Но я принял решение не принимать прямого участия, даже в составе особой комиссии. У меня там особое положение, потому что я не могу участвовать. Но я могу передавать сообщения.
Какие жуткие вещи Ты рассказываешь о Париже, меня крайне беспокоят новости о проблемах негров. Недавно в Москве впервые прозвучало слово «раса» (не нация) как упрек русских в адрес китайцев.
И теперь то, о чем много не расскажешь, по Твоим словам, «само собой разумеющееся» и самое главное. Мы не одиноки в мире. Вы были здесь словно вчера. Мы чувствуем себя лучше, потому что вспоминаем о вас и ведем с вами воображаемые беседы, непрерывно с каждым из вас по отдельности.
Мать Эрны11 была очень истощена. Прекрасный врач взял инициативу в свои руки. Он диагностировал рак толстой кишки. Ей сделали операцию. На второй день она умерла, вчера прошли похороны. Эрна потрясена, лишь спустя двенадцать часов она проронила несколько слезинок. Она все продумала – даже черное платье – не хотела видеть никого, кроме Боны12, и уехала в Тонбах. Это тяжелейший удар, какой только мог выпасть на ее долю.
О нас есть кому позаботиться. Через несколько дней она вернется, обучит Меди Гейтель13 нашим порядкам и восьмого августа на четыре недели уедет в отпуск к отцу14. Затем свой отпуск с отцом проведет Ирма15. Он живет с сыном16 и невесткой17 и внуками в одном доме, тяжело болен, много лежит, но по возможности присматривает за дровяными запасами и техникой, проверяет, все ли в порядке в столярной мастерской, которую он передал сыну уже много лет назад.
Сердце и слух Гертруды без изменений. Но в остальном она чувствует себя гораздо лучше, она словно ожила. После гриппа ее снова одолела депрессия, которая с некоторыми интервалами сопровождает ее всю жизнь. И только когда депрессия проходит, Гертруда понимает, в чем была причина ее подавленности.
Сердечный привет Генриху. Желаем вам хорошо провести время в Паленвилле!
Ваш Карл
Удивительно, что губернаторы высказываются в поддержку упразднения сегрегации (при трех голосах «против») вопреки собственным ожиданиям и вопреки протоколу заседания18.
1. Эмиль Хенк (1893–1969) – фабрикант, входивший в круг борцов социал-демократического сопротивления, находившись в опасности, Гертруда Я. какое-то время скрывалась у него. Принимал активное участие в восстановлении Гейдельбергского университета, был близким другом супругов Я.
2. Теодор Хаубах (1896–1945) – ведущий социал-демократ, до 1933 г. руководитель информационного отдела берлинского полицейского управления. Член кружка Крейзау, ученик и друг Я., казнен по обвинению в причастности к покушению 20 июля.
3. Карло Мирендорф (1897–1943) – ведущий социал-демократ, генеральный секретарь профсоюза транспортных рабочих, с 1933 по 1938 г. находился в заключении в концлагере, умер во время воздушного налета.
4. См. п. 72.
5. Ойген Герстенмайер (1906–1986) – теолог и политик, во времена национал-социалистов член Исповедующей церкви, с 1954 по 1969 г. председатель бундестага ФРГ.
6. Вернер фон Тротт цу Зольц – старший брат Адама фон Тротт цу Зольца.
7. Haubach T. Versuch einer Phänomenologie des ästhetischen Bewusstseins im Grundriss (Diss.). Heidelberg, 1923.
8. Карл Фридрих Герделер (1884–1945) – лидер движения Сопротивления, в случае свержения Гитлера должен был стать рейхсканцлером, казнен по обвинению в причастности к покушению 20 июля.
9. Геннинг фон Тресков (1901–1944) – начальник генерального штаба второй немецкой армии, покончил с собой на фронте 21 июля.
10. Людвиг Бек (1880–1944) – начальник генерального штаба немецкой армии, один из лидеров подготовки плана переворота, убит после провала покушения 20 июля.
11. Каролине Мерле-Цойфле (1887–1963) умерла 25 июля 1963 г., следовательно Я. писал это письмо на протяжении нескольких дней.
12. Мари Бонадюрер – лечащий врач Эрны Мерле и Гертруды Я.
13. Меди Гейтель, кузина Я. (младшая дочь Теодора Тантцена, см.: п. 334, прим. 2), в то время студентка Фрайбургского университета, занималась домашними делами и хозяйством на Ауштрассе.
14. Готлиф Мерле (1882–1963) – владелец столярной мастерской.
15. Ирма Мерле (1924–?) – сестра Эрны М.
16. Вилли Мерле (1930–?) – столяр.
17. Ирене Мерле-Шмельцле (1931–?).
18. Примечание Я. основано на неточных данных – на съезде в Майами 23 июля 1963 г. губернаторы отдельных американских штатов проголосовали в соотношении 38 против 3 за то, чтобы вопрос гражданских прав, в котором не удавалось достичь соглашения, был поручен особой комиссии, для которой вопросы о гражданских правах имели бы первостепенную значимость. См.: п. 331, прим. 6.
333. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуПаленвилль, 9 августа 1963
Дорогой Почтеннейший!
Отвечаю на Твое восхитительное, длинное, трогательное, убедительное и ободряющее письмо в худший момент, потому что просто не представляю, когда еще смогу это сделать. Состояние близкой знакомой1 в Нью-Йорке, болевшей лимфосаркомой уже несколько месяцев, резко ухудшилось (легкие), и мне пришлось срочно вернуться, потому что там нет никого, кто мог бы о ней позаботиться – ни семьи, ни по-настоящему близких, ближайших друзей, никого, кто мог бы побеседовать с врачом, и т. д. Она очень мне симпатична, но мы не очень близки, что только осложняет дело. Все ее близкие друзья в Европе.
Ты совершенно прав, действительно кажется, будто я оказалась в западне и судить о честности борьбы можно по тому, что Aufbau не решились даже опубликовать мое заявление – здесь это совсем не принято. Типично и то, что те же люди, что, извини меня, вымазали меня в грязи, затем тайком, так сказать, под покровом ночи приходят ко мне и заявляют, что я должна обратиться в суд, это настоящая травля, статьи в Aufbau «оскорбительны» и дают повод для тревоги – все это я слышу от людей, которые публикуются в следующем номере Aufbau! В высшей степени странно. С другой стороны: раввин2 Колумбийского университета пригласил меня выступить перед еврейскими студентами3. Обычно это совсем небольшая группа – около пятидесяти человек, особенно летом. В аудиторию, рассчитанную на триста человек, набилось пять сотен, а еще пять сотен сдерживала полиция – чтобы они не взяли зал штурмом. Меня встретили овациями, выступала я недолго, после чего вела подробную дискуссию, в ходе которой мне передавали записки, потому что устроить это иначе было невозможно, вопросы были анонимными. И во множестве записок сплошные провокации! После этого долгая овация и невозможные трудности при попытке выбраться, потому что более пятидесяти студентов подошли к кафедре, чтобы быстренько задать мне пару вопросов. Все это было очень приятно, некоторые вопросы были восхитительны, и было бы еще лучше, если бы не жара в 90 градусов и никакого кондиционера. Или другой пример: одна старая знакомая, сионистка, Хадасса4, о которой я ничего не слышала много лет, пишет: Come back to us (имея в виду еврейский образ жизни), we need you5: очень трогательно и очень просто. Или один специалист по связям6 (серьезный функционер) одной из крупных ассоциаций синагог, раввины которой проповедуют против меня, подошел, чтобы сообщить, что по совместительству он организует серии лекций, и спрашивает, не хотела бы я поучаствовать в лекционном турне, с гонораром от $1000 до $1500 за выступление! Без тени сомнения пишет мне на бланке своей иудейской общины. Иными словами, все это – почти исключительно дело оплаченных функционеров, которым уже не подчиняются огромные группы еврейского населения. Речь идет исключительно о старшем поколении. Параллель с ситуацией в Германии очевидна.
Что касается сопротивления, то Ты (и Пипер) абсолютно прав: я подробнее должна объяснить, что имею в виду. Мне кажется, решающее значение имеет тот факт, что эти люди в своих официальных обращениях, которые были подготовлены на случай успеха, не говорили о преступлениях нацистов вообще, либо упоминали их походя, либо говорили о них, как о преступлениях против немцев, даже в том случае, если эти преступления в тайне их беспокоили. Как недавно написал мне один человек из этого круга, который мне крайне приятен, в противном случае они рискнули бы развязать гражданскую войну, что, разумеется, справедливо. Но это не отменяет того факта, что они были не готовы рискнуть гражданской войной – по национальным причинам. К тому же доказано, что Гиммлер7 был в курсе, а граф Хелльдорф8, эсэсовец, был соучастником, а следовательно они готовились не больше чем к дворцовому перевороту. Но, на мой взгляд, необходимо отделять движение Сопротивления, приведшее к двадцатому июля от более ранних антинацистских выступлений не только социалистов (Мирендорф), но и консерваторов. К 1938-му все было, так сказать, в прошлом, и от настоящего группового сопротивления в 1938 году уже не осталось и следа. Совершенно другой вопрос – неорганизованная деятельность отдельных лиц, даже входящих в состав определенных групп. Они помогали, чем могли, зачастую рискуя жизнью, но это вопрос гуманности, не политики. Как только они оказывались вовлечены в политику, они полагали, что больше не имеют права приводить «гуманные» или «моральные» аргументы. И это, я боюсь, был не только вопрос тактики (как им кажется теперь), цель которой в попытке привлечь на свою сторону генералов. На мой взгляд, по-настоящему ориентироваться можно только на меры и прокламации, подготовленные на случай победы. Например, Герделер полностью поддержавший остальных, вовсе не собирался упразднять НСДАП! Это было бы антидемократично. Мой тезис, если я правильно понимаю, опровергает только пример Трескова – о котором я знаю слишком мало. Мне нужно подробнее с ним разобраться. Но отличительной чертой этих людей, как политической группы, была их беспринципность, и объяснить ее можно только как результат союза социалистов и консерваторов и убежденных христиан – словно используемые принципы оказались слишком разнообразны, чтобы привести к согласию. Объяснить это можно тем, что для них противостояние власти так и не стало принципом. Что же касается вопроса о том, сколько им было известно, то ответ на него, вероятно, будет иным в каждом отдельном случае. Но в целом можно утверждать, что большинство из них оказались втянуты в режим или были так тесно связаны с серьезными функционерами, что можно допустить, чт