Моя жена, как и я, ждет с нетерпением. Оба передаем Вам сердечный привет
Ваш Карл Ясперс
1. См. п. 95, прим. 1. После поездки в Париж Х. А. навещала Я. в Базеле еще раз. Тогда же она, вероятно, и передала ему следующие строки, ответом на которые стало п. 98:
«Множество маленьких текстов Ясперса. Во время болезни я смог прочитать хотя бы доклад о Ницше и христианстве, который согрел душу и озарил меня словно свет греческого солнца. Как говорит мыслитель. Ты помнишь, как я обратил Твое внимание на снова и снова повторяющееся у Юнгера выражение „возвышенное и жестокое наслаждение“? Поэтому я каждый раз расплываюсь в счастливой улыбке, когда с уст Ясперса снова срывается слово „озаренный“. Чем глубже я погружаюсь в его всеобъемлющую работу, поддаюсь ее логике, тем яснее понимаю, как – прости мне старомодное и романтическое выражение – „доблестный муж“ выражает скрытые глубины и подводные течения Просвещения, сохраняет чистый элемент свободы, внезапно проявившийся у Канта и Лессинга, освобожденный от магической природы пантеизма, равно как и ее христианского воплощения, и извлекает подводные течения на поверхность. Так Просвещение становится просветлением, процессом становления самосознания человека, становящегося человеком. Функциональность разумного самосознания приведена в движение, благодаря чему возможна живая ориентированность в бытии вместо знания о нем, в преданном внимании к воле Канта появляется место для веры, ей указан бесконечный путь через творение к творцу, где человек в силу своего существования и благодаря вновь обретенному сознанию, понятому через эрос почти в платоновском смысле, превосходящем форму «всеобъемлющего», возвышается над бытием. Словно важнейшие идеи западных мыслителей прошли по кривой от Платона к Августину, Кузанскому, Канту и взорвались у Ницше. Эта работа снова оказалась очень близка сути идей Платона, и почти можно утверждать: до этой точки в своем развитии дошла западная мысль. Эта работа странным, но на удивление очевидным образом связана с Гегелем. Конечно, она не обращается к достижениям западной мысли как к верстовым столбам на пути к истине, выраженной Ясперсом, равно как и не проливает на них новый свет. Это сделал Кант и довел до предела Ницше, но все элементы оказываются заново приведены в движение, раскрывают функциональность (потому что речь идет не только о „систематизации“) разумного самосознания. Так что, в этом он прав, работа полностью наследует традиции, но справедливо было бы и отказаться от заголовка „Логика“, формального поклона традиции, и продолжить традицию и скорее честно сохранить название, упомянутое в тексте: „Систематизация рационального самосознания“. Многое можно сказать об определении способов всеобъемлющего. Сегодня я хочу указать лишь на то, как и они возникают из глубины традиции. Пересечения, которые он видит, предсказал Гете: в природе заключено все, что заключено в разуме, и нечто, выходящее за его пределы. В разуме скрыто все, что скрыто в природе и нечто, выходящее за ее пределы. Кроме того, Тебя очень порадует интерпретация Натана Мудрого. Это первое подлинное открытие настоящего смысла пьесы Лессинга.
Не могу больше писать, должен поберечь себя. Письмо от Ясперса было прекрасно. Словно он тихо, совершенно естественно вошел в комнату к незнакомцу. Это символический акт „коммуникации“. Я счастлив, что он чувствовал себя так, будто я физически присутствую в Базеле. Если бы он только знал, что все эти годы мы ощущали его присутствие здесь, спрашивали его мнения обо всем и использовали его суждения в качестве меры событий нашей жизни. Я не могу написать ему об этом, Ты знаешь, как прямо и непринужденно я могу обращаться к людям в беседе, и, вероятно, как раз поэтому я всегда выражаюсь не так ясно, когда пишу. Так что, пожалуйста, передай ему из этого письма все, что сочтешь нужным и мою глубокую благодарность».
2. Речь идет о первом томе «Об истине» – «Логике».
3. В качестве следующих томов были задуманы книги о категориях и методах, в какое-то время дополнительный том о теории науки.
99. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 10 апреля 1950
Дорогой Почтеннейший
Пара недель после моего возвращения прошли как одно мгновение. По большей части в подробнейших рассказах о Базеле, в которых сконцентрировались воспоминания о суетных месяцах путешествия. Новое счастье откровенной беседы, которое я испытывала лишь дома, одна его возможность (за пределами родного дома, который обустроен собственными силами) стала живительным явлением в моем мире.
Но сегодня я пишу по «службе». Прикладываю поистине очаровательное письмо1 от Герберта Рида, которое не могу от Вас скрыть. Дальше о неприятном: Жан Валь в Париже рассказал мне о переписке с Пешке2, которой он хотел поделиться с Вами, что я всецело поддержала. Если он это сделал, Вам уже известно: Валь хотел опубликовать в Merkur статью о современной немецкой философии, сопроводив ее парой полуполитических, но крайне сдержанных замечаний, а Пешке, вместо того чтобы сказать: «Нам это не подходит, мы не рискнем это опубликовать», ответил, на мой взгляд, в типично лживой манере: нам известно об этих фактах. Как сказал мне Валь – и в Германии в этом никто не отдает себе отчета – без такого небольшого вступления он не мог и не хотел бы ничего публиковать в Германии. Вы знаете, я тоже хотела печататься в Merkur, но теперь снова начинаю сомневаться. Становится все яснее, что Wandlung из-за своего иного отношения к подобным вопросам, должен продолжать работу в любых обстоятельствах3. Помимо этого, также в Париже, меня спросили, примете ли Вы этим летом приглашение приехать в Понтиньи4 (Вам уже известно, что это, не так ли, где хотят обсудить тему «Idée de la modernité». Я ответила, что не знаю (хотя возможность Вашего визита кажется мне маловероятной – прямо в середине семестра), поскольку мне кажется, приглашения никогда не повредят. Last but not least: пока неофициально предложила Вашу статью о гуманизме5 Commentary, то есть посоветовала к публикации. Если она им понравится, они, безусловно, с Вами свяжутся.
Пока, кажется, это все. Хорошо ли Вы провели пасхальные каникулы?
От всего сердца
Ваша
Ханна
Искренне благодарю Вас за Бультмана6, которого я получила вчера.
Мсье передает сердечный привет.
1. В архиве не сохранилось.
2. Ханс Пешке (1911–1991) – с 1932 по 1934 г. секретарь немецко-французского общества в Париже, затем изучал философию и литературу, с 1939 по 1942 г. редактор Neue Rundschau. С 1947 г. издатель Merkur.
3. В декабре 1949 г. вышел последний выпуск Wandlung.
4. В аббатстве Понтиньи с 1905 по 1940 г. под руководством Поля Дежардена (1859–1940) проходили встречи «Декады Понтиньи». Обсуждения были посвящены философским, литературным и социальным проблемам и носили международный характер. После 1940 г. организацией встреч занималась дочь Дежардена Анна Эргон-Дежарден сперва в аббатстве Ройомон, затем в Сериси-ла-Саль.
5. Jaspers K. Über Bedingungen und Möglichkeiten eines neuen Humanismus // Die Wandlung, 1949, vol. 4, p. 710–734.
6. Предположительно имеется в виду работа Бультмана «Прахристианство в античных религиях», опубликованная в 1949 г. в Цюрихе. Рудольф Бультман (1884–1976) в 1924–1925 гг. был преподавателем евангельской теологии у Х. А. Я. был знаком с ним с 1920-х гг.
100. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 20 апреля 1950
Дорогая Ханна,
Благодарю за первый привет из дома! Бодрость в каждой строчке – нам всем стоит ей научиться в этом заколдованном мире. И снова этот язык дружбы, за который я Вам так признателен. Связь с Вами, которая разгоняет злые духи человеческого презрения и бессердечного равнодушия. В юности меня трогала песня: «Никто не знает, что случится завтра…»1, я думал о своей собственной судьбе. Ее поют до сих пор, но смысл ее изменился, стал глубже и шире – мы молоды в каждое мгновение, когда поддаемся ее влиянию.
Вчера ночью мне снился удивительный сон. Мы вместе были у Макса Вебера. Вы – Ханна – опоздали, и Вас встретили всеобщим ликованием. Лестница у входа вела через ущелье. Старая квартира. Макс Вебер как раз вернулся из кругосветного путешествия, привез множество документов и произведений искусства, больше всего из Восточной Азии. Часть он подарил нам, Вам – лучшее, поскольку Вы разбираетесь в политике лучше меня.
Я представляю, как Вы вносите коррективы в свою большую книгу. Не хотите ли Вы, помимо прочего, еще раз перечитать мысли Макса Вебера об идеальном типе? Чтобы и этот остаток исчез, на тот случай, если в Вашем тексте еще осталось что-то от прежних «тотальных», обоснованных взглядов на историю? Но, возможно, в этом нет необходимости, кроме того, все мы сегодня склонны украдкой, неосознанно обращаться к идеям Гегеля и Маркса, еще не оставленным Шпенглером2 и Тойнби3 осколкам лживого величия, которое присвоили истории, украв его у Бога.
Благодарю за «службу». Письмо Г. Рида отлично написано. Я рад и своей книге. Жан Валь до сих пор ничего не прислал. Этот вопрос очень меня интересует. Возможно, спрошу Жана Валя, сославшись на Вас. Очень сочувствую по поводу Пешке. Я был о нем лучшего мнения. Конечно, трудно оставаться честным, занимаясь журналистикой в Германии. Поехать в Понтиньи, к сожалению, не смогу. Вы знаете. Но очень мило с Вашей стороны, не отказывать им сразу.
Вы застали свою подругу4 еще в полном сознании. Какое трудное время ей предстоит! Вы для нее – настоящее благо. Тяжелая болезнь и смерть безжалостно приводят к уединению. Люди исподтишка прерывают общение. Вы останетесь с ней. Ведь, судя по Вашим рассказам, ей свойственны взгляды Сократа: «Вы… тоже отправитесь этим путем, каждый в свой час, а меня уже нынче призывает судьба… Ну, пора мне, пожалуй, и мыться… и избавить женщин от лишних хлопот – не надо будет обмывать мертвое тело»