Ты пишешь о моем «Ницше» и издании в мягкой обложке. Я рад слышать от Тебя подтверждение. Получила ли Ты перевод? Мне написал о нем Вальраф. Если его перевод хорош, может ли Хелена Вольф рассмотреть его кандидатуру для работы над «Кратким курсом»?
О книге для Нанды Эншен: я не слышал ничего с тех пор, как был подписан договор. Эштон хотел прислать предложения по сокращениям. До сих пор ничего. Боюсь, все застряло на нем, потому что ему предоставили слишком, слишком много времени. Нанда Эншен, от которой прежде я получал по письму в неделю, теперь полностью пропала. Могла бы Ты попробовать позвонить им, когда будешь в Нью-Йорке, и немного их поторопить?
Сердечный привет вам обоим и от Гертруды
Ваш
Карл
1. Эрих фон Витцлебен (1881–1944) – немецкий генерал, казнен по обвинению в причастности к движению Сопротивления.
2. Заметки были опубликованы в: Jaspers K. Notizen zu Martin Heidegger, Saner H. (Hrsg.). München, Zürich, 1978.
379. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 5 июля 1965
Дорогая Ханна!
Твои предложения для Harper&Row обернулись крупным успехом. Я получил письмо от Фреда Вика. Он хочет издать «Философскую веру и откровение». Но не знает, что договор уже давно лежит у него в издательстве благодаря Нанде Эншен. Теперь я надеюсь, дело сдвинется с мертвой точки. В соответствии с требованиями договора, Эштон должен закончить в октябре 1964-го. Прилагаю копию своего ответа господину Вику.
Не буду подробно рассказывать о себе. Кортизон принес ощутимое облегчение. Врач пытается определить минимальную дозировку и комбинацию препаратов, которые смогли бы действовать на протяжении долгого времени. Я не выхожу на улицу уже несколько месяцев, большую часть времени провожу на кушетке.
С нетерпением жду вашего приезда, и радость ожидания уже озаряет мои дни. Сможем наверстать все, что до сих пор не могли обсудить.
Сердечный привет вам обоим от Гертруды и
Вашего
Карла
380. Ханна Арендт Гертруде и Карлу Ясперс6 июля 1965
Дорогие друзья,
Твое прекрасное письмо, написанное во время болезни. В нем слышатся веселье и уверенность, восхитительный покой всех этих лет. Полагаю, рука прошла и боли стихли благодаря приему лекарств. Мы говорим о вас каждый день, и я каждый час вспоминаю Базель и Ауштрассе.
О Гретце поговорим лично, может быть, я привезу еще одно письмо, которое успела получить, – по-прежнему в строке «отправитель» значится адрес тюрьмы. Я мало знаю о Беке, мне понравилось, что в центр пьесы он поместил Хелльдорфа, сделал его «героем», – я воспринимаю его точно так же. В остальном же наши мнения совпадают. Это не произведение искусства, но удачный репортаж, на мой вкус, сделанный на славу. Это попытка начать говорить об истине. К тому же мне нравится его независимость от идеологии и отсутствие сантиментов. Гретц – представитель нового типа, возможно, он лучше людей вроде Осецкого, которые при всем моем уважении к личному мужеству, всегда казались мне невыносимыми. Гретцу не хватает только убедительности.
Замечание Хайдеггера: я не исключаю, что он уже в той или иной форме говорил об этом в Базеле, но Тебе сообщили лишь о неприятном наблюдении. Натали Саррот, французская писательница русско-еврейского происхождения, сказала мне, что только в Америке люди пересказывают комплименты, которые говорят друг другу за спиной. Во Франции же, по ее словам, любое оскорбление распространяется с необычайной стремительностью.
Хелена Вольф уже нашла переводчика для «Краткого курса». Я уже несколько месяцев назад предложила ей Вальрафа. Я не понимаю, что происходит с Нандой Эншен, но постараюсь до нее дозвониться – полагаю, она не в Нью-Йорке. Я как раз собираюсь покинуть наш райский уголок и уехать в Нью-Йорк на пару дней.
Напишите пару строчек, как дела. Открытки вполне достаточно. Изменились ли ваши планы. Если нет, все остается по-прежнему – середина августа.
С наилучшими пожеланиями от нас обоих
Ваша
Ханна
381. Ханна Арендт Гертруде и Карлу Ясперс[Паленвилль] 25 июля 1965
Дорогие друзья,
Благодарю вас за письма1, которые так меня успокоили. Завтра утром я возвращаюсь в Нью-Йорк и вряд ли найду время написать оттуда. Пипер через своего так называемого коллегу убедил меня принять участие в Кельнской дискуссии о революции с Карло Шмидом2. Если меня не арестуют на месте, что маловероятно, оттуда я сразу отправлюсь на три дня в Италию, чтобы повидаться с Мэри3. Генрих не хочет ехать со мной, а предпочитает Цюрих. Так что сегодня пишу только чтобы сообщить о датах.
Мы вылетаем из Нью-Йорка в Кельн 31-го или 1 августа и останемся там до 6-го. Затем я уеду в Италию, Генрих – в Цюрих, Waldhaus Dolder. Я приеду в Цюрих 10-го или 11-го – это самое позднее – и сразу позвоню. Мы уже оплатили комнаты в Krafft am Rhein. Генрих только до 23-го, затем неделю он хочет провести с другом Робертом4, я думаю, останусь до конца месяца, если вас это не побеспокоит. Наш корабль отплывает из Роттердама 7 сентября, и несколько дней мы хотели бы провести в Голландии, где Генрих никогда не был.
С Пипером в этот раз ничего не вышло, так что я должна заняться корректурой книги о революции, пока буду в Европе. В сущности, в этом нет ничего страшного.
Здесь, где я могу спокойно работать, я переделала две лекции в объемные эссе. К сожалению, они на английском и я не решаюсь отправлять их Тебе. Одно – об истине и политике5, и в сущности написано в результате шумихи вокруг Эйхмана: нужно ли, можно ли в политике просто говорить правду? Второе о Брехте6 и нашем затянувшемся споре: хорошие стихи и есть хорошие стихи.
Я очень рада узнать, что семейство Занер с вами. Полагаю, Хоххут и Занер – Твои «воспитанники», но не только. Иногда нам не везет с сыновьями и приходится ждать внуков. Но и это прекрасно. С нетерпением жду встречи с Занером. Его образ мыслей мне невероятно симпатичен. Пожалуйста, передайте ему привет.
Теперь вопрос только в том, как вы сможете меня найти, если вдруг что-то пойдет не так или наши планы изменятся. Полагаю, в Кельне мы остановимся в отеле Bristol. Я попросила Пипера и Цилькенса, приятеля, которого я встретила в поезде, забронировать номер. Но точно пока ничего не известно. Проще всего будет, если я смогу позвонить, но боюсь вас побеспокоить. Однако если Занер у вас, он наверняка сможет взять трубку. Меня ужасает мысль о том, что придется отвлечь Тебя от работы или заставить встать с софы. Но полагаю, что все же позвоню – такой уж у меня характер.
До скорого! До скорого! Всего самого лучшего, с любовью
Ваша
Ханна
P. S. Как Ты, вероятно, знаешь, Эштон сдал перевод. Был совершенно ошеломлен, что опоздал. Он превысил срок всего лишь на год.
1. Помимо п. 379 имеются в виду два письма от Гертруды Я. Ханне Арендт от 2 и 9 июля.
2. Карло Шмид (1896–1979) – немецкий юрист и политик.
3. Мэри Маккарти.
4. Роберт Гильберт.
5. Arendt H. Truth and Politics // The New Yorker, 25.02.1967, p. 49–88; Арендт Х. Истина и политика // Арендт Х. Между прошлым и будущим. М.: Издательство Института Гайдара, 2014, с. 334–389.
6. Arendt H. What is Permitted to Jove // The New Yorker, 5.11.1966, p. 68–122; Арендт Х. Люди в темные времена. М.: Московская школа политических исследований, 2003, с. 238–287.
382. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 29 сентября 1965
Дорогой Почтеннейший,
Вот уже почти неделю назад мы вернулись домой, и завтра начало моего семестра1. Генрих, который в этом семестре не преподает, уже уехал на неделю в Бард, чтобы удостовериться, что все в порядке. В этот раз переключиться особенно тяжело, на самом деле я до сих пор с вами, а здесь за печатной машинкой сидит лишь моя тень. Думаю, надеюсь, кто-то из вас скоро напишет мне хоть строчку о том, как дела и прошли ли боли.
Я должна была рассказать о Кельне, что, кажется, было гораздо раньше, чем поездка в Базель. Абсолютная катастрофа, но не из-за руководителя студенческого фонда, хоть он и был настроен несколько враждебно, но из-за невероятного количества студентов. Два года назад у меня была идея основать союз бывших стипендиатов. И студенты, и руководство обсуждали ее с большим воодушевлением. Дискуссия затянулась на два года, но не привела ни к каким фактическим результатам. И только теперь в Кельне выяснилось, что все они (студенты, не председатель) забыли, что речь шла о союзе бывших студентов, а не о студенческой организации. Им совершенно невдомек было, что это абсолютно разные вещи. Во-вторых, никто, в том числе и директор, не понял, что предприятие имеет смысл, только если организацией займутся студенты или бывшие студенты, а не бюрократический аппарат фонда. Студенты, которые в целом меня поддержали, были крайне агрессивно настроены по отношению к директору и упрекали в ретроградстве. Он в свою очередь – и по праву – испугался сверхурочной работы. Я сказала, что от управления студенческого фонда нужны только адреса для рассылки циркуляров и в этом они не откажут. К тому же нужно немного средств – либо от студенческого совета, либо (что гораздо лучше) из частных источников. (На встрече присутствовали несколько друзей Цилькенса, адвокат, предприниматель, врач, было совершенно ясно, что они готовы внести пожертвования тут же и оказывать необходимую поддержку в будущем. Студенты совершенно не обратили на это внимания.) Конечно, они могли бы собрать все адреса. Но студенты были все так же агрессивны по отношению к руководителю, в сущности без какого бы то ни было повода. Они и подумать не могли, что могут сделать что-то самостоятельно – без приказа или просьбы сверху. Даже после того, как об этом им сначала сказал Генрих, а потом и я. Они не были ни глупы, ни злонамеренны, но совершенно беспомощны и сбиты с толку. Как дети – несмотря на то что всем около или немного за двадцать. В конце концов выяснилось следующее: бывшие стипендиаты в лучшем случае знакомы друг с другом, если учатся в одном университете и если о них заботится доверенное лицо или представитель фонда. Они справедливо жаловались, что у них нет адресов других университетов и сетовали на то, что даже не представляют, чем занимаются другие. Например, выяснилось, что Кельнская группа собиралась отправиться в Польшу, такую же поездку планировали и в Тюбингене – о чем не подозревали ни здесь, ни там. В принципе, каждый стипендиат имеет право участвовать в ежегодных съездах, однако в Мюнхене даже не подозревают, что творится в Кельне, и наоборот. Если стипендиат приезжает в другой университет, у него нет возможности найти коллег. И т. д. и т. д. В двух словах, знаменитый немецкий организационный талант не работает, если речь не идет об идеологии. В конце концов у меня возникло впечатление, что они не смогут разобраться и привести собственные дела в порядок. Фонд был и остается отличным направлением поддержки индивидуального таланта. В политическом отношении из этого ничего не выйдет. Безнадежно…