Не хочется писать о политике. О фактах Вам прекрасно известно, и, возможно, гораздо лучше, чем нам. Есть шанс, что демократическая партия проснется и сообразит, что ни сейчас, ни на следующих выборах никто не будет думать об экономике или классовых интересах. Об этом говорят немногие, но хоть кто-то. К сожалению, Стивенсону, кажется, ничего не поможет. Здесь, если я ничего не путаю, окончательное решение принимается на выборах. И как проголосуют избиратели, предсказать невозможно. Несмотря на все Gallup Polls. Как раз потому, что весь мир запуган, никто не решается высказаться, возможно, многие в избирательных будках – выборы здесь по-настоящему анонимны! – проголосуют иначе. Посмотрим.
Я рада, что у Вас появился ассистент и можно писать письма, не вставая с дивана. Это большая подмога. Прошу, не подумайте, что Вы должны писать от руки. Одно из величайших преимуществ возраста в том, что наконец мы обретаем право на комфорт. Я уже начинаю это ощущать, когда общаюсь с молодыми людьми и демонстрирую им свои седые пряди с превеликим удовлетворением. Когда будете окружены комфортом, сообщите, как идут Ваши дела. Надеюсь, из этого письма Вы поймете, что у нас все хорошо, У Генриха очень много дел, он серьезно перерабатывает, но прямо сейчас свободен. Он счастлив, его жизнь могла бы быть проще, если бы он отказался от двухчасовых лекций и семинаров в Новой Школе – чего он как раз не хочет.
Всего самого, самого лучшего
Ваша
Ханна
1. Курт Хофман (1922–2011) родился в Вене, после получения диплома в Гарварде с 1949 по 1953 г. работал в американском Министерстве иностранных дел, впоследствии журналист и преподаватель американской литературы и истории в университете Мюнхена, позже начальник главного управления баварского телевидения в Мюнхене, знаком с Я. с 1945 г.
151. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 27 ноября 1953
Дорогая Ханна!
Примите сердечную благодарность за Ваше письмо от 15 ноября. Я уже собирался Вам написать, так как начал волноваться из-за отсутствия новостей. Теперь я с радостью читаю, что Вы с большим успехом выступили в Принстоне, что Вы работаете, совершенствуетесь и счастливы. Вчера пришли оттиски1. Я успел прочитать лишь немного. Понимаю Вашу обеспокоенность по поводу фанатизма и разделяю ее. Но пока не могу судить, прямо сейчас я вынужден отказаться от чтения, полностью погружен в работу над лекциями2 и письмо, работаю почти как машина, которую заботливо поддерживают в рабочем состоянии. Все получается. У нас с женой дела идут, можно сказать, почти восхитительно, несмотря на то что она страдает от приступов головокружения и других возрастных изменений, меня порой мучают старые болезни. Но духом моя жена бодра, как никогда прежде.
Ваше превосходное описание американских обстоятельств, заложником которых оказался Шилпп, показалось мне весьма забавным. Кажется, Вы тоже придерживаетесь мнения, которое разделяю и я, в подобном предприятии есть смысл и стоит поблагодарить автора.
Вальтер Кауфман однажды был у нас в Базеле. Кроме того мне знакома его книга о Ницше3 и его статья в сборнике Шилппа против моей интерпретации Ницше4. В своем ответе я поместил его в конце с Эдуардом Баумгартеном5 и не воспринял его всерьез. К сожалению, я почти лишен чувства юмора и не способен на иронию, поэтому, боюсь, острота моего отзыва может кого-нибудь оскорбить. Полагаю, у Вас будет возможность взглянуть на текст и вычеркнуть все, что покажется Вам неуместным. Этих болтунов не стоит воспринимать всерьез. У Вальтера Кауфмана феноменальная память, он читал все. Вы описываете его очень точно, точно таким я его и помню. Кант для него великий философ, благодаря докритическим сочинениям, поскольку в то время он был просвещенным европейцем. После «Критики чистого разума» он оказался на немецком пути. По этому можно судить, насколько Кауфман разбирается в философии. Разумеется, он считает меня немцем, не-европейцем, наполовину просвещенным, а потому внушающим опасения. Но это не помешало ему в свое время с искренней любезностью пригласить меня в Принстон6. Теперь, полагаю, он бы на это не решился. Разум, подобный этому, на мой взгляд, совершенно безобиден.
Мы с женой были очень рады, что Вы с мужем полюбили Ренато. Вы попали в точку, сказав, что он знает, что такое уважение. Замечания моей жены – лишь выражение ее расположенности. Ренато недавно был здесь. В этот раз он был в восторге от тети Гертруды, потому что она ничего не критиковала, но была лишь обеспокоена и с участием разделяла его заботы. Ему сейчас нелегко. Такие люди всегда вызывают у обычных немцев зависть и чувство ревности, что приводит к фатальным материальным последствиям. Он, в свою очередь, совершенно не готов окунуться в нормальную социальную жизнь. Он словно прибыл из античной Греции: столь же гуманист, сколь и язычник, он не готов променять свою жизнь на дурачество. Поэтому против собственной воли он превращается в авантюриста. Он столь одарен, что шутя справляется с внешними испытаниями, вроде экзаменов. Но несмотря на ловкость, постоянную занятость, непрерывный поиск и беспокойство, он по большому счету ленив. В нем нет упорства, необходимого для успеха. Это не лишает его обаяния, напротив. Но печально думать, чего это в конце концов будет стоить.
Вашему мужу не следует перетруждаться. Он, кажется, полная противоположность Ренато. Но если он будет брать на себя так много, пропадет и медитативный покой, в котором в конце концов и рождается духовное благо. В Америке это, конечно, еще опаснее, чем здесь. Производство пожирает людей. Вы лишь тонко намекаете на политику. Вы пишете, что Стивенсон «ничего не соображает» в том, что касается смысла грядущих выборов, к сожалению, я не понял, что Вы имеете в виду. Несмотря на постоянное чтение газет и журналов, об Америке мне известно недостаточно. Вы говорите о решающей роли выборов. Да, это так, посмотрим, удастся ли народным массам при благоприятных исторических обстоятельствах, сохранив разумные традиции, в большинстве своем остаться на пути здравого смысла. Если нет, последствия будут неслыханными. Сложно представить. Однако тот факт, что за Стивенсона проголосовала почти половина избирателей, внушает надежду. Удивительно, что Вы находитесь в центре событий и чувствуете пульс мировой истории. Здесь, в Базеле, вдали – словно в ложе мировой истории – я в свои годы чувствую себя удивительно хорошо и ничего не хотел бы менять. Но нельзя забывать, что мы лишь наблюдаем из ложи и не принимаем участия в происходящем.
Передайте сердечный привет мужу. Желаю ему успехов в работе. Чем Вы теперь займетесь, когда свободны от работы? Продолжите изучать «горние тропы»? Сердечный привет и от жены
Ваш
Карл Ясперс
Вот так, с Вашего позволения, теперь я могу болтать, лежа на диване.
1. См. п. 148, прим. 7 и 8.
2. В течение зимнего семестра 1953–1954 гг. Я. три часа в неделю читал лекции на тему «Великие философы, часть вторая».
3. Кауфман В. Ницше: философ, психолог, антихристианин. СПб.: Владимир Даль, 2016.
4. Kaufmann W. Jaspers Beziehung zu Nietzsche // Karl Jaspers. Op. cit. p. 400–429.
5. Эдуард Баумгартен (род. 1898) – философ и социолог, после войны преподавал социологию в Штутгарте, Мангейме и Фрайбурге, несмотря на множество разногласий, был близким другом Я. с начала 1920-х гг.
6. См. п. 111, 112.
152. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 21 декабря 1953
Дорогой Почтеннейший,
Ваше письмо о Кауфмане и Ренато меня очень обрадовало. Я словно вернулась домой – Вы сохранили стандарты, в которых есть смысл, точные и чудесным образом независимые от болтовни и условностей. Вы очень помогли мне в отношении Кауфмана. Я была не уверена, что о нем думать. Он выражался пошло и самоуверенно, невероятно раздраженным тоном. Я действовала ему на нервы – и не хочу осуждать его за это. В одном Вы не правы: сейчас, как и прежде, он не только с радостью пригласил бы вас в Принстон, но он даже и не подозревает, что написанное им могло бы Вас разозлить. Он рассказывал мне о статье, потому что Ваше имя было упомянуто в Принстонской лекции, и я ответила, что Вы развили политические взгляды Канта. Он был очень горд, что разглядел в Вас «кантианца». Еще одна неточность: Вас пригласил не Кауфман, а Принстон – местный снобистский университет par excellence. Он там простой доцент. Наоборот, он надулся как павлин потому, что знаком с Вами и может лично Вам написать. Здесь это допустимо, чтобы наводить неформальные справки. C’est tout! Вы здесь очень известны, Вас хорошо знают. И это совершенно не связано с выходом Ваших английских книг. В университетских библиотеках все есть, и студенты Вас читают. Генрих как раз внес Tragedy is not enough в список обязательной литературы для своих слушателей.
Генрих вернулся в конце прошлой недели и теперь свободен на два месяца. Он уже восстановился после семестра, по большому счету переработки ему не страшны. Но всегда нужно быть осторожным. В январе ему исполняется 55. С тех пор как я вернулась из Гарварда, где прочитала две лекции, я не сделала совершенно ничего и не собираюсь ничего делать до следующего года. Ни о чем не хочу слышать. Одна из гарвардских лекций обернулась полным провалом. Социологи, которых я на протяжении многих лет серьезно раздражаю, наконец-то разгневались и набросились на меня. Было весело. Борьба доставляет мне радость. Сейчас начались праздники, мы захвачены суетой и домашними хлопотами. Собираемся устроить большой новогодний званый вечер. Без помощи справиться не так просто, но все получится. Потом мы наконец-то можем быть свободны.
Вы, конечно, знаете, что Эйзенхауэр опять пошел на уступки в деле Маккарти. Другого можно было и не ждать. Но призыв Маккарти к «массам», с помощью телеграмм поддержать его внешнюю политику, направленную против Эйзенхауэра – настоящий плебисцит, – обернулся провалом. В масштабах страны количество телеграмм было совсем небольшим, к тому же добрая треть была направлена против Маккарти. Крайне скверно, что мы можем – и должны – надеяться лишь на выборы. К сожалению, мы убедились, что внутри самого правительства