Приказные люди, не имея права участвовать в местнических спорах, тем не менее входили в состав служилого сословия и пользовались всеми его привилегиями, в частности свободой от тягла. Они являлись земельными собственниками, – в основной своей массе, за редкими исключениями, средними и мелкими[329]. Дьяки были образованнее большинства служилых людей. Н. В. Устюгов объясняет это обстоятельство характером их службы и приводит примеры таких дьяков. Это Дементий Михайлович Башмаков, Федор Федорович Лихачев, Ларион Иванович Иванов, Емельян Игнатьевич Украинцев[330]. Осведомленность дьяков в административных вопросах, их доступ к документации, грамотность позволили им выступать в роли составителей летописей.
3) Кем был написан Пискаревский летописец
Пискаревский летописец не составляет исключения среди других произведений средневековой литературы, он тоже не имеет авторской подписи. Но установить автора летописи, как мы уже отмечали, – это и определить социальную среду, в которой был создан источник, понять его идеи. Произведение всегда создается не только человеком, но и определенной исторической эпохой. У Б. В. Томашевского именно она является законным творцом литературного сочинения: «Всякое произведение во многих отношениях обусловлено исторической средой, в которой жил и работал его автор. И сознательно, и бессознательно автор выражает в нем свои убеждения, свои чувства и настроения, находящиеся в определенном отношении к чувствам, настроениям и убеждениям его современников»[331]. Сама творческая индивидуальность писателя часто обусловлена литературной традицией его времени: «Произведение создает не один человек, а эпоха, подобно тому, как не один человек, а эпоха творит исторические факты. Автор во многих отношениях является только органом. В своем произведении он часто берет уже готовый материал, данный ему литературной традицией, и неизменно вдвигает его в свое произведение и лишь вокруг него творит свое, индивидуальное, т.е. характерное для него как некоторой художественной личности»[332]. Это особенно верно для такой консервативной литературы, как средневековая.
Автор, как и его сочинения, принадлежит исторической эпохе. Он является не только создателем произведения, но и конкретным лицом с собственной биографией. М. М. Бахтин различал автора как творческий принцип внутри произведения и автора – героя биографии. Этот последний должен быть понят в историческом мире своей эпохи, прежде всего надо понять его место в социальном коллективе, его классовое положение. М. М. Бахтин писал, что индивидуализация автора как человека, жившего в определенное время, зависит уже от вторичных творческих усилий читателя, критика, историка, независимый от автора как активного принципа видения, – акт, делающий его самого пассивным[333]. Очень часто знание того, что сочинение было написано тем или иным историческим лицом, влияет на наше восприятие этого сочинения. Генетическая критика рассматривает знание обстоятельств возникновения произведения, биографии его автора как очень важные моменты для понимания самого произведения: «Биография и переписка автора, знание всего его творческого наследия, свидетельства третьих лиц, исторические события – все это дает нам информацию о внешних обстоятельствах, которые сопутствовали генезису»[334].
Если от литературных произведений перейти к более широкому кругу исторических источников, то «можно рассматривать источник как один из фактов биографии его составителя, занимающий определенное положение в его развитии: ведь знание тех именно обстоятельств в жизни автора, при которых источник возник, получает иногда весьма существенное значение и для его истолкования»[335]. Знание обстоятельств биографии автора помогает получить также такие существенные сведения для интерпретации источника, как принадлежность к определенной сфере практической деятельности, профессия, характер интересов, степень компетентности в тех вопросах, о которых пишет создатель текста. Так трактует проблемы авторства современное источниковедение[336].
Наша задача будет заключаться в том, чтобы на основе текста Пискаревского летописца воссоздать биографию его возможного автора, представить создателя памятника как реального человека. Это будет способствовать как лучшему пониманию целей произведения, так и установлению источников его текста.
М. Н. Тихомиров считал, что Пискаревский летописец написан несколькими людьми, порой совершенно противоположными друг другу по политическим взглядам[337]. Проверка этой гипотезы затруднена тем, что Пискаревский летописец известен в единственном списке. Метод определения авторства, предложенный Л. В. Миловым, Л. И. Бородкиным, Е. В. Неберекутиной, И. В. Полянской, Н. В. Романковой, Г. И. Саркисовой[338], не подходит для Пискаревского летописца: он предполагает наличие как минимум двух текстов для сравнения, а нам известен только один список Пискаревского летописца. Автора можно идентифицировать, используя и традиционные методы источниковедения: по социальной принадлежности, профессии, политическим взглядам, обращая внимание на те или иные высказывания.
Вопрос об авторстве тесно связан с вопросом об источниках – ведь от того, кем был автор, часто зависит круг используемых им источников, его осведомленность в событиях. И, наоборот, изучая круг используемых источников, знание тех или иных фактов, описанных в сочинении, можно попытаться определить автора произведения. Мы, зная источники летописца, разобранные в предыдущей главе, а также обращая внимание на сведения, которые могли быть известны автору как современнику или в силу его профессиональной деятельности, постараемся атрибутировать памятник.
Об авторе Пискаревского летописца было выдвинуто несколько гипотез. О. А. Яковлева считала, что Пискаревский летописец принадлежит перу одного московского приказного, ведавшего строительством и металлургией[339]. М. Н. Тихомиров не согласился с мнением исследовательницы и предложил в 60-х гг. XX в. гипотезу о печатнике из Пскова Никите Фофанове: «Пискаревский летописец в своей заключительной части может быть сопоставлен с таким источником, как „Сказание известно о воображении книг печатного дела…“. В „Сказании“ очень близко к Пискаревскому летописцу говорится о воцарении Романовых… В „Сказании“ говорится также о том, что печатники, и в их числе Никита Федоров сын Фофанов, бежали в Нижний Новгород „от насилия тех сопостат“. Из числа таких людей, вероятно, и вышел создатель Пискаревского летописца, повествование которого о событиях 1612–1613 гг. написано так, что заставляет предполагать, будто автор повествования жил в это время не в Москве и писал о московских событиях с чужих слов. Не забудем и наблюдения М. В. Щепкиной о большом количестве различных водяных знаков в Пискаревском летописце, свидетельствующем о запасе самой разной, вероятнее всего, казенной бумаги, и тогда наше предположение о лице, написавшем летописец, начинает приобретать вероятие. Пискаревский летописец был составлен в среде печатников, может быть, даже Никитой Фофановым»[340].
Гипотезу М. Н. Тихомирова в 90-х гг. прошлого века подверг сомнению Я. Г. Солодкин. Он писал, что, хотя автор Пискаревского летописца и знал о книгопечатании, значительно большую осведомленность проявил в строительстве и металлургии. Здесь исследователь поддержал вывод О. А. Яковлевой о московском приказном человеке. Я. Г. Солодкин заметил, что летописец не проявлял особого интереса к Пскову. На всем протяжении памятника встречаются только две псковские заметки: о пребывании Ивана Грозного с опричными войсками в Пскове и о переводе в 1599–1600 гг. трех псковских стариц в Москву для устройства богаделен по псковскому образцу. Я. Г. Солодкин обратил внимание и на оставшиеся неизвестными М. Н. Тихомирову сочинения Никиты Фофанова: предисловия и послесловия к изданным книгам, небольшое сочинение о Смуте, вышедшее из нижегородской типографии в конце 1613 г. или начале 1614 г. Все эти произведения резко отличаются от Пискаревского летописца по стилю. Они напоминают псалмы или церковные песнопения. Здесь есть выражения и сравнения, отсутствующие в интересующем нас памятнике: в сочинении о Смуте Никиты Фофанова дважды встречаем противопоставление пшеницы и плевел, иерархов церкви он именует «духоносными отцами». Никита Фофанов, рассказывая о событиях Смуты, описывает главным образом иностранную интервенцию, в то время как автор Пискаревского летописца основное внимание уделяет внутренним «нестроениям». Псковский печатник, повествуя о разорении страны, оплакивает главным образом «погибель веры», летописца же не в меньшей мере волнуют светские сюжеты.
Я. Г. Солодкин пишет, что Никите Фофанову свойственна склонность к философско-историческим обобщениям провиденциалистического характера, чего нельзя сказать о составителе Пискаревского летописца[341]. Поэтому исследователь атрибутировал, вслед за О. А. Яковлевой, летописец московскому приказному человеку. Но вывод О. А. Яковлевой о причастности автора летописца к металлургии Я. Г. Солодкину представляется маловероятным, так как в памятнике встречаются только три лаконичные заметки об отливе Царь-пушки и колоколов, что явно недостаточно для того, чтобы говорить об особой осведомленности составителя свода в металлургии. Зато он согласился с мнением исследовательницы о причастности составителя Пискаревского летописца к строительному делу.