Мои адреса: до 23 июня Иерусалим, Отель Eden. С 24-го по 26-е Цюрих, Dolder Waldhaus.
И еще об одном: я часто оставляю Ваш адрес, потому что не знаю, как иначе справиться со всей корреспонденцией. Там не будет ничего срочного! Здесь я тоже оставлю Ваш адрес, чтобы все, что будет приходить на мое имя после 22-го, пересылали Вам.
Здесь было очень приятно и работа продвигалась весьма удачно. Пипер так меня избаловал, что я действительно должна внимательно следить за собой, чтобы не привыкать к этому. В остальном новость лишь одна: теперь я обладательница камеры Minox и уже снимаю все, что попадается мне на пути. Когда доберусь до Вас, точно так же буду снимать все и всех вокруг!
До скорого, с сердечным приветом
Ваша
Ханна
1. Письмо от Х. А. К. Шаберту от 16 июня 1961 г.
2. Роберт Гильберт.
291. Карл Ясперс Генриху БлюхеруБазель, 31 июля 1961
Дорогой Генрих Блюхер!
Ты не разбираешь мой почерк. Гертруда хочет переписать письмо.
С момента Вашего отъезда во мне отзывается нечто, естественным образом возникшее между нами и столь редкое: встреча, свободная от условностей, на основе, которую невозможно определить. Если назвать ее Берлином или Ольденбургом, немецкой, европейской или западной, это многое скажет о происхождении и укажет на неотъемлемость наследия, но этого недостаточно. Эта поддерживающая нас основа куда глубже и прочнее. И в результате мы можем говорить вслух обо всем, непосредственно, в бодром расположении духа или в усталости, когда момент нас подводит, не опасаясь серьезного «недопонимания». Мы были подготовлены и нашли именно то, чего ожидали. Теперь, я думаю, мы обрели под ногами прежнюю почву, на которой можно строить новое и чувствовать себя как дома в эпицентре мирового круговорота. На меня это произвело особое впечатление, поскольку наши жизненные пути и наши занятия столь различны. Но эти различия приносят счастье, если в них сквозит единство взглядов, скрытое в них изначально. Если бы мы встретились в юности, мы бы спорили друг с другом куда ожесточеннее, чем сейчас, если бы могли беседовать чаще. Я вспоминаю друга своей юности Фрица цур Лойе, погибшего в 1916-м, с которым я яростно спорил, но оба мы знали: не будет никакого разрыва, поскольку за гневом приходит успокоение, мы слушали друг друга. Дружба становится лишь крепче, поскольку один не хочет вести другого, но сам следует за ним из неопределенной точки и доверяет. Конечно, наша встреча не была столь напряженной, но скрывала в себе подобную возможность. Напротив, между нами все прошло на удивление спокойно: Ты, зрелый и опытный, и я, почти древний старик. Могли возникнуть лишь воспоминания о возможностях, более для нас недоступных.
План и содержание Твоего образовательного предприятия очень меня впечатлили, хотя я и успел узнать лишь немногое. Оно показалось мне одновременно современным и консервативным: консервативным потому, что покоится на величии тысячелетий и цель его в глубоком обучении, не уничтожении образования, и современной потому, что Ты в нынешних социальных условиях непредвзят в своем отношении к академическому миру и обращаешься к людям как человек, чтобы удовлетворить потребности, которые с рождения присущи многим, может быть, большинству, через обращение к великим, вдохновляющим творениям, которые переворачивают и озаряют душу, произведениям великих мыслителей и творцов – Ты взращиваешь эти семена. Мы (в минуты сомнений) надеемся, что в конце концов в нашем гнетущем техническом мире человечество, отдельные индивиды придут к самопознанию и самоутверждению, обретут контроль над последствиями технологий, потому что любой человек, как часто и очень точно замечает Ханна, есть новое начало. В своей работе Ты хочешь уделить особое внимание тому, чтобы молодые люди как можно раньше узнавали о великих идеях, чтобы существенное не погибло для них под гнетом незначительного. Молодые люди будут воодушевлены, когда осознают выдвигаемые к ним требования и увидят в Тебе учителя, который не пытается произвести на них впечатление. Твое пожизненное представление о доблести, принятое по собственной воле и под собственную ответственность, и Твой настоящий жизненный опыт дают Тебе шанс добиться своей цели. Что из этого выйдет, решать не нам.
Равно как и нам, политическая обстановка каждый день внушает Вам новые страхи. Мне снова очень понравилась последняя речь Кеннеди – его спокойный тон. Я полагаю, он знает больше, чем говорит, и боюсь, он может заблуждаться, в силу недостаточного количества информации, которой не располагаем и мы. Он заслуживает доверия потому, что хочет усилить обычные войска Америки и Европы и требует от людей жертв, готовит их к еще более серьезным жертвам в будущем. Уровень жизни Запада должен быть понижен ради подобного вооружения (возможно, в этом нет необходимости, но люди должны быть к этому готовы, поскольку каждый должен понимать, что на кону – абсолютно все, в первую очередь, свобода). Но в отношении берлинского вопроса для наращивания вооружений уже слишком поздно. Теперь ситуация обстоит таким образом, что в случае войны Америке сразу придется использовать бомбы, а значит шагнуть в бездну. И обречь себя на вечный позор. Если бы масштабное вооружение уже свершилось, картина была бы совсем иной, даже если бы побежденная сторона тоже начала использовать бомбы. Фактическое положение военной власти – основа для решения по поводу Берлина. Вся болтовня о преодолении колониалистского мышления и самого колониализма объясняется только тенью этой военной мощи России. При этом обращение Кеннеди к праву неплохо, но он должен точно различать право, ради которого стоит рискнуть и шагнуть в бездну, и право, от которого необходимо отказаться в пользу стабилизации последствий войны (говоря словами Хрущева). Политически лицемерная Федеративная Республика – последнее место, где чувствуют эту разницу, но именно Федеративная Республика должна поддержать курс США, а не настаивать на оплате счетов, по глупости выставленных Америкой. На мой взгляд, если в нас еще сохранится надежда, стоит рискнуть и сделать шаг в бездну, исключительно по двум причинам: нельзя лишать свободы два с половиной миллиона западных берлинцев, а у восточных берлинцев должна быть возможность эмигрировать в Федеративную Республику. Не нужно держаться за Берлин (в таком случае у берлинцев должна быть возможность со всем своим скарбом отправиться на запад). Можно признать Восточную Германию фактическим государством-сателлитом, но для Федеративной Республики это возможно лишь при одном условии: если в Восточной Германии состоятся независимые выборы в присутствии международных наблюдателей, то есть если режим ГДР будет легитимизирован, ведь немцы не могут бросить восточных немцев на произвол судьбы – хотя так они и сделают. Они поступали и хуже: оставив в беде своих еврейских сограждан. Предательство в пользу тоталитаризма – это лишь половина убийства. Если Хрущев сможет сохранить лицо с помощью новых форм стабилизации, причем стабилизация последствий войны должна учитывать как права западных берлинцев, так и право восточных берлинцев сбежать сквозь дыру в заборе. Недавно кто-то заметил: Хрущев говорит «что мое – то мое, что твое – о том договоримся», конечно, это не договор, а вымогательство, и мириться с ним могут лишь те, у кого недостаточно силы ему противостоять. Но даже в этом случае нет никакой уверенности, что в результате переговоров удастся гарантировать обещанный результат. Но попытаться необходимо, как и отказаться от немецких фантазий (о Берлине как о столице империи и следовательно символе притязаний), в которых по естественным причинам скрыта угроза будущей войны, необходимо, чтобы в чрезвычайных условиях катастрофы мы по крайней мере точно знали, ради чего ведем борьбу и ради чего готовы шагнуть в бездну.
Несмотря на Кеннеди, вероятно, все сложится так, как вы и предполагали недавно, а я с вами согласился: под видом сохранения свободы и гарантирующих ее договоров свобода фактически будет последовательно уничтожена. Я совру, если скажу, что меня это не пугает. Нынешнее вооружение Кеннеди началось слишком поздно и потому производит впечатление пустого театра, в который Хрущев, при условии, что Берлин не будет сдан, ни за что не поверит, если действительно хочет войны. Или же нам ничего не известно об основных военных фактах, благоприятных для Запада? О численности войск Востока и Запада упоминают редко. Разница свидетельствует о том, что на захват Европы без использования атомного оружия России понадобится от 4 до 6 недель.
Теперь довольно! С сердечным приветом
Твой Карл Ясперс
292. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 1 августа 1961
Дорогая Ханна!
Я пишу вам по очереди, но всегда мои письма адресованы вам обоим.
Пересылаю Тебе письмо от господина Шаберта (Pantheon)1. Он уступил. Я кратко и дружелюбно его поблагодарил. Ты наверняка уже об этом знаешь. Теперь Тебе придется взять на себя хлопоты по передаче рукописи, надеюсь, госпожа Берадт2 поможет. Затем появятся и новые заботы, но надеюсь, никакого беспокойства.
Сердечный привет! Как прекрасно было увидеть вас – несмотря на то что мы и беседовали в основном через Генриха, который оказался посередине. Но дело вовсе не в мужских привилегиях, это лишь особые обстоятельства первой встречи. И мы надеемся ее повторить.
Твой Карл Ясперс
1. Приложение не сохранилось.
2. Шарлотт Берадт (1907–1986) родилась в Германии, с 1940 г. жила в Нью-Йорке, занималась журналистской деятельностью в Берлине, потом в Нью-Йорке, с юных лет дружила с Генрихом Блюхером, а позже и с Х. А.
293. Ханна Арендт Карлу и Гертруде ЯсперсНью-Йорк, 6 августа 1961
Дорогой Почтеннейший! Дорогая Милая
Да, все было замечательно! Чего бы мы ни ожидали от действительности, она всегда превосходит наши ожидания. Для меня огромная радость, что Базель и ваш дом, которые уже давно стали для меня старой европейской родиной, теперь принадлежат и нам, стали частью нашего настоящего, наполненного добрыми воспоминаниями, теперь я могу не рассказывать о них, они просто принадлежат нам. И переход н