянье, что Валерке захотелось снова рвануться к Жанке Шалаевой и теперь уже убить её насовсем, оторвать ей голову.
Валерка погладил Анастасийку по спине, ладонью ощутив позвонки.
– Не плачь, мы новый «секретик» сделаем, – сказал он, содрогаясь от сочувствия. – Я больше никому не дам тебя обидеть!
Глава 8Апноэ
Под вечер, ближе к ужину, Игорь отправился к доктору Носатову. Вообще-то обнаружение вампиров было прямой обязанностью врача. Врач должен был первым заметить столь удивительную аномалию, кто же ещё? Но Валентин Сергеич, видимо, потихоньку квасил у себя в медпункте: от него через день пахло строгим медицинским перегаром. Вряд ли при таком образе жизни доктор мог полноценно изучить функционирование контингента.
Ладный и красивый теремок медпункта блестел на солнце квадратиками наборных окон. Медпункт всегда вызывал у Игоря жгучую зависть. Считай, у доктора – отдельный дом, и даже с водопроводом. Самое то, чтобы водить девчонок. К тому же медицина естественным образом настраивала на некую интимность. Однако Валентин Сергеич не использовал служебное положение в личных целях. Вернее, использовал, но лишь в отношении спирта.
За углом медпункта уютно расположился зелёный огородик. Там тётя Паша, пожилая медсестра, пропалывала грядки. Носатов не обременял тётю Пашу работой. Игорь поднялся на крылечко и вошёл без стука. В домике было прохладно, пахло лекарствами. Валентин Сергеич сидел в приёмном покое; он еле успел убрать в навесной шкафчик пузатый тёмный флакон.
– Привет, – Игорь протянул руку.
Доктор выглядел не очень хорошо. Бледный и с красными глазами. Его самого вполне можно было принять за вампира, если бы настоящие вампиры не придерживались трудовой дисциплины и общей благопристойности.
– Заболел, что ли? – нелюбезно спросил Носатов.
Игорь опустился на клеенчатую кушетку.
– У меня к тебе серьёзный разговор.
– На ночь ни с кем не пущу, – сразу отказал доктор.
– Я не об этом, – усмехнулся Игорь. – Скажи, Сергеич, ты у нас в лагере ничего такого странного не встречал? Ну, с врачебной точки зрения.
Носатов посмотрел на Игоря с каким-то страданием во взгляде.
– Не встречал, – не признался он.
Игорь сразу почуял, что доктор темнит.
– Здоровье у всех хорошее?
– Всё нормально! – упрямился доктор. – Бывают ссадины, порезы. Кто-то перегрелся, кто-то простыл, кого-то пронесло. Клещей снимаю. У одного тут зуб болел. Другому от столбняка прививку сделал. Как обычно, Игорь.
Игорь помолчал, раздумывая, не уйти ли.
– Врёшь ты всё, Сергеич, – негромко произнёс он. – Здесь что-то дикое творится. Если ты не видишь, то тебя с работы попрут, когда всё вскроется. А если видишь, но не сообщаешь, то вообще срок дадут.
Носатов нервно встал, едва не уронив стул, и нырнул в коридорчик – Игорь слышал, как доктор защёлкнул замок на входной двери. Вернувшись в приёмный покой, Валентин Сергеич плотнее затворил дверь в смотровую палату, а потом обратно сел на стул и вперился в Игоря.
– Ты про мёртвых? – прошептал он.
У Игоря по рукам побежали мурашки.
– Про каких мёртвых? – тоже шёпотом переспросил он.
– Про мёртвых детей?
– А… у нас дети умирают? – изумился Игорь.
– Они не мёртвые! – жарко прошелестел доктор.