Письма, 1926-1969 — страница 169 из 178

Ключевое условие получения докторской степени – докторская диссертация, одобренная научным руководителем кандидата. В случае госпожи Арендт ответственным лицом был я, под моим руководством она защитила и кандидатскую диссертацию. В то время я ознакомился с диссертацией госпожи д-ра Арендт – биографией Рахель Фарнхаген – еще до того, как госпожа Арендт покинула Германию. Работа была закончена. Госпожа Арендт могла полностью рассчитывать на мое одобрение.

Вторым шагом должно было быть согласие всего факультета. Никогда мне не приходилось сталкиваться с тем, что одобренная мной диссертация не находила поддержки на факультете.

Таким образом защита была гарантирована. Необходимый коллоквиум не был, в сущности, экзаменом, но, как указывает само определение, в большей степени был беседой между кандидатом и преподавателями факультета. За все десятилетия моего опыта я ни разу не сталкивался с „провалом“ кандидата на этом этапе.

Базель, июль 1966

Карл Ясперс».

10. Рэндольф Х. Ньюман (1904–1975).

11. См.: п. 303, прим. 3.

12. 37,8 ℃.

400. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 11 июля 1966

Дорогая Ханна!

Сразу отвечаю на Твое письмо. Беспокойство, ремонт квартиры, беспрецедентные погодные условия в Нью-Йорке в нем так ощутимы. Теперь Тебе нужен славный отдых в Паленвилле, как и избалованному Тобой Генриху.

Теперь об упомянутом заключении. Оно стало прекрасной основой, потому что я понял, о чем в юридическом отношении здесь идет речь. И все же я немного его переписал, в том числе и ради того, чтобы придать ему собственный стиль, а также чтобы точнее соответствовать гейдельбергской действительности.

Если мой вариант не подойдет, я с радостью перепишу его еще раз. Пришли мне исправления. Это дело столь важно, что стоит относиться к нему со всей осторожностью. От него зависит значительная доля уверенности Твоего преклонного возраста. Надеюсь, все получится.

New York Review of Books я не видел. Можешь рассказать.

Полагаю, издательство хочет получить от Тебя предисловие, потому что Ты так известна в США и можешь посодействовать популярности моей книги, как в свое время я помог распространению Твоих в Германии. Но Тебе придется приложить некоторые усилия. Лишь в этом единственная трудность.

Предложение Эштона («Вопрос о виновности» и беседа с Аугштейном и парламентские дебаты в разных книгах) очень мне по душе. «Вопрос о виновности» вышел раньше (кажется в 1946-м) в Dial Press и тираж уже давно распродан (иначе я бы узнал о переиздании). Но стоит уточнить у издательства. Я уже получил от Эштона письмо. Вскоре отвечу: я очень всем доволен.

Я бы не стал еще раз читать книгу об Освенциме после того, как ознакомился с большинством репортажей FAZ. Это невыносимо, выходит за пределы человеческого воображения. Об этом следует знать. Гертруда прочитала все. Вывести ее из подавленного состояния было невозможно.

У нас все хорошо. Старческие болезни, о которых Тебе известно, на месте. Сегодня я все еще под воздействием последнего укола и пишу без напряжения.

Эрна в отпуске. Занеры хотели переехать к нам еще в прошлом году. Здесь Урсула1 и маленький Штефан2. Старшие дети3 у бабушки с дедушкой и других родственников. Завтра на неделю из Голландии приедет Рени4, чтобы помочь нам. Помимо этого каждый день (кроме воскресенья) приходят горничные. Дети приносят Гертруде много радости, но очень утомляют. Но удовольствие, которое доставляют малыши, для нее куда важнее.

Разумеется, весь начальный фрагмент книги о Германии – сентябрьские выборы – должен быть исключен.

Сердечный привет

Ваш Карл


Еще о моей книге: здесь поднялась большая суматоха, потому что Ульбрихт (ГДР) написал мне письмо длиной в двенадцать страниц. В конце концов, я написал статью в Zeit5 (с идиотским подзаголовком, придуманным в редакции). Я обо всем расскажу. На протяжении нескольких недель мое имя не сходило со страниц последних провинциальных газет. Предполагаю, что каждый немец, читающий газеты, сегодня знает мое имя. Теперь все закончилось. Удивительный опыт.


1. Урсула Занер (род. 1963).

2. Штефан Занер (род. 1965).

3. Клара (род. 1957) и Йоханна (род. 1960) Занер.

4. Эйрин Майер.

5. См.: п. 398, прим. 5 и 7.

401. Ханна Арендт Карлу и Гертруде ЯсперсПаленвилль, 10 августа 1966

Дорогой Почтеннейший, Милая,

как давно я должна была отправить вам это письмо! Мы чувствуем себя слишком хорошо и позволяем себе много лениться. И я уже представляю, как приеду к вам, а потому любое письмо кажется мне излишним. Занеры еще у вас или Эрна уже вернулась? Совсем скоро я смогу лично все проинспектировать.

Во-первых: Генрих в этот раз не приедет. Он впервые после очень напряженной зимы смог здесь отдохнуть – чувствует себя прекрасно – и хочет продолжать работу. Кроме того, он занялся лечением зубов, на которые очень давно не обращал внимания, и теперь настало время привести все в порядок. Так что придется вам довольствоваться моей компанией. Пока не могу сказать точно, когда приеду. В Нью-Йорке состоится заседание Американской ассоциации политологов, на котором мне предстоит прочитать доклад («Истина и политика»). Выступление пройдет седьмого, но заседание продлится дольше и будет невежливо сбежать сразу. Так что, возможно, я приеду между 12 и 15 сентября. Я еще напишу в гостиницу Euler (знаю, она для меня слишком роскошна, но я продала две статьи в New Yorker: «Брехт»1 и «Истина и политика»2, так что теперь очень богата), потому что она и Drei Königen – единственные, кто не принимает бесконечные туристические автобусы и никогда не просят освободить номер. Все это крайне обременительно. (Видишь, в 60 начинается новая жизнь: я во что бы то ни стало собираюсь играть роль «пожилой леди».) Остается лишь вопрос, как надолго? Я думала, на три недели, но обязательно сообщите, если для вас это слишком долго. Я хотела бы пригласить Аннхен и Мэри в Базель, потому что у меня нет никакого желания разъезжать по стране. Я также отказалась от всех лекций, выступлений на радио и прочего в Германии. В конце октября я снова буду в Чикаго, и зимой мне предстоит еще целый ряд выступлений – от гонорара свыше $1000 отказаться непросто, – и до тех пор я предпочитаю держать язык за зубами. Хочу навестить семью в Цюрихе и совсем не против туда доехать. Дайте знать, что вы думаете. И прошу, узнайте, что я могу привезти для Эрны. Она так давно ничего от меня не получала.

Теперь о письмах: искренне благодарю за такое быстрое решение вопроса с рекомендательным письмом. Оно идеально, и адвокат уже составил убедительный документ. Полагаю, ничего не получится, но стоит попробовать.

С радостью вижу, что Ты до сих пор возглавляешь список продаж. Это хорошо говорит о читателях. Это выдающийся успех – напоминает «Духовную ситуацию времени». Надеюсь, не закончится так же!3 Параллель меня немного настораживает. Пипер по моей просьбе прислал груду рецензий. Полагаю, лучше всего будет, если я привезу их с собой. Мы сможем обсудить, что сказать американским читателям. Сегодня получила письмо из Чикаго от Мориса Инглиша, который, как выяснилось, был серьезно болен (перенес операцию). По поводу одного издания с «Вопросом о виновности» он пока не может дать точного ответа. Эштон и я придерживаемся мнения, что будет лучше, если текст опубликует Harper, потому что это будет быстрее, но сперва следует предложить книгу Chicago Press. Что касается контракта, то предполагаю, все пройдет гладко. Ты спокойно можешь вычеркивать все, что сочтешь необходимым.

Ты пишешь о моем шестидесятилетии и о том, что так и не получил от меня ответа на поздравление с пятидесятилетием. У меня никогда не было на это сил. К тому же в тот день рождения случилась настоящая катастрофа. Я была в Париже и получила приглашение от Вейлей (мужа4 и сестры5 Аннхен). Незабываемо, потому что – после серьезных приготовлений, с шампанским и т. д. – он так невероятно грубо и оскорбительно со мной обошелся, что я больше никогда не переступала порог его дома. Конечно, мы давно помирились – он навещал нас в Нью-Йорке и т. д. Но инцидент был весьма символичен, дни рождения никогда не удаются. Неважно. Старение – другое дело. Тут меня охватывает тщеславие. Если уж стареть, то, пожалуйста, в благородных сединах, без «юношеской свежести» в стиле Альфреда Вебера. Я буду стараться, но это наверняка будет непросто, потому что до сих пор мне бывает весьма трудно сдержаться. Но с другой стороны – все десятилетия, прожитые с вами, – нам с Генрихом остается только следовать вашему примеру. Вы живете именно так, как хотели бы жить мы, но вы должны показать нам, как это сделать. Тебе не удалось лишь одно, потому что боги сыграли с Тобой злую шутку, – гетевское постепенное исчезновение из поля зрения. Подобное можно позволить себе только если мир находится в некотором порядке. Но теперь Ты находишься в самом центре событий. И это чудесно, просто чудесно.

И потом, приближение к смерти. Меня это не сильно беспокоит. Я всегда получала от жизни удовольствие, но удовольствие это было не так сильно, чтобы хотелось продолжать бесконечно. Смерть всегда была для меня приятным товарищем – никакой меланхолии. Болезнь была бы неприятна, тягостна. Я бы хотела найти верный, надежный способ самоубийства и с радостью имела бы его под рукой.

Я видела в газете небольшую статью о разборках Нахума Гольдмана6, с Тобой, Бэроном, Шолемом, Герстенмайером и т. д. Но я бы с радостью узнала, что Ты об этом думаешь. Можешь показать потом. Так много нужно обсудить – в том числе и в политике. Джонсон, который кажется мне крайне опасным, Мао, который, кажется, полумертв или мертв – новость о заплыве7 показалась мне очевидным доказательством того, что он уже на другом свете. Скоро начну считать дни. Была очень рада получить письмо от Бенно