5. Йозеф Х. Кайзер (1921–2016) – международный юрист, с 1955 г. профессор Фрайбургского университета.
6. Андре Жид (1869–1951) – французский писатель, речь идет о его автобиографических романах, посвященных теме гомосексуальности.
7. Ойген Финк (1905–1975) – философ и педагог, близко знакомый с Гуссерлем и Хайдеггером.
8. Джеральд Гросс (1921–2015) – в то время вице-президент Pantheon Books, с 1976 г. вице-президент Бостонского университета.
9. Берта Грюнер.
10. См. п. 263, прим. 1.
11. Речь идет о нестабильном внутриполитическом положении Франции после неудачного путча французских генералов в апреле 1961 г.
12. 28 июля 1961 г. в Тунисе, который до сих пор находился под управлением французского правительства, на военной авиабазе в Бизерте началось вооруженное столкновение. В связи с этим тунисский президент Бургиба, до этого открыто симпатизировавший еврейскому государству, отвернулся от Израиля.
13. Нюта Гош.
294. Ханна Арендт Карлу Ясперсу18 августа 1961
Дорогой Почтеннейший,
Прикладываю письмо1, чтобы Ты узнал, как счастливы в Harcourt, Brace получить книгу2. Но я была бы рада получить его обратно. Вчера я получила письмо и от Курта Вольфа, которому уже звонил Джованович. Джованович – президент Harcourt. Британские права: интересовался Анвин3, но потребовал, чтобы книгу сократили! Я ответила, что это вряд ли возможно и вряд ли Ты на это согласишься.
Но из-за Берлина4 я пишу с тяжелым сердцем. Конечно, все мы были готовы к подобному, но легче от этого не становится. Мне кажется, переговоры между Россией и Германией возможны, и появляется впечатление, что Аденауэр начинает сомневаться. Здесь – даже в газетах – никто и не догадывается, насколько серьезно положение, потому что, очевидно, риск, что начнется война, очень мал.
Как у вас дела? Я пытаюсь вернуться к работе, наконец дописать книгу о революции, в воскресенье снова на пару дней еду на природу5 к Генриху, который, вероятно, вернется домой на следующей неделе. Как я хотела бы хотя бы на пару часов вдруг оказаться в Базеле.
Сердечно
Ханна
1. В архиве не сохранилось.
2. «Великие философы».
3. Стэнли Анвин (1884–1968) – совладелец издательства George Allen & Unwin London.
4. 13 августа началось строительство Берлинской стены.
5. 11 августа Х. А. с мужем отправились в Хейнс-Фолс (см.: п. 263, прим. 1). С 18 по 20 августа Х. А. была в Нью-Йорке.
295. Генрих Блюхер Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 5 сентября 1961
Дорогой Карл Ясперс,
Когда я вернулся домой, мне казалось почти непостижимым, что подобное возможно, но действительность посмеялась надо мной и указала на достоверность внутреннего опыта, в которой не имеют права сомневаться философы. И даже с исключительно прагматической точки зрения недопустимо сомневаться в событии, которое привело к определенным переменам. Одна из немногих величайших радостей, определивших всю мою жизнь, – знакомство с Тобой, возможность быть с Тобой и почувствовать нашу общность. Я в шутку сказал Ханне, что в Базеле я с серьезным опозданием сдавал экзамен по философии, единственный экзамен, к которому я подошел со всей серьезностью. И строго говоря: удивительно, что мне, тому, кто в вопросах философии никогда не стремился к одобрению со стороны экспертов, на долю выпала Твоя поддержка. Завтра я с уверенностью и наслаждением вернусь к студентам в Барде.
Что это возможно – факт. А Твое письмо смогло объяснить мне, как это стало возможно. Так что позволь мне попробовать «назвать» ту «глубокую, прочную основу». Это основа того, что Ты называешь трансценденцией, поскольку трансценденция – не только цель, к которой человек должен стремиться, она и есть та единственная прочная опора, оттолкнувшись от которой он может начать свой полет. Здесь цель и источник едины. Моими словами: мы понимаем друг друга на почве общей безусловной воли к свободе и истине. Или, как бы ни были различны наши взгляды на категорические императивы всех сортов, на основе абсолютного стремления к Абсолюту.
Мы были чужды друг другу не потому, что Ты богат, а я беден, Ты – укоренившийся фриз, а я – лишенный корней берлинец, но потому, что Ты – академический, а я антиакадемический философ. И мосты между нами Ты навел сам. Я говорил Тебе, что не интересуюсь абстрактной свободой философов и в особенности немецких философов. Я готов удивляться и учиться, но не любить и выражать признание. Но когда я думаю о фактической свободе, из немецких философских кругов, после Канта и Лессинга, раздается Твое имя. (Я не могу забыть о любимом, отчаянном Ницше, который гнался за мысле-действенной свободой). И после того как Ты показал современным немцам, как немецкий философ может нарушать всеобщий порядок, мы не только вступили на единую почву, но и обрели общую цель: бороться за неразделимость действенно реальной свободы и мысленно реальной истины.
С политической точки зрения это значит: всегда выступать за свободную республику и ее принципы (что хорошо Тебе удалось в разделении между свободой и воссоединением), но никогда не поддерживать конкретное правительство (что не удалось Тебе в признании Аденауэра). Да, политика пугает нас так же, как и Тебя, и мы точно так же беспомощны. Поэтому я осторожно хотел бы начать рассуждать о политике с позиций философии. Задача философии – объединить истину и свободу, перед политикой стоит столь же непосильная задача объединить свободу и справедливость. Когда мы охвачены страхом и нуждой, мы с радостью слышим хотя бы разговоры о свободе (Кеннеди), но ни мир, ни тем более американские студенты ничего не слышат: слова для них истерты до дыр, и они слишком часто видели, как за ними прячется социальная несправедливость. Что-то уже меняется, но не существенно, и люди становятся недоверчивы и придерживаются своих прежних взглядов. Помимо этого они верят, и видят доказательства тому каждый день, что большая часть американцев по сути – идеологи капитализма, а на того, кто беден, это не производит сильного впечатления. Идеологи русского социализма им куда симпатичнее. Они до сих пор верят, что социалистическая идеология принесет социальную справедливость. Им трудно разглядеть, как за завесой слов о социальной справедливости убивают свободу. Многие даже не подозревают, что такое свобода и зачем она нужна, другие готовы быстро обменять ее на хлеб или индустриальное благосостояние.
В действительности в Америке идеологию слишком часто определяет политический оппортунизм, а политику – экономические интересы. В России же экономику определяют интересы политической власти, а политику – идеология. Проклятый замкнутый круг. Ни одна, ни другая система не имеет никакого отношения к справедливости и свободе, то есть не имеет никакого отношения и к политике. Конечно, между мнением Даллеса об аморальности нейтралитета и пропагандой нейтралитета Кеннеди огромный путь. К сожалению, когда все готовы защищать нейтралитет, уже ни одно государство не заинтересовано в союзе с Америкой. И теперь нынешний Большев1 на благо нейтралитета устроил атомный фейерверк в Белграде, вскочил в сапогах на стол и явно дал понять, что пришло время, когда он сам готов объявить нейтралитет аморальным.
Чтобы не заканчивать письмо на столь мрачной ноте, я хочу вернуться к воспитанию молодежи. В молодых людях я повсюду, но чуть отчетливее в Америке, вижу отвращение, растущую ненависть к лицемерию. Метафизический интерес проявляется все сильнее и сильнее. Они спрашивают об истине. И если мы ответим верно, может быть, сможем заинтересовать их и в свободе?
Передайте благодарность Гертруде за крайне полезную расшифровку. Все, что я говорю Тебе, адресовано и ей – и счастье, и благодарность.
Сердечно
Твой
Генрих Блюхер
1. Предположительно игра слов: «большевик» – «Хрущев».
296. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 13 и 16 сентября 1961
13 сентября 1961
Дорогая Ханна!
Должен поблагодарить Тебя за оба письма. Я счастлив, что теперь будут опубликованы «Великие философы». И я с радостью узнал, как довольны в новом издательстве. Так что Твоя выдающаяся работа не пропадет даром. По поводу дальнейшего сокращения в английском издании я, конечно, разделяю Твое мнение. Курт Вольф прислал мне новый договор. С ним все в порядке.
Поведение Хайдеггера: Ты видела письмо Финка, поэтому не может быть никаких сомнений, чего я на самом деле хочу. Несколько лет назад он в своем письме восхвалял Твое «великодушие». Говорит ли его молчание о том, что он уступил жене1? и стал даже враждебен? Вряд ли Твоя праздничная речь во Франкфурте2 могла привести к таким последствиям – судя по его прошлогоднему ответу, но если учесть его противоречивый и непоследовательный характер, все возможно. Размышления о его побуждениях ни к чему не приводят, лишь к банальности, что не может усмирить мой гнев. С Твоей точки зрения, ситуация кажется мне отвратительной и недостойной. Твое великодушие, которым Ты одаряешь каждого, кроме убийц и доносчиков, позволяет Тебе сохранить дистанцию.
Я получил крайне трогательное письмо от Генриха и очень ему благодарен. Наши письма подтверждают действительность.
16 сентября 1961
Пришлось отложить письмо, поскольку приехали гости. Твое письмо от 6 августа, такое прекрасное и подробное, требует подробного ответа. Твое великолепное описание дома во Фрайбурге и всего, что с ним связано, очень меня развеселило. Обывательский университет заслужил, чтобы в его сердце творилось нечто подобное. Но боюсь, они неспособны на плодотворное возмущение, которое привело бы к продуктивным интеллектуальным и живительным результатам.
Почему те, кто преисполнен благих намерений, по Твоим словам, «скучны»? (Рюстов […]). Такая благожелательность удивительна. В 1920-е я наблюдал это на примере Frankfurter Zeitung