А теперь о политике, которая в последние месяцы развивается по худшему сценарию. Боюсь, Берлин никогда не сможет стать городом ООН. Я не вижу никакого выхода – разве что эвакуировать всех берлинцев и построить для них новый Берлин где-нибудь между Ганновером и Франкфуртом. Не представляю, как сохранить Берлин. И на мой взгляд, тот простой факт, что берлинцы со спокойной душой допустили строительство стены, пополам разделившей город (вместо того чтобы обратиться к пожарным службам и, вооружившись брандспойтами, сорвать строительство), доказывает, что и им это неизвестно. Кеннеди, судя по тому, что я слышала, не в силах справиться с обстоятельствами. Дрожит, забывается, не может взять власть в свои руки, становится игрушкой в руках своих порядочных, а иногда и не столь порядочных советников. Де Голль – здесь, боюсь, он тоже проиграет. Он слишком верит в себя и свои громкие речи. Но, возможно, я заблуждаюсь. Новые атомные взрывы таят страшную угрозу. Вскоре мы к ним вернемся, и одному богу известно, к чему это может привести. Пока все напоминает детскую игру, участники которой показывают друг другу, сколько удалось собрать палок и камней, и сама демонстрация заменяет схватку. Выиграет тот, кто первым взорвет бомбу в тысячу мегатонн. Полагаю, в Германии сейчас впервые рушатся так называемые иллюзии, которые и не были иллюзиями, потому что никто в них не верил! Я постоянно вспоминаю, как однажды мне задал вопрос немецкий студент, очевидно слегка не в себе: «Не думаете ли Вы, что лучше оставить молодым людям их иллюзии?» Это идеально описывает нынешнюю ситуацию. И я снова не могу сказать о немцах ничего хорошего. Они прислали сюда Хольтхузена3 в роли директора Дома Гете. Теперь выяснилось, что Его Благородство в свое время был членом СС, тогда я по глупости пыталась его спасти. Но он, очевидно, меня дезинформировал […]
Вы поймете из письма, что я все еще встревожена. Что мне действительно могло бы помочь – пара часов с вами на Ауштрассе.
Будьте здоровы, с приветом от нас обоих
Ваша
Ханна
1. См. п. 261.
2. Расширение стенки артерии.
3. Ганс Эгон Хольтхузен (1913–1997) – писатель и литературный критик.
298. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 6 и 7 ноября 1961
6 ноября 1961
Дорогая Ханна!
Ты рассказала нам о тяжелой болезни Генриха лишь когда опасность миновала. Современная медицина, даже если и не помогает, крайне полезна людям вроде нас и вас – мы хотим знать, что происходит. Вы понимаете общий принцип, но не знаете, что произошло на самом деле: зарубцевался ли разрыв, что сможет защитить ткани от новых растяжений? Неожиданное, чудесное выздоровление можно объяснить лишь резорбцией крови и закрытием разрыва.
Ты, конечно, сразу разобралась в анатомической стороне вопроса. То есть поражение не затронуло мозг. Если все повторится, и Генрих будет недалеко от больницы, в случае серьезной опасности можно согласиться на операцию – конечно, в ней нет ничего приятного, но она совсем не так страшна, как операция на мозге. Я полагаю, позже можно будет установить, на месте ли аневризма и произошли ли в ней какие-либо изменения.
Приятно читать, как спокоен Генрих и, конечно, как он использует новую возможность, чтобы разобраться в неврологии. В свое время я был полон того же энтузиазма. Эта сфера медицины при всей ее сложности невероятно прозрачна. Наши знания в этой области невероятно обширны, и все же она по-прежнему на грани познаваемого. Когда я разглядывал эти микроскопические изображения, мне всегда казалось, что я смотрю на далекие галактики. Мы узнаем все больше, но «скрытое за пределом» становится все недоступнее.
Молодые люди вроде вас, как кажется нам, старикам, не должны страдать от подобных приступов. Какие глупые предубеждения для пожилых людей! Нам и в голову не пришло, что причина Вашего долгого молчания в тяжелой болезни. Я благодарен судьбе, что в этот раз она ограничилась лишь предупреждением. Беспокойство об опухоли – на тот момент совершено обоснованное – уже в прошлом. Но несмотря на благоприятный исход, я с нетерпением жду дальнейших известий. Спокойное восстановление и заживление шрамов еще впереди.
Я бы ни за что не поверил в такую интерпретацию поведения Хайдеггера, если бы не услышал ее от Тебя, ведь Ты так хорошо его знаешь. Он наверняка давно знает о твоих книгах, потому что о них пишут все газеты и они выходят одна за другой. Он лишь впервые получил книгу непосредственно от Тебя – и такая реакция! Самое невероятное возможно!
Второй том «Великих философов», план работы следующий: сначала я завершу работу над «Философской верой и откровением», затем приступлю ко второму тому. Так что я смогу начать не раньше весны 1962-го. Пока совершенно не представляю, когда смогу закончить. Подготовка идет очень хорошо. Но последовательный текст еще только предстоит написать, на основе всего, что уже есть. Пока я не планирую включать Кузанского и Экхардта. Мы решили сделать начало второго тома заключительной частью первого. Она занимает 330 страниц. Если второй том американского издания по объему должен соответствовать первому, к нему необходимо добавить чуть меньше чем 180 печатных немецких страниц. Мы позаимствуем их из второго тома немецкого издания. Возможно, они будут готовы в рукописи к осени 1962-го.
Я тоже размышлял над Твоим предложением по поводу Берлина (спокойная и организованная эмиграция всех берлинцев, западных берлинцев, если они этого захотят, со всем имуществом). Централизованное поселение в виде нового Берлина кажется мне невозможным. Следовало бы распределить их по всей Федеративной Республике и США, куда бы берлинцы ни захотели отправиться и где их будут готовы принять. Берлинцы бы исчезли как этническая часть немецкого народа. Мне от этого очень не по себе. Вопрос в том, в какой момент сговорчивость Запада обернется политико-моральной катастрофой для всего западного мира. Когда-нибудь где-нибудь возникнет вопрос: порабощение или бомба. Порабощение в любом случае приведет к бомбам, вероятно, на завершающем этапе войны между Россией и Китаем. От бомб нас может спасти только западный дух. Но в таком случае нельзя допустить ухудшения ситуации. Сговорчивость приводит весь мир на сторону России. Это очевидно уже сейчас. Все это болтовня, все, что говорит отвратительный Неру1, – пустые слова. Судя по их поступкам, на самом деле они верят только во власть. Поэтому я – до сих пор – выступаю за отказ от всех иллюзий, но за отстаивание факта Западного Берлина. Мы должны сохранить минимум достоинства, без которого свободная политическая жизнь невозможна.
Как ужасно то, что ты пишешь о Кеннеди. В обозримом будущем все определят мгновения, предсказать которые невозможно.
Итак, 13 августа2 в Берлине. На мой взгляд, у берлинцев не было полномочий, но западные власти могли бы поручить берлинской полиции воспользоваться брандспойтами, по твоему совету. Мне он кажется выдающимся. Все замерли от ужаса, в том числе и Кеннеди.
Хольтхузен – друг Пипера. Пипер должно быть знает, о чем ты пишешь.
Привет Генриху. Напишу ему вскоре.
Сердечно
Карл
Гертруда напишет завтра
7 ноября 1961
Дорогая Ханна!
Я оставил письмо на ночь. И попытался с медицинской точки зрения обдумать опасность, которой Вы подверглись. Вопросы, на которые действительно нужно найти ответ, не могут разрешить даже врачи. Но следует быть готовым к тому, что подобное неслучайно и может повториться.
Я думаю: когда остановилось кровотечение? То есть когда свернувшаяся кровь закрыла аневризму? Сколько крови успело свернуться, насколько велико «кровяное новообразование», давление которого вызывало такую страшную боль? Улучшение состояния может быть связано и с резорбцией крови, когда кровотечение прекратилось… Вопросы возникают один за другим, а врачи выслушивают их с недовольством, потому что не могут дать ответ.
Но теперь: если снова проявятся симптомы возобновившегося кровотечения, Вы знаете, что делать: постельный режим и совершенный покой, расположить голову повыше, избегать повышения кровяного давления (дефекация при помощи клистира) и возможно воспользоваться медикаментозными препаратами, о которых Вы, вероятно, знаете лучше нашего (адреноксил или другие, повышающие свертываемость крови медикаменты). Кровотечение, которое пережил Генрих, очевидно, было не сильным. Вероятно, когда он обратился за медицинской помощью, оно уже остановилось. Причина быстрой поправки в резорбции крови, благодаря которой понизилось давление. Когда я задумываюсь об этом, становится гораздо страшнее, хотя теперь в опасениях уже нет никакого смысла. Продолжительный покой необходим, как из-за пережитого давления на мозг, так и из-за рубца, который должен полностью затянуться.
Сердечный привет вам обоим!
Карл
1. В то время Неру был моральным лидером неприсоединившихся государств.
2. См.: п. 294, прим. 4.
299. Ханна Арендт Гертруде и Карлу ЯсперсМидлтаун, Коннектикут, 16 ноября 1961
Дорогие друзья,
Пишу второпях потому, что мы только что получили окончательные результаты обследования от самых разных врачей. Дело обстоит еще лучше, чем мы предполагали. Кровотечение было минимальным, и невероятно быстро абсорбировалось, аневризма осталась, но это не так страшно. Вероятность рецидива мала, если лечение будет проведено надлежащим образом. Все остальное – циркуляция, кровяное давление, сердце и т. д. – в полном порядке. Было бы настоящим безумием рискнуть и согласиться на операцию. Генрих уже на ногах и к своей огромной радости уже отправился на прогулку, никакой слабости несмотря на трехнедельный постельный режим. И он не так быстро устает. Совет главного врача: два месяца соблюдать меры предосторожности и потом забыть обо всем. Но никаких физических нагрузок – хотя об этом Генриха не нужно просить дважды, потому что он всегда полагал, что в этом отношении его предки уже добились всего, чего только можно требовать от семьи. Удар, предположительно (ничего не известно наверняка), был вызван спазмом, что кажется мне вполне вероятным, он подвержен им всю жизнь – из-за нарушенной работы вегетативной нервной системы. (В юности он страдал от шестимесячной диареи, после которой врачи поставили на нем крест. Роберт