5, существует необычайно эффективная самоцензура, в результате которой и газетные или журнальные редакторы, и руководители производств, и профессора проводят «чистки», не произнося ни слова. (Ни один профессор больше не может написать рекомендательное письмо своему студенту, не упомянув его «безоговорочную лояльность», если они этого не делают, рекомендация не имеет никакого значения, а молодым людям ведь нужна работа!) В условиях этой самоцензуры каждый правит сам себя. Все получается без насилия, без террора. На самом деле не происходит ровным счетом ничего – и все же система продолжает разрастаться.
Решающую роль играют бывшие коммунисты, которые привнесли в общее дело тоталитарные методы (не правительственные методы, но методы внутренней партийной работы). Поскольку никогда невозможно узнать наверняка, разорваны ли по-настоящему отношения с партией или подозреваемый лишь делает вид, все приняли этот основополагающий принцип, в том числе и по-настоящему приличные люди: единственный способ, которым подозреваемый может доказать разрыв – назвать имена тех, кого он видел или знал 15 или 20 лет назад. В результате к ответу пред лицом общественности оказываются привлечены все, кто когда-либо выражал совершенно невинную (в ранней юности или в порыве антифашистского возмущения и возбуждения по поводу гражданской войны в Испании) симпатию партии (и давно об этом забыл). Их огромное множество в первую очередь среди интеллектуалов. Так изначально незначительное число истинных бывших коммунистов постепенно растет. Важна книга Чэмберса6, которая уже в ходе предвыборной борьбы сыграла крайне важную идеологическую роль. Биографическое исследование здесь имеет такое же значение, как и генеалогия памяти. (Но ни об антисемитизме, ни о каких-либо других расовых влияниях речь никогда не заходит. Напротив, евреи крайне важны во всей этой истории хотя бы потому, что составляют значительный процент интеллигенции.) Опасность со стороны бывших коммунистов прежде всего заключается в том, что они пользуются полицейскими методами в обычных обстоятельствах социальной жизни. Они предоставляют имена, не делая исключений, поэтому превращаются в агентов полиции. Так доносчики проникают в общество. Я хочу предостеречь Вас, рассказав, как это работает. Ловушка, в которую они заманивают, устроена следующим образом: один из комитетов выясняет, придерживается ли упомянутое лицо коммунистических взглядов или придерживался их когда-либо. Если он ответит на этот вопрос, не сославшись на пятую поправку конституции, в соответствии с которой никто не должен свидетельствовать против себя, то на все последующие вопросы он должен отвечать под присягой – либо его обвинят в неуважении к конгрессу [Contempt of Congress]7, за что ему грозит тюремное заключение. Вся эта история превратилась в фарс: 1) Тот, кто решится высказаться, самым тяжелым образом повредит собственным интересам, поскольку не только по закону, но и в общественном отношении (работа, статус и т. д.) его признают виновным: это расхожая практика во всех школах и университетах, в том числе и частных, увольнять всех, кто ссылается на пятую поправку! 2) Отказ от дачи показаний не редкость, то есть в тех немногих случаях, когда люди по-настоящему отказываются давать показания, они поступают так лишь потому, что у них появляется возможность избежать самообвинения и упрека в Contempt of Court8. Другими словами, изначальный смысл пятой поправки превратился в собственную противоположность, она не помогает защитить интересы, но, напротив, становится своего рода самообвинением, ее применяют самым предательским образом, поскольку обвиняемый обращается – и должен обращаться – к ней с совершенно другой целью. Любой, кто решит не ссылаться на пятую поправку (а это, разумеется, не так просто для того, кто 20–30 лет назад был писателем, а потому всем известны его прежние взгляды), придется стать доносчиком. Либо отправиться в тюрьму. Удивительно, что до сих пор этого никто не сделал. Целый ряд людей смогли извернуться. Минимальный срок заключения при этом составляет шесть месяцев.
Самое страшное, разумеется, заключается в том, что беззаконие распространяется все дальше и дальше. Все, что происходит в действительности, происходит за рамками закона. Во-первых коммунистическая партия законодательно не запрещена. В этом и кроется роковая ошибка – и очередная ловушка. (Те, кто регулярно выступает за ее запрет, вынуждены выслушивать упреки в антидемократизме.) КП не запрещена, но ни один ее член не может найти работу, полностью дискредитирован и т. д. Единственный, кто это понял – Джордж Шустер, президент Хантерского колледжа в Нью-Йорке. Если бы партия была под запретом, не было бы никакой неопределенности: каждый, кто остается ее членом нарушает государственный закон, все, что он делал прежде, – никого не касается, если не будут допущены законы с ретроактивным влиянием. Чему до сих пор сохранились живые примеры. Не в самих законах, но в администрации.
Само правительство, с президентом-гольфистом9 во главе, столь беспомощно, как Вы наверняка поняли из газет. Это правительство «Большого бизнеса», единственная забота которого состоит в том, чтобы сделать «большой» бизнес еще больше. На практике это не обязательно означает депрессию, но вероятно уничтожение более мелких, независимых предприятий. Это чрезвычайно важно. Здоровое экономическое развитие заключалось именно в распределении государственных заказов среди представителей мелкой и средней промышленности, несмотря на высокую стоимость и даже в условиях напряженного военного производства. Все закончилось, а трестирование с каждым днем только набирает обороты. Опасность такого развития заключается не столько в приращении власти крупных концернов (ее эффективно контролирует реальная власть профсоюзов, к тому же все они действительно зависят от государственных заказов), сколько в том, что из поля зрения пропадает маленький, независимый человек, как политическое явление. Другими словами, эта власть каждый день пытается превратить общество в то, чем оно и так является, – в общество штатных служащих. Все это на руку Маккарти, ведь вина за абсолютную инертность общества лежит как раз на таких служащих. При этом экономический бум, на который все возлагают надежды и который рано или поздно должен случиться, поскольку все становятся богаче каждую минуту, играет здесь ту же роль, что безработица в Германии. Разницы никакой.
Бывшие коммунисты сейчас очень опасны для процесса дезинтеграции. A la lounge, на мой взгляд, они не смогут сохранить свои позиции. Их место займет староамериканское ничегонезнание, поскольку лишь оно соответствует сложившейся идеологии американизма. Это уже достаточно очевидно. (Президент Бруклинского колледжа, известный всему городу идиот на серьезной должности, здесь таких называют «реакционерами», в публичной дискуссии заявил мне, что родился и вырос в Айове, а потому не собирается раздумывать или разбираться в том, что справедливо, он и Сидни Хук – превеселое сочетание – затем объявили мне, что не очень-то по-американски цитировать Платона, а я, точно так же, как и Тиллих, страдаю от своего германского Sic! происхождения). Некоторые интеллектуалы понемногу уходят в тень. Показательно и то, что Конгресс за свободу культуры10, который, видит бог, и пальцем не пошевелил ни ради культуры, ни ради свободы и превратился в своего рода логово, уже не имеет серьезного значения. Но подавляет как раз то, что ничуть не менее прекрасные люди, которые вступили в эту организацию годы назад, когда все еще выглядело иначе, несмотря на сомнения все же решились либо покинуть ее ряды, либо выразили требование протестовать против методов разведывательного комитета. Итог был такой же, поскольку подобные требования привели бы к расколу. По одиночке они ничего не могут, пропадают из вида и т. д. Но власть общественного мнения в этой стране столь велика, что никто не может ничего предпринять, несмотря на то что пока можно гарантировать, что публичные требования не грозят никакими последствиями! (Впрочем, чтобы картина не показалась недостоверной, именно Хук, который восемь недель назад объявил мне, что разведывательный комитет конгресса – единственный способ сохранить академическую свободу! – отстранился от обсуждений несколько дней назад. В открытом письме, опубликованном New York Times.)
Как видите, по моему мнению, нам предстоит сценарий развития, который нам слишком хорошо известен. Естественно – или, напротив, в большей степени противоестественно – совершенно в другой форме и в других обстоятельствах. Я все время вспоминаю слова Хьюи Лонга11, печально известного мелкого фашистского диктатора одного среднезападного штата, который в ответ на упреки в фашизме, отвечал: You are wrong, I am not a Fascist, I am a local boss, fascism if it ever should come to this country, will come in the guise of democracy and it will start it Congress, not in the government of the states12. Все это очень «интересно», прежде всего, как общественное мнение может оставаться неорганизованным, нет необходимости в «движениях», все происходит почти автоматически. Например, практически все западные штаты последовали примеру федерального конгресса и учредили собственные разведывательные комитеты. И многое другое. При этом без насилия, лишь с помощью давления. Возникновение концентрационных лагерей весьма маловероятно, даже если сохранится тот же вектор развития. Гораздо опаснее роль так называемых психиатров и социальных работников, которые получили аналитико-психиатрическое образование и могут предоставить своим клиентам лишь «психологическое руководство», но не материальную помощь. (Материальная помощь узаконена, на нее есть право. Но любой, кто воспользуется этим правом, должен согласиться с «психологическим руководством»!! Другими словами, существует принудительный анализ для всех, кто оказался в затруднительном материальном положении. Это не имеет значения лишь на первый взгляд, поскольку происходит в условиях экономического расцвета.) Когда пару недель назад здесь ожидали возвращения ветеранов корейской войны, во всех газетах распространилось обращение армии о том, что все «зараженные» коммунизмом, сперва принудительно отправятся в психиатрические клиники! Полагаю, этого так и не произошло. Но это типично американский способ мышления. «Интересен» так же и любопытный поворот в отношении между исполнительной (правительство) и законодательной (конгресс) властью, в стране, где исполнительная власть располагает почти диктаторскими полномочиями. Конгресс представляет общественное мнение. И одному богу известно, что это значит на самом деле.