Письма, 1926-1969 — страница 108 из 178

9 веру и откровение». Проделана уже большая работа. Я прервался в начале сентября. Но никогда не знаешь, когда получится закончить. Надеюсь, весной.

С нетерпением ждем января и встречи с Вами.

Передайте привет Генриху. Вчера жена с помощью нового аппарата, сидя в первом ряду, слушала мою лекцию. Она очень счастлива.

Преданный и думающий о Вас

Ваш

Карл Ясперс


Неужели моя «Атомная бомба» действительно выйдет в январе? А что с «Великими философами»?


1. Arendt H. Vita activa oder Vom tätigen Leben. Stuttgart, 1960.

2. Имеется в виду работа Вебера «Протестантская этика и дух капитализма».

3. Arendt H. Vita activa oder Vom tätigen Leben. Stuttgart, 1960, p. 366, Anm. 30; Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. М.: Ад Маргинем Пресс, 2017, с. 364.

4. Предположительно имеется в виду работа Макса Шелера «Буржуазия и религиозные силы», в которой он анализирует упомянутую работу Вебера. См.: Scheler M. Gesammelte Werke, Bd. 3, Bern 1955, p. 362, 378.

5. Ричард Генри Тоуни (1880–1962) – британский социальный историк. Я. говорит о его работе «Религия и становление капитализма» (1926), которая под названием «Религия и ранний капитализм» (1946) была опубликована на немецком языке.

6. См. п. 141.

7. «Гора родила мышь».

8. Рихард Тома (1874–1957) – профессор государственного права, с 1911 по 1928 г. профессор Гейдельбергского университета.

9. Поскольку статья для сборника Генриха Барта была уже озаглавлена «Философская вера и христианское откровение», а более поздняя версия работы также была озаглавлена «Философская вера и откровение», здесь, вероятно, допущена ошибка.

271. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 2 декабря 1960

Дорогой Почтеннейший,

Процесс Эйхмана, о котором Вы заранее нас предупреждали, к счастью или несчастью, поломал все наши планы. Я была связана академическими обязательствами в апреле и мае, от которых не могла попросту отказаться, и, как мне казалось, я легко могла бы объединить их с поездкой в Израиль. Но теперь все это маловероятно, так что в результате я на всякий случай решила перенести их на январь–февраль, что означает, что приехать мы не сможем. На мгновение я подумала, что Генрих мог бы приехать один, но он не хочет, в первую очередь потому, что мы вместе собирались провести неделю в Риме. Семестр Генриха начинается в феврале, и до 20 июня он будет занят. Но потом он сразу будет готов приехать. Мои планы теперь полностью зависят от процесса. Если он действительно начнется 6 марта, мне придется вылетать сразу отсюда, без задержек. Но если – что очень вероятно – его снова отложат, я поеду через Цюрих и обязательно заеду в Базель. А затем полечу дальше. Никто не знает, сколько продлится суд, я в любом случае не потрачу на это «веселье» больше месяца. Если он не начнется раньше апреля, вероятно, я не стану возвращаться в Америку, а дождусь Генриха в Европе.

Если все это кажется Вам очень запутанным, дело отчасти в том, что я очень несчастна, поскольку не увижусь с Вами так долго, а отчасти в том, что я стыжусь, что попала в такую нелепую ситуацию. Ведь я должна была от всего отказаться, передвинуть все планы и т. д. Ужасно.

И все же, дорогой, почтеннейший друг, я бы никогда не смогла простить себе, если бы не приехала, если бы не увидела эту катастрофу воочию, во всей ее жуткой ничтожности, не опосредованную печатным словом. Не забывайте, как давно я уехала из Германии и как мало в сущности я застала.

Пару дней назад звонили из Chicago Press. Они очень хотят выпустить «атомную» книгу в январе и пригласили меня на официальную конференцию по продажам и встретиться с их представителями – очень важными посредниками, которые занимаются книжной торговлей. Не знаю, получится ли у меня, но я постараюсь.

Не знаю, можете ли Вы за 3000 миль почувствовать, как я упала духом!

От всего сердца

Ваша Ханна

272. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 14 декабря 1960

Дорогая Ханна!

Объяснения вовсе не нужны. Конечно, перемена в Ваших планах неизбежна, если Вы лично хотите наблюдать за процессом Эйхмана. Мы увидимся на полгода позже, потому что уверены, что доживем до этого времени. И летом, вероятно, будет только лучше. Я буду благодарен, если Вы сообщите, когда будете точно знать сроки. В какой-то момент к нам из Израиля приедет Фритц1. Конечно, хотелось бы избежать столкновений.

Процесс Эйхмана, на мой взгляд, ужасен, потому что я опасаюсь, Израиль выставит себя в неблагоприятном свете, даже несмотря на объективное решение суда. Подобные деяния – как Вы совершенно точно заметили – находятся за пределами постижимого с точки зрения человечности и морали, поэтому и юридическая основа этого процесса сомнительна, дело тут в чем-то другом, не в законе – и пытаться применять в его ходе категории права неверно. Похищение из Аргентины2 было противозаконно, но, на мой взгляд, полностью оправданно, только не с точки зрения правовых доводов: это исключительно политические события. Как много в этом деле отвратительных деталей!

Израиля даже не существовало, когда были совершены эти убийства. Израиль – не израильский народ. К счастью, Гольдман3 уравновешивает Бен Гуриона4. Еврейский народ – не только государство Израиль, не равен ему. Если бы Израиль исчез, то не был бы потерян еврейский народ. Израиль не в праве говорить от лица всех евреев.

Эйхман мог бы заявить: вот я. Ловкие охотники могут поймать орла. Вы действуете ни во имя закона, ни во имя большой политики. Перед лицом всего мира и истории и в моих собственных глазах вы мстительны (что может быть оправдано вашей природой) или смешны. Делайте со мной что вам угодно. Больше я не скажу ни слова. Мне не нужна защита. Я знаю, что совершил, и сожалею лишь о том, что не смог уничтожить вас всех.

Но эта тварь не скажет ничего подобного, потому что ему нет равных. Но если бы он заявил нечто подобное, Израиль оказался бы в неприятном положении – весь мир разразился бы гневными выкриками, и особенно разгневаны были бы евреи. Мировой антисемитизм обрел бы своего «мученика».

Процесс, вероятно, состоится. Но его значимость не в его правовой стороне, но в исторической установке фактов, в напоминании всему человечеству об их значимости. Ни одному ученому недоступны столь масштабные и основательные процедуры опроса свидетелей и подготовки документов. Все это происходит под предлогом правового процесса, это неизбежно, но отношение к нему в корне неверно, потому что связано с правом. Или может быть израильским судьям удастся устроить все таким образом, что эти случайные факторы будут сведены к нулю? Это было бы выдающимся достижением. Я боюсь, потому что опасаюсь ущерба для Израиля. Его можно избежать, если судьи смогут занять непредсказуемую, неподдающуюся рациональным конструкциям позицию, выходящую за пределы юридического мышления, которая перед лицом целого мира в своей убедительности и неприкосновенности выявит их рассудительность. И если того же сможет добиться и израильская пресса, по крайней мере крупные газеты. Я боюсь еще и того, что выдающиеся размышления интеллектуалов, запутанные дискуссии, ведущие в никуда, недостаток простоты, необходимой в обращении с подобными фактами, не позволят проявиться подлинному человеческому величию. Необходим дух великих древних пророков – Амос, Исаия, Иеремия, – но не стоит ждать его от правоверных евреев, от иудейской ассимиляции к современному национализму (и от отречения от иудеев в пользу израильтян), ни от высококвалифицированных умов.

Все, что Вы услышите, боюсь, угнетет и возмутит Вас. Как будет прекрасно, если я окажусь не прав! Но в любом случае, мне кажется, важно позаботиться о том, чтобы на Израиль не пала тень. Кто вправе судить то, что имеет право судить лишь пророк!

Вас взволнует увиденное, но тем не менее Вы стремитесь увидеть и услышать все лично. Я хотел бы быть как Вы, если бы мог. Личный риск при этом, однако, крайне высок. Но у меня будет счастливая возможность услышать обо всем от Вас, в личной беседе узнать о Ваших взглядах и суждениях, и, возможно, тогда и сам я смогу лучше разобраться в вопросе.

Я простужен уже во второй раз за эту осень (с крайне неприятными последствиями) и снова пропускаю лекции. Но несмотря на это администрация просит продолжать читать по одному часу в неделю и летом (я мог бы, как сказал президент попечительского совета, начать в мае и закончить в середине июня). Такое чувство, что меня хотят «выставить напоказ», но любезно сохраняют мою зарплату еще на полгода, поскольку формально я по-прежнему нахожусь на службе […]

Вы пишете, моя «атомная» книга должна выйти в январе благодаря подчеркнутому вниманию издателя. Я очень этому рад. Ее выход в Америке, вероятно, не вызовет большого резонанса, как и выход любой другой книги. Но я надеюсь, возможно, по собственной глупости, что она сможет что-то изменить. Мы окружены такими ничтожными шансами, и иногда случаются «чудеса». И Вас пригласили на встречу с самыми влиятельными людьми Нью-Йорка! Вот это вызов! Если Вы только хотите, Вам это легко удастся: уговоры, спокойные убеждения, ощутимая серьезность, лишенная пафоса, и прежде всего: я думаю, Вы знаете американских читателей лучше, чем они сами.

Я впервые за долгое время снова погружен в Макса Вебера. Потому что хотел бы посвятить ему одну или пару лекций5. Удивительно, как далеки от нас идеи и конкретные политические задачи и как близок нам его образ мыслей. Я наблюдаю это как раз на примере рассуждений о немецкой национальности. Уже в двадцатые годы я знал: Макс Вебер был последним немцем по национальности. Но в то же время он и выходил за границы подобных определений.

Сердечный привет вам обоим, также и от Гертруды

Ваш Карл Ясперс


1. Фритц Майер, брат Гертруды Я.

2. Израильские секретные службы похитили Эйхмана из Аргентины в мае 1960 года.