– Тебя как зовут? – спросил Лёва.
– Юра Тонких, – едва слышно пролепетал пацан.
– Переложись, Юрик, туда.
– Я уже вещи в тумбочку засунул…
– Перекладывайся! – яростно закричал Горохов. – Закон не уважаешь?!
– Титяпа, занимай койку, – распорядился Лёва.
Титяпкин был удовлетворён, хотя получил, в общем, то же самое место, против которого так бунтовал. Направляясь к своей новой койке, Титяпкин обернулся и бросил на Валерку огненный взгляд.
– А с тобой, очкастый, сёдня вечером махач будет, понял?
– Закрой рот – кишки простудишь, – неустрашимо ответил Валерка, как полагалось у пацанов, хотя угроза ему очень и очень не понравилась.
Из коридора донёсся зов Ирины Михайловны:
– На сбор! Всем на отрядный сбор!
Глава 6Всем о себе
Подъём, зарядка, утренняя линейка. Завтрак, обед, полдник, ужин. «Трудовой десант», тихий час, вечерняя линейка, отбой. Занятия в кружках, соревнования, конкурсы, смотры. Родительский день, итоговый концерт, последний костёр. Купания, игры, кино… Ирина Михайловна подробно разъясняла порядок жизни в лагере, но Валерка не слушал. Он и так всё знал. Щурясь, он читал список отряда, прикнопленный к стенду, вернее, список девочек: Бояркина, Вишнёва, Гуляева, Завьялова, Касимова, Лебедева, Сергушина, Стяжкина… Знакомых нет.
Отряд сидел на веранде на скамеечках вдоль стен. Все были одеты для торжественной линейки: светлый верх, тёмный низ, пионерские галстуки.
– Так, ребята, теперь нам нужно выбрать командира, – деловито сказала Ирина Михайловна. – Есть предложения?
Предложений не было. Ребята ещё не перезнакомились, зато по школе помнили, что командир – это не тот, кто командует сам, а тот, кто заставляет остальных выполнять команды учителей или вожатых. Нафиг кому надо?
– Кто в школе был командиром отряда?
– Я была! – вдруг заявила какая-то девочка.
В голосе её звучали и гордость, и желание, чтобы ею восхищались.
– Иди сюда, Сергушина, – распорядилась Ирина Михайловна.
Сергушина вышла перед отрядом как-то по-балетному, мягко ступая на цыпочках, повернулась, показывая себя, и улыбнулась, будто киноактриса. У неё были чёлка и два хвостика с жёлтыми пластмассовыми бабочками; губы она накрасила помадой, глаза и брови подвела чёрным карандашом.
– Как зовут? – спросила Ирина Михайловна.
– Анастасийка! – пропела девчонка.
Ирина Михайловна оглядела эту расписную кокетку и вздохнула. Не дело командиру отряда быть такой размалёванной, однако учителя в школе ведь утвердили Сергушину на ответственном посту командира – значит, есть за что. Следует доверять мнению коллег и потерпеть девчачьи глупости.
– Отряд согласен выбрать Настю? – спросила Ирина Михайловна.
– Я не Настя, я Анастасийка!
Девчонки зашушукались, а пацаны засмеялись.
– Все согласны, – подвела итог вожатая. – Сядь, Сергушина.
Анастасийка, красуясь, поплыла обратно.
– Но перед линейкой умойся, – сверкнула очками Ирина Михайловна.
Анастасийка, не оглядываясь, фыркнула, что означало: «Я так и знала!»
– Ещё нам нужен высокий мальчик в знаменосцы, – продолжила Ирина Михайловна. – Веня Гельбич, как раз для тебя задание.
Гельбич был на полголовы выше всех.
– Не, я не хочу, – отпёрся он.
– Давай не возникай! – одёрнула его Ирина Михайловна. – У Игоря Александровича в комнате возьмёшь флаг, пилотку и ленту через плечо.
– Да бли-ин!.. – расстроился Гельбич.
– А ещё надо название отряда, девиз и речёвку.
Валерка подумал, что есть колдовство детей: Чёрная комната, Беглые Зэки, разные там Гробы-на-Колёсиках, Автобусы-Мясорубки и Синие Ногти. А есть колдовство взрослых: командиры отрядов, знамёна, звёзды, девизы. Детское колдовство – оно, наверное, для страха: чтобы не открывали дверь кому попало, чтобы не уходили куда-нибудь с незнакомцами, чтобы не ели неизвестную еду. А для чего колдовство взрослых? Чтобы сделать вид, будто все дети – пионеры, «всегда готовы», «дружные, умелые, честные и смелые»?
– У кого какие варианты названия? – Ирина Михайловна встряхнула отряд строгим взглядом. – Ну, где инициатива?
– Да ваще никак не надо называть! – Гельбич в досаде дёрнул плечом. – Четвёртый отряд – и всё понятно! Всё равно название никто не запомнит!
– А если бы тебя самого никак не назвали, тебе бы это понравилось? – с назиданием поинтересовалась Анастасийка.
Пионеры засмеялись, а Гельбич презрительно скривился: видимо, такой вариант его вполне устраивал.
– Будут предложения поумнее? – недовольно спросила вожатая.
– Давайте назовём «Роза Экстаз», – сказала Анастасийка.
– Розовый унитаз, – тотчас сказал кто-то из пацанов.
– Это что такое? – удивилась Ирина Михайловна.
– Очень красивый цветок, – мечтательно объяснила Анастасийка. – Его на Восьмое марта девушкам дарят.
– У нас не Восьмое марта, – отвергла вожатая. – Короче, отряд будет называться «Данко». Девиз – «Гори так ярко, как сердце Данко!».
– В прошлую смену отряд так назывался, – напомнил Серёжа Домрачев.
– И чем плохо, Домрачев?
– Да хоть как назовите! – Серёжа почему-то обиделся и отвернулся.
– Речёвка такая, запоминайте: «Возьми своё сердце, зажги его смело, отдай его людям, чтоб вечно горело!» Итак, давайте потренируемся…
Эту дурацкую речёвку они настойчиво повторяли всем отрядом, пока шли от своего корпуса к Дружинной площадке. Ирина Михайловна следила за девочками, Игорь Александрович контролировал мальчиков. Анастасийка вышагивала впереди, словно была невестой, а отряд нёс её длинную фату. Венька Гельбич уныло плёлся за Анастасийкой, будто жених поневоле; он был в пилотке и с алой лентой через плечо; знамя он нёс, как весло.
Дружинная площадка на самом деле была волейбольной площадкой, по периметру её окружали гравийные беговые дорожки. Шесть пионерских отрядов выстроились на гравии ровными прямоугольниками. Небольшая группа взрослых во главе со старшей пионервожатой расположилась так, чтобы не быть ни к кому спиной. Парень-радиотехник подтащил стойку с микрофоном. Провода тянулись к ящикам с дискотечными колонками.
– Здравствуйте, ребята! – грянул из динамиков бодрый голос Свистухи. – Приветствуем вас на лучшей смене этого года – на Олимпийской смене!
По отрядам прошелестело лёгкое волнение.
– Расскажите всем о себе! – призывно прогремела Свистуха.
Вожатая первого отряда тихо скомандовала:
– Три… четыре!
– РИТМ! – гаркнул первый отряд.
– Девиз! – скомандовала вожатая.
– Романтики! Искатели! Творители! Мечтатели!
– Речёвка… Три… четыре!
– Решать! Искать! Творить! Мечтать! В ритме века быть человеком!
Из кустов акаций вокруг площадки прыснули перепуганные птички.
– Комета! – так же, как первый, проорал и второй отряд. – У кометы есть девиз: никогда не падать вниз! Комета на небе, а мы на земле! Да здравствует счастье всегда и везде!
– Алые паруса! – подхватил третий отряд. – Ветер дует в паруса, детство верит в чудеса! Плыви всегда, плыви везде, и путь найдёшь к своей мечте!
– Три… четыре! – прошептала и Ирина Михайловна.
– Данко! – взревел Валеркин отряд. – Гори так ярко, как сердце Данко! Возьми своё сердце, зажги его смело, отдай его людям, чтоб вечно горело!
Затем завопили своё и пятый отряд, и шестой. В смысл названий, девизов и речёвок никто не вдавался. Главное было – чтобы прозвучало в лад. Какой отряд переорёт всех – тот самый козырный. Вернее, наоборот: какой отряд будет кричать хуже всех, тот и чмошный.
– Отлично! – одобрила старшая вожатка. – Теперь и нам надо назвать себя. Знакомьтесь, ребята!.. Самый строгий человек нашего лагеря – старший воспитатель Родионова Марина Фёдоровна! Похлопаем!
Отряды похлопали старшей воспитке, которая в ответ помахала рукой, а потом похлопали Колыбалову Николаю Петровичу – директору лагеря, Захваткину Руслану Максимычу – физруку, и Носатову Валентину Сергеичу – доктору. Запомнить имена-отчества и должности никто и не пытался.
– А вот самый главный человек в нашем лагере! – Свистуха повернулась к сухопарому старику в пионерском галстуке. – Это Серп Иваныч Иеронов!
Отряды заинтересованно ждали разъяснений.
– Серп Иваныч – ветеран Гражданской войны! Он пенсионер союзного значения! – Свистуха обвела отряды восторженным взглядом. – Над таким вот замечательным человеком наша дружина берёт своё шефство! Салют!
Свистуха вздёрнула руку ко лбу, и все отряды тоже отсалютовали.
– Серпу Иванычу мы предоставляем почётное право поднять флаг Олимпийской смены! Ваше слово, товарищ Иеронов!
Высокий Серп Иваныч чуть склонился к микрофону.
– Здравствуйте, ребята, – просто сказал он. Голос у него был густой и красивый. – Надеюсь, я вам тут в лагере мешаться не буду. Видели, наверное, голубой домик с красной крышей? Это моя дача. Вот такой я помещик. Заходите в гости, угощу чаем с печеньем.
Пионеры нерешительно засмеялись. Никто, конечно, и не думал вот так запросто завалиться в гости, но за приглашение, как говорится, спасибо.
Валерка стоял в первом ряду и неплохо рассмотрел старикана. Вроде, добрый. Седые волосы коротким ёжиком, короткая белая щетина бороды и усов, резкие морщины. Костлявый, немного сутулится, но крепкий.
– Серп Иваныч участвовал в революции и освобождал наш город! – сбоку крикнула в микрофон Свистуха.
– Да вы уж, наверное, и не помните про эти события, – смущённо сказал Серп Иваныч, заранее извиняя пионеров.
– Помним! – зашумели отряды: приятно было оказать уважение такому дружелюбному и скромному человеку.
– А кто освобождал наш город, ребята? – опять влезла Свистуха.
– Чапаев! – воодушевлённо закричали со всех сторон.
Чапаева-то не забудешь: возле куйбышевского драмтеатра громоздился большой памятник – Чапай на коне и куча всяких солдат с винтовками.
– А кого прогоняли? – лукаво спросил Серп Иваныч.
– Белых!