чить, чтобы история не прошла даром. И правда, «дьявол лишь оцарапал».
Да, Аденауэр и Германия в целом теперь, после дела Эйхмана, собирается устранять худших из людей. Невероятно сдержанный судебный приговор – недобрый знак. За 6500 отравленных газом евреев сегодня получают три с половиной года или что-то вроде того. Мы с этим уже сталкивались – когда не были наказаны фемические преступники2. Эта так называемая республика действительно ничем не отличается от предыдущей. И экономическое развитие не поможет справиться с политическими проблемами. Здесь обрушение биржи3 не повлияло на мнение избирателей, поразительно, потому что убытки немыслимы. Обеспокоены только те, кто в этом разбирается. Многие просто затянули пояса, но никто не жалуется. По большей части к подобным потерям относятся как к проигрышу – чем они по сути и являются.
Я познакомилась с Карлом Бартом на одном официальном приеме, и, поскольку за столом мы сидели рядом, нам удалось пообщаться. На него серьезно повлияла широкая известность. Он просил передать, что сожалеет, что так редко виделся с Тобой в Базеле. И почему я не навестила его, когда была у вас. Он произвел впечатление очень старого душой – не телом – человека. Но со мной он был очень обходителен.
Теперь пара слов о планах. Осенью мне нужно пару недель провести в Чикаго, поездку пришлось перенести из-за аварии. Затем, как и в прошлом году, семестр в Уэслианском. Я согласилась прочитать слишком много лекций, хоть все они и неподалеку, и немного обеспокоена своим рабочим планом. Весной у Генриха будет саббатикал на семестр, что позволит ему отдохнуть целых девять месяцев. Мы хотим приехать в Европу в феврале, сперва в Базель, после чего отправимся в путешествие по Сицилии и Греции. Боюсь об этом писать, чтобы не сглазить. До тех пор нужно успеть разделаться не только с «Эйхманом», но и с переводом «Революции» на немецкий и прочитать корректуру английского издания. Я с нетерпением жду перерыва в работе, хотя не стану отрицать – история Эйхмана доставляет удовольствие. Если бы я могла остаться здесь до самой осени, без телефона и забот о хозяйстве, я бы все успела. Но обстоятельства не позволяют.
Сердечный привет вам обоим
Ваша
Ханна
1. Недатированное письмо, которое, должно быть, было написано в это время.
2. Политические убийства, совершенные правыми радикалами в первые годы существования Веймарской республики.
3. Недолгосрочное понижение биржевых курсов, внушившее многим беспокойство.
312. Ханна Арендт Гертруде и Карлу ЯсперсНью-Йорк, 17 сентября 1962
Дорогие друзья,
я с ужасом поняла, как долго не отвечала на письмо1 Гертруды. В конце августа мы вернулись в Нью-Йорк, с начала сентября Генрих снова в колледже (он отлично отдохнул и совсем не устает, несмотря на обилие работы), а я закончила «Эйхмана». Получилась целая книга, но в The New Yorker очень воодушевлены и хотят опубликовать текст целиком – что было бы очень приятно с финансовой точки зрения. Потому что в таком случае от всех моих планов заработать собственным умом иным способом можно будет отказаться. Страховые компании выплачивают крупные суммы лишь при серьезных травмах и увечьях, которые я не могу предъявить.
Я хотела бы в первую очередь узнать, как сердце? Это коронарный склероз? «Снова за письменным столом» – эта фраза очень меня успокоила. Посмотрим при встрече. Генрих не хотел уезжать раньше марта, а я думала, возможно, получится застать торжество2. Я могла бы приехать одна и помочь Эрне с подготовкой. Возможность продолжительного визита я не рассматривала. Мы отложим его до нашего возвращения из путешествия, если вы вообще хотите и готовы принять нас. Пока не могу сказать, когда это будет. Мы хотели бы поблуждать несколько месяцев. До отъезда еще далеко, а мы не связаны никакими обязательствами. Генрих, которому совершенно не по душе перелеты, хочет плыть на корабле. Тогда разумнее всего было бы отправиться по южному маршруту на итальянском судне.
Теперь неотложная просьба: я перерыла всю квартиру, чтобы найти радиоинтервью, которое накануне процесса Эйхмана3 вышло в Monat. Оно срочно мне нужно для эпилога к книге. Могли бы Вы его прислать? Я его потеряла, или кто-то его забрал. Никак не найду.
С нетерпением жду «Веры откровения». Когда книга выйдет? Мангейм уже переводит второй том «Великих философов». У меня еще есть две недели отпуска, но потом начнется работа, что слегка меня пугает. Сначала на две недели в Чикаго, затем снова в Уэслианский, где я хочу провести семинар о «Никомаховой этике», которого жду с нетерпением. Но, к сожалению, в то же время предстоит прочитать множество лекций, от которых пришлось отказаться весной, к тому же гранки «Революции» и «Эйхмана». И до отъезда необходимо закончить работу над немецким изданием «Революции». Если я окажусь у вас перед путешествием, от меня останутся одни глаза.
Хотела бы узнать, что вы думаете о встрече4 де Голля и Аденауэра. Мне это совсем не по нраву.
Всего самого, самого лучшего
Ваша
Ханна
1. Письмо от 12 августа 1962 г., в котором Гертруда Я. сообщает о состоянии Я.
2. Речь идет о восьмидесятилетии Я. (23 февраля 1963).
3. Карл Ясперс о деле Эйхмана, см.: п. 282, прим. 1 и п. 302, прим. 7.
4. В июле 1962 г. де Голль и Аденауэр принимали большой парад французских и немецких войск неподалеку от Реймса. В сентябре 1962 г. де Голль впервые посетил ФРГ с официальным визитом, во время которого везде был встречен народными овациями. После этого, в январе 1963 г., был подписан договор о дружбе между Францией и ФРГ.
313. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 25 октября 1962
Дорогая Ханна!
Хотел написать вам уже давно. Сегодня поводом стал небольшой конфуз, вызванный Куртом Вольфом. Я сказал ему, что Нанда Эншен располагает моральным правом на мою новую книгу. Но мне показалось вероятным, что ее значительный объем может помешать как ей, так и Курту Вольфу. Все же он хотел получить гранки. И я не стал возражать. Тем временем Нанда Эншен сообщила, что объем книги для нее не имеет значения. Это я также передал Курту Вольфу. На прошлой неделе я написал Нанде Эншен и предложил ей проект договора (который я исправил во второй редакции) и предложил Пиперу отправить ей книгу1 авиапочтой. Ее ответ пока не пришел. Разумеется, ей принадлежит право первого выбора. Судя по сегодняшнему письму от Курта Вольфа, он обо всем забыл. Он отправил Вам гранки (пожалуйста, дождитесь книги, которая уже наверняка на пути от Пипера – и отложите ее – не стоит отвлекаться от работы), зачем – ума не приложу. Сегодня пришли первые экземпляры от Пипера. Дело продвигается медленно. Официально книга должна была выйти на прошлой неделе. Договор с издателем Нанды Эншен очень короткий. Она устно согласилась с предложенным вариантом договора и отказалась от обширного печатного экземпляра. Она была очень сговорчива, еще когда Ты была здесь, в Базеле. Так что наши прежние договоренности, по которым Ты должна утвердить договор с ней, уже недействительны. Надеюсь, не придется снова беспокоить Тебя и обращаться к Тебе за помощью.
Курт Вольф очень забывчив – как иначе! я тоже! возраст! – в отношении второго тома «Великих философов». Я уже давно сказал ему, что вместо Экхарта и Кузанского пришлю начало второго немецкого тома. Что удовлетворит его продолжительные просьбы. Я работаю над Кузанским и надеюсь закончить к концу декабря. Тогда объем второго американского тома будет достаточным. Кузанского можно будет в таком случае опубликовать позже на немецком. От Экхарта пока придется отказаться. Собранного мной материала не хватает.
Нанда Эншен написала, Эштон готов переводить мою новую книгу. Это было бы прекрасно. Но, боюсь, ничего не выйдет. Мне кажется, стиль книги будет совершенно не востребован в Америке. Но хватит об этом!
Некоторое время назад Ты спрашивала, что я думаю о выступлениях Аденауэра – де Голля. Оказалось, это сущий пустяк. В то время они меня только раздражали. Немецко-французская дружба в виде общности интересов разумеется сама собой, пусть обставляют ее с помпой. На мой взгляд, это соответствует пропагандистскому стилю де Голля. Но приплетать сюда и отстранение от Англии и подчеркивать, что речь идет не просто о Европе, но о континентальной Европе2, как и указывать на особую связь между Германией и Францией, – это мне кажется дурным симптомом, политической глупостью. Я был возмущен. Но, как я уже написал, это полная чепуха. Гертруда придерживается того же мнения.
Что вы думаете? Со вторника все изменилось3. Мне это напоминает переход Рубикона. Кто-то должен был остановить русское вторжение. Кеннеди, на мой взгляд, выразил это очень точно: ожидание повлечет за собой более серьезный риск, чем действие. Американцы его поддерживают. Кажется, настал подходящий момент. С ним согласна и Южная Америка. Я немного опасаюсь, но в целом доволен политической обстановкой. В этот раз я не вижу неловкости Кеннеди, это скорее непривычная политическая утонченность в сочетании с серьезностью, свойственной англосаксам.
Разочаровывают реакции европейцев. Все шутят, умничают, обсуждают подробности: всем не хватает серьезности, чтобы почувствовать, что настало время играть по-крупному и принимать участие в происходящем. FAZ, очевидно, не в состоянии освещать подобные события. В первый день на второй полосе они опубликовали голую новость, словно не произошло ничего выдающегося, и никак ее не прокомментировали, настоящий журналистский провал. На второй день была опубликована одна-единственная короткая – неплохая – заметка Дешама4. До сих пор не было никакого подробного репортажа в соответствии со значительностью происходящего, никаких мнений о его смысле. В Германии все спокойны, словно ничего и не происходит. Никаких признаков западного стремления к истине. Аденауэр сразу выразил безоговорочную поддержку. Снова отдаю ему должное. Но и он не смог подобрать убедительных слов.