Я крайне заинтригован, что Вы скажете о России спустя годы молчания. Боюсь, не успею получить Ваше сочинение, прежде чем закончу работу на «Атомной бомбой». Я совершенно не могу предсказать, в отличие от Вас, к чему движется Россия. Возможных интерпретаций очень много. Когда Вы сравниваете высказывания Маленкова и Хрущева об опасности атомной бомбы для всего мира или для капиталистических государств, Вы имеете в виду фантастическое недавнее выступление Хрущева о силе этих бомб, которое позже было опровергнуто как «нетрезвое»? Обладают ли Хрущев или Жуков1 настоящей властью? Хрущев в борьбе с генералами не может рассчитывать на помощь полиции, к которой мог обратиться Сталин. Жуков или другие военные могут спланировать нечто ужасное. Внутренняя борьба в России еще не завершена.
Мы с женой передаем сердечный привет Вам и Вашему мужу
Ваш Карл Ясперс
1. Георгий Жуков (1896–1974) – советский полководец и политический деятель, с 1955 по 1957 г. министр обороны, в 1957 г. член Президиума ЦК КПСС, в том же году исключен из партии, отправлен в отставку.
211. Ханна Арендт Карлу Ясперсу16 сентября 1957
Дорогой Почтеннейший
Нет, на этот раз мое восхищение не избыточно. Но провести семинар было бы прекрасно, о красоте, как ее понимал Кант, как ключевой характеристике мирового порядка. Для каждого. И о тесно связанном с этой темой понятии гуманности, которая возможна лишь в умении «спорить» о том, о чем невозможно «вести диспут», поскольку надежда – это возможность достичь «взаимопонимания», даже если убедить собеседника невозможно1.
Ваше письмо пришло, как раз когда я сама собиралась написать. Вы знаете, что Курт Вольф сейчас в Европе. Перед его отъездом мы долго беседовали об американском издании «Великих философов». Он и его жена – наши добрые друзья, и я убеждена, Вы будете рады с ним познакомиться. Его издательство сейчас одно из лучших и самых успешных в стране, а сам он – настоящий герой издательского дела, каких уже не осталось. Так было всегда: удивительно, что ему удалось сохранить свой статус и здесь и добиться успеха.
Итак, «Великие философы»: если бы получилось завоевать признание и выпустить книгу здесь, она стала бы громким событием. Своего рода революцией в преподавании философии. Курт Вольф спросил меня, как лучше всего представить эту поистине немецкую книгу местной, англосаксонской, аудитории – я специально говорю «англосаксонской», так как в Америке – хорошо это или плохо – властвует английская философская традиция. Этот вопрос я подробнейшим образом обсудила с Генрихом, поскольку он разбирается в нем куда лучше. В одном мы согласны – что, однако, ни к чему Вас не обязывает!! – было бы лучше, по возможности, сократить текст, чтобы читатель быстрее добрался до великих философов. Сокращение разделов «Введение» и «Задающие меру люди» должно состоять не в вычеркивании целых параграфов, но скорее в ускоренном темпе повествования. В меньшей степени на то же можно было бы отважиться и в случае с Платоном – Августином – Кантом, избавившись от нескольких фрагментов, которые ничего не сообщают местным читателям, например упоминания о неокантианстве. При сокращении, вероятно, можно ориентироваться на используемый Вами мелкий кегль, хотя это не в каждом случае будет уместно (пример: с. 292, теология Платона, приведенная в немецком издании маленьким шрифтом, должна остаться). Следующие главы о метафизиках не такие объемные, поэтому эту часть можно оставить без изменений. Значительная часть «Основателей философской мысли», безусловно, должна сохраниться. Если получится сократить текст так, как я себе представляю, возможно, он станет короче приблизительно на 100 страниц (20–25 %), при этом сильнее всего сократятся «Введение» и «Задающие меру люди».
Это предложение совершенно не связано с объемом книги, скорее с разницей в привычках европейских и американских читателей. Здесь привыкли быстро воспринимать информацию, и мне кажется, можно пойти на эту уступку, не изменив при этом характер книги. Необходим, скорее, перенос, а не обычный перевод. Что касается объема, было бы куда лучше разделить книгу на два тома, а именно: «Введение», «Задающие меру люди» и Платон – Августин – Кант в первом, а метафизики – во втором. В таком случае важно, чтобы Вы успели предоставить обещанные главы об Экхарте и Кузанском. Тогда объем обоих томов будет примерно одинаковым. Последующие тома можно будет добавить без труда, при этом каждому немецкому тому будут соответствовать два англоязычных.
Было бы прекрасно, если бы Вы согласились предварить американское издание новым предисловием. Все самое важное уже обозначено во введении, но некоторые вопросы, которые как раз пошли бы на пользу местным читателям, почти не освещены. Я говорю о необходимости очертить характер книги на нескольких страницах. С места в карьер, резче, чем Вы привыкли. Я думаю о трех пунктах: 1. Необходимо оговориться, что подобного введения в философию не существовало прежде, что это не субъективная история идей, а философы скорее непосредственно в противопоставлении друг другу. Ведь 2. «[мыслители] становятся действительно говорящими, только если их исторгнуть из исторических оков насильственных союзов»2. И 3. Отношения между наукой и философией, между разрывом и единением, о чем Вы упоминаете в связи с отношениями между философией и искусством, поэзией, мифом и т. д.: «также ученые и исследователи в той мере, насколько они в своей науке мыслят собственно философски и благодаря науке действуют философски»3. Здесь важно сразу отметить несостоятельность принятых альтернатив: враждебности философии по отношению к науке (воплощенной в немецком идеализме или современном экзистенциализме) с одной стороны и позитивистской идентификации философии и науки – с другой. Поэтому будет достаточно лишь нескольких аподиктических страниц, поскольку все идеи подробно изложены далее. Нужно лишь немного сориентировать читателя.
Надеюсь, Вы не поймете меня неправильно, это субъективное мнение, и оно ни к чему Вас не обязывает. Возможно, по этому поводу не стоит и «спорить», не говоря уж о «диспуте». Я поделилась идеей с Куртом Вольфом, потому что у нас не было времени, в противном случае я несомненно написала бы в первую очередь Вам. Но у меня возникло ощущение, что это нестрашно, ведь Курт Вольф – мой хороший друг, которому Вы без стеснения можете сказать, что я совершенно спятила. Он хотел поручить мне редактуру, на что я с радостью соглашусь. Но, пожалуйста, помните, что и это ни к чему Вас не обязывает. Вы встретитесь с ним лично, так что это письмо лишь призвано вкратце сообщить, что мы успели обсудить.
О России в другой раз. Я отправлю Вам копию, как только закончу статью – в начале ноября.
Какой курс Вы читаете зимой? Как долго ждать следующих томов?
С сердечным приветом вам обоим
Ваша
Ханна
1. Кант И. Критика способности суждения.
2. Ясперс К. Великие философы. М.: ИФ РАН, 2007, с. 34.
3. Там же, с. 36.
212. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 24 сентября 1957
Дорогая Ханна!
Я даже не успел написать запланированное подробное письмо, а уже неожиданно получил от Вас новое – об английском переводе. Отвечу на него сразу.
Вы хотели бы «взять на себя редактуру»? Какая исключительная и столь трогательная отзывчивость. И подтверждение того, как Вы цените мою книгу. Я опасаюсь, что Вы недооцениваете связанные с этим хлопоты, но крайне воодушевлен. Разумеется, я полностью поддерживаю эту идею. Ничто так не повысит шансы книги на успех в англосаксонском мире, как Ваш внимательный взор, Ваши исправления и сокращения. Ваши предложения превосходны. У меня есть лишь пара замечаний:
1. Написать новое предисловие для американского издания не составит труда. Ваши замечания уже натолкнули меня на важные мысли, но я еще не берусь за работу – пока все условия не подтвердятся.
2. Сократить текст я не могу. Не могу справиться с раздражением и снова взяться за то, над чем так долго работал. Мне не хочется его даже перечитывать. К тому же я с нетерпением жду возможности взяться за новую работу.
3. По поводу предусмотренных Вами сокращений:
Я полностью согласен с сокращениями во «Введении». Это совершенно типичные немецкие приготовления, самооправдание и слишком долгий подступ к настоящей теме. И читатели не пропускают его, хотя, разумеется, могли бы.
Я не хотел бы сильно сокращать главу о четверых, задающих меру. Прежде чем сокращать текст, Вам, вероятно, стоит подумать еще раз. Эти четыре фигуры важны для меня. Я полагаю, возможно, по глупости, что они производят сильное впечатление на неподготовленного читателя. Сопоставление их судеб восходит к основам философии. Эта почва кажется мне крайне существенной. К тому же здесь общеизвестное предстает в новом свете. Особенно важной для всех обитателей западного мира мне кажется фигура Иисуса. Я думаю, мне удалось написать о том, что выходит за рамки нравоучения теологов и не всегда очевидно. Сократ, без сомнения, настоящий святой всей античной философии. Конфуций произвел на меня невероятное впечатление. Я хотел уберечь его не только от банальностей, к которым так склонно даже большинство синологов, но и его идеи показались мне крайне плодотворными для нас. Будда – самый чужеродный. Но он необходим для связи с фигурой Нагарджуна1, который, в свою очередь, связан с современной логикой – в той степени, в которой последняя содержит в себе философию. В этих четырех фигурах возникает возможность всемирной коммуникации между представителями всего человечества. Глава не очень большая. Сокращать слишком много мне не хотелось бы. Однако решение принимать не мне, поэтому я просто попрошу Вас еще раз подумать над этим вопросом.
4. Сокращения возможны в любой главе, в том числе и в части о четверых, задающих меру. Я ни в коем случае не оспариваю Ваше мнение о темпе, напротив, я восхищаюсь американской литературной дисциплинированностью в этом отношении.