Сердечный привет и наилучшие пожелания вам обоим, а также поздравления с Новым годом от меня и жены
Ваш Карл Ясперс
1. Письмо от Генриха Блюхера Я. от 16 ноября 1952 г.
139. Ханна Арендт Карлу Ясперсу29 декабря 1952
Дорогой Почтеннейший,
Мы давно ничего о Вас не слышали, потом Лотте Вальц неожиданно написала мне, что Вы больны, надеюсь, приписка о том, что все прошло и Вы снова читаете правдива. Тяжело ли протекала болезнь? Обычный бронхит? Как дела теперь? Вы сильно утомлены? Надолго ли пришлось прервать работу?
Это не письмо, лишь поздравление с Новым годом и пожелание всего самого, самого лучшего. У нас все идет своим чередом. Я закопалась в работу, очень довольна, что в ближайшее время нет необходимости выходить на службу. Генрих (был) сильно утомлен – Новая Школа и колледж. Но все хорошо. Меня несколько страшит грядущий семестр, ведь он будет дома лишь три дня в неделю и из этих трех еще один будет проводить на лекции в Новой Школе.
Сейчас каникулы и у нас много гостей. В политическом отношении все хуже некуда. Не хочу писать об этом. После долгого молчания о себе дал знать Хайдеггер1. Он рассказал о Вашем письме2 и о том, что не знает, как ответить, все еще надеется на разговор.
Дорогой Почтеннейший, берегите себя!
От всего сердца
Ваша
Ханна
1. После визита Х. А. к Хайдеггеру во Фрайбург в начале февраля 1950 г. возобновилась их переписка, прервавшаяся в 1933 г. Упомянутое Х. А. письмо Хайдеггера написано 15 декабря 1952 г.
2. Имеется в виду письмо от Я. Хайдеггеру от 24 июля 1952 г.
140. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 19 февраля 1953
Дорогой Почтеннейший,
Я представляю, что уже понедельник и я уже оказалась в Вашем доме, который так мне дорог и так хорошо знаком, и на пару минут я могла бы остаться наедине с Вами и свободно, в живой беседе, выразить все то, что кажется глупым и высокопарным в письмах.
Хочу поблагодарить Вас за 70 лет Вашей жизни, за Ваше существование, оно одно заслуживает благодарности, за годы юности в Гейдельберге, когда Вы были моим наставником, единственным, которого я признавала, за радость и облегчение, которые принесло воспитание на свободе. Я никогда не забывала, что и весь мир, и Германия, какими бы они ни были, это мир, в котором Вы живете, и страна, что взрастила Вас.
Я хочу поблагодарить Вас за Вашу дружбу, Вы знаете, как я ей дорожу. Это столь великий дар именно потому, что другого дара – одного Вашего существования – уже было бы достаточно.
Мне с трудом даются пожелания, поскольку все, чего я желаю Вам, я желаю и себе самой. Будьте здоровы, живите до глубокой старости (на восьмидесятый я обязательно приеду!), сохраните силы, чтобы до конца жизни сохранить покой. Я желаю Вам, чтобы мир почитал Вас так же, как Вас почитаю я, потому что чувствую, без лишней торжественности на это способен каждый. Та часть мира, что почитает Вас, озарена светом, которым Вы освещаете все вокруг себя.
На Ваше последнее письмо отвечать сегодня я не стану. Но мне кажется, я могу пообещать, что не перестану быть немкой в Вашем понимании, то есть я ни от чего не смогу отречься: ни от Вашей Германии, ни от Германии Генриха, ни от традиций, в лоне которых я выросла, ни от языка, на котором я мыслю и на котором написаны самые дорогие моему сердцу стихи. Я не стану обманом претендовать ни на еврейское, ни на американское прошлое.
Генрих в Барде, завтра или послезавтра обязательно напишет Вам пару строчек. Он отправил Вам конверт с Сезанном1, а я, чтобы подпортить торжество, отправила пару галстуков. Надеюсь, все придет вовремя и с таможней не будет хлопот.
Передайте сердечный привет Вашей жене. Это важный, замечательный день для нее, как бы я хотела помочь ей с мытьем посуды или с чем-нибудь еще!
С почтением, благодарностью, дружеским приветом
Ваша
Ханна
1. Cezanne. 10 Water Colors. Washington, 1947.
141. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 3 апреля 1953
Дорогая Ханна!
Как я Вам благодарен! За Ваше любезное письмо, за Вашу великолепную статью в юбилейном сборнике1 – и за пожелания от Вашего мужа и чудесные акварели Сезанна (я с наслаждением рассматриваю их прямо сейчас, лежа на шезлонге, под рукой у меня специальная тумба для чтения, сконструированная моим старательным племянником2) – и за Ваши галстуки. Сегодня я впервые повязал один из них и сразу решил Вам написать. Велика ли опасность, что этот галстук для Вас и для Америки станет моим поводком? Я смирюсь с этим. Галстуки прекрасного качества. Они очень мне нравятся, и я рад этому расточительству, которое в Вас так меня поражает, несмотря на то что мне оно совершенно несвойственно.
Прочитав Вашу статью я сразу подумал: завершенность и истина. Основная идея Вашей книги, нет, сама основная идея изложена в яснейшей форме. Я счастлив, что она включена в юбилейный сборник, который посвящен мне и который стал мне по-настоящему дорог (за некоторыми незначительными исключениями, о которых я не говорю). Что Вы скажете о книге в целом?
Но теперь, когда я читаю Ваши письма или слышу Вас, конечно, я не могу – и Вам это известно – не начать с Вами беседу, а значит и спор. Я хотел бы обнаружить все силы, что лежат в основе интеллектуальных вопросов, ровно так же я поступаю со всем, что приходит в голову мне. Невозможно постичь демонов, которыми одержим другой, если пытаться размышлять исключительно объективно. Так что теперь Вам снова приходится выслушивать заботы, охватившие меня по прочтении Вашей статьи. Но я знаю, что Вам это по душе и Вы со мной солидарны. Я задаюсь вопросом, не увидели ли Вы это Новое явление3, которое Вы действительно увидели и блестяще сформулировали, в несколько преувеличенном масштабе, что привело Вас к предубеждению против всего, что в ходе истории остается неизменным, против преемственности. Вас пугает любая аналогия, поскольку она скрывает новый импульс. Создается впечатление, будто таинственная история существует в тотальности событий, которая взывает к жизни новые силы абсолютного характера и в них растворяется все предшествующее. Но на противоположной стороне Вы видите великую возможность, бесконечно перерождающееся человеческое бытие, и говорите об этом кратко и трогательно.
Что бы Вы сказали, если бы я истолковал Ваши слова следующим образом: вид подобной власти, который по сути не совпадает с типом Монтескье и не может быть помещен с ним в один ряд, изображен убедительно. И возникает вопрос: что еще не соответствует этому типу в действительности – и таких явлений множество – по крайней мере, так кажется сейчас. Во-вторых, что управляет самим этим типом, а не подчиняется ему. И следом возникает вопрос: благодаря чему возможно существование этого типа, и на этот вопрос Вы в своей книге предлагаете массу ответов. Но все это, сформировавшийся общий взгляд ограничен теми положениями, которые Макс Вебер (после мучительных и убедительных исследований) высказывал о духе капитализма4 (сконструированном в соответствии с идеальным типом) как о произошедшем от кальвинистской этики (сконструированной точно так же в соответствии с идеальным типом): «этот фактор играет определенную роль, что кажется мне неоспоримым, сколь значительна эта роль доказать невозможно, я считаю ее выдающейся». То есть Вы обнаружили направление исследования, но не смогли обнаружить реальность тоталитарного режима в ее всеохватности и взаимодействии с человеческой реальностью. Ведь она недостижима, по большому счету абсурдна. Если не ограничивать сознание подобными пределами, кажется, оказываешься во власти очередного демона философии истории.
После того как явлен новый феномен, можно задаться вопросом об аналогичных исторических явлениях. Разумеется, это нелегко и не стоит недооценивать трудности. В любых условиях можно сомневаться в воплощении универсального типа этого нового феномена, каким его описали Вы, ведь тотальное воплощение возможно лишь в пограничных случаях или в виде исключения.
Не злитесь, что в этот раз письмо написано под диктовку. Я разослал почти 400 печатных благодарностей. Своих друзей я хочу поблагодарить лично и ничего не успеваю. Мероприятия, служба, рабочие вопросы лишают остатка сил. Мне кажется, такое письмо лучше, чем ничего.
Пожалуйста, передайте привет мужу. Вам обоим желаю всего наилучшего в работе и повседневных делах.
Значит, Вы хотите приехать на мой восьмидесятый день рождения! Будем легкомысленны: я с Вами! Но мы по-прежнему знаем, как обстоят дела на самом деле. Жена присоединяется к моему привету
Ваш Карл Ясперс
1. Arendt H. Ideologie und Terror // Offener Horizont. Festschrift für Karl Jaspers. München, 1953, p. 229–254; Арендт Х. Идеология и террор: новая форма правления // Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996, с. 597–622.
2. Энно Дугенд.
3. Arendt H. Ideologie und Terror, p. 231; Арендт Х. Идеология и террор, с. 599.
4. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. Об упомянутой Ясперсом рефлексии о методе.
142. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 13 мая 1953
Дорогой Почтеннейший
Собираюсь написать Вам вот уже несколько месяцев, поблагодарить за Ваше письмо, рассказать, что предисловие1 для Милоша, увы, увы, пришло слишком поздно2, а ведь оно совершенно прекрасно – впечатленное и впечатляющее (но Knopf3 используют его иначе, я и Хадас, преподаватель греческого из Колумбийского университета, большой знаток немецкого языка, его перевели), рассказать, как меня тронуло чествование4, – и так и не написала, поскольку все, о чем я должна Вам рассказать, давит на нас тяжелым грузом, поэтому писать нет никакого желания.
Вероятно, Вы о многом знаете из газет. Можете ли Вы из этого заключить, как далеко зашла раздробленность и с какой ужасающей скоростью она усугубляется. И до сих пор никакого сопротивления, все тает словно масло на солнце. Главное, разумеется, в разрушении государственного аппарата и осознанном установлении своего рода параллельного правительства, которое, пусть и не располагает легальной властью, но представляет собой власть фактическую. И все это выходит далеко за пределы чиновничьих кругов. Они тянут за собой всю индустрию развлечений и, до некоторой степени, школы, колледжи и университеты. Фактически невозможно воспринимать конкретные части социальной жизни в отрыве от этой власти. Ведь даже там, куда не сует свой грязной нос Комитет конгресса по расследованиям