Письма, 1926-1969 — страница 91 из 178

5, исключительно положительные, и предположительно от Карла Барта, лекции которого она сейчас посещает. Было бы чудесно, если бы Вы тоже смогли написать для нее пару слов, хотя это, конечно, дерзость, потому что Вы вряд ли хорошо с ней знакомы и не знаете, заслуживает ли она этих слов. Она живет в Биннингене недалеко от Базеля, Блауэнвег, 2, у Ратти. Рекомендательные письма следует отправить в Колумбийский университет, администрация учебной части, 322 University Hall, Нью-Йорк, 27, Н.-Й. Я, разумеется, тоже напишу о ней пару слов, в этом есть смысл, несмотря на то что я не связана с университетом напрямую.

Всего самого-самого лучшего в новом году вам обоим от нас

Всегда Ваша

Ханна


1. В Бремене Х. А. 13 мая 1958 г. прочитала лекцию «Кризис воспитания», текст которой вошел в сборник «Критика образования и реформа образования в США», выпущенный в Гейдельберге в 1968 г. (Bildungskritik und Bildungsreform in den USA, Heidelberg, 1968, p. 11–30).

2. Эльке Гилберт, см. п. 226, прим. 1.

3. Анна Вейль.

4. См. п. 206 и п. 207, а также прим. 1 к п. 206.

5. Поль Рикер (род. 1913) – французский философ.

222. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуНью-Йорк, 18 февраля 1958

Дорогой Почтеннейший,

я страшно расстроена, что не могу быть в Базеле. На мой взгляд 75 куда важнее 70, три четверти столетия, к тому же накануне Вашего семидесятилетия я пообещала отпраздновать его с особым размахом. Теперь я устроила праздник сама и перечитываю Вашу «Автобиографию», думая: какая исключительно счастливая жизнь! То, о чем Вы не писали и, вероятно, не могли написать – великолепие возраста, о котором мы все, вероятно, подозреваем, но в которое никто из нас не верит. Я всегда чувствовала его сияние в вас обоих. Оно встречается так редко, но когда встречается, оно подобно венцу жизни. И особенно прекрасно, что оно возможно лишь в совместной старости.

Конечно, в качестве подарка самому себе Вы завершили работу над книгой об атомной бомбе и отмечаете оба события одновременно. И это еще один восхитительный символ согласия между жизнью и работой. Я уже принялась за «Великих философов», ломаю голову, в каком переводе привести цитату из Платона, какой выбрать для Канта, что перевести самостоятельно, чтобы не потерять заложенный Вами смысл, как дополнить библиографию для местных читателей и решаю другие вопросы подобного рода. Большинство цитируемых Вами фраз я нахожу без труда, но кое-что придется у Вас уточнить. Переводчик не имеет права переводить цитаты с немецкого напрямую, и должен знать, какую и где он может найти. О сокращениях я пока даже не думаю. Я пообещала Вольфу закончить работу над первым томом до отъезда, прежде всего чтобы успеть обсудить все лично с Вами, но еще и потому, что переводчик1 живет в Париже, а я хотела бы поговорить и с ним. Выйдет ли книга об атомной бомбе, когда я буду в Европе?

Я как раз вернулась после непозволительно затянувшегося – зимняя катастрофа превратила его в настоящее приключение – перелета из Торонто (идиотская, но хорошо оплачиваемая телевизионная программа). Не стоит гнаться за легкими деньгами. Генрих беспокоился о том, что я потратила время, – в двух словах, сущая чепуха. Погружена в работу над книгой для Пипера2, все затянулось сильнее, чем я полагала, и продлится дольше, чем полагал Пипер. Что ж, к таким заботам он должен быть привычен. Я напишу ему в ближайшие дни.

Быстрое подтверждение получения и ответ на любезное письмо Вашей жены: я приеду по окончании семестра, 12 июля. В любом случае к первому августа мне нужно будет вернуться, хочу ехать домой через Париж, чтобы поговорить с переводчиком, после визита к Вам. Может быть все-таки самолетом, на переполненном корабле я чувствую себя как в концентрационном лагере первого класса. Так что видите сами: я могу легко поменять свои планы, так что скажите, сколько времени Вы готовы мне уделить.

Жанна Эрш, вероятно, приедет в Америку, Фонд Рокфеллера хочет пригласить ее на полгода или что-то вроде того. Меня спросили (прошу, это строго между нами!), что я о ней думаю, и я, разумеется, искренне ее рекомендовала.

Дорогие, дорогие друзья, я не хочу долго рассуждать. Вы знаете, чего я желаю и вам, и себе.

Как всегда и навсегда

Ваша Ханна


1. Ральф Мангейм.

2. См. п. 179, прим. 1 и п. 233, прим. 2.

223. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 5 марта 1958

Дорогая Ханна!

Вы отпраздновали мой юбилей с таким дружелюбием и так бескорыстно, что Ваше письмо стало для меня одним из прекраснейших напоминаний об этих днях. Я благодарен Вам за все, что Вы сделали для нас, но еще сильнее за нашу дружбу. Она внушает мне уверенность в том, что мы переживем любые испытания. Я повторяю Ваши слова: «как всегда и навсегда».

Я получил синие гиацинты в горшках, целый куст. Он наполнил комнату ароматом (столь приятным – с самого детства это мой юбилейный цветок). Какое расточительство эта огромная корзина – как и многое из того, что Вы делаете. Ваша американка1 привезла их на машине, нести корзину самому попросту невозможно. Девушка мне понравилась, хотя я толком и не успел с ней познакомиться. Она кажется свободной, непосредственной, «современной», «лишенной почвы под ногами» и тем не менее абсолютно уверенной. Она, кажется, следует идеалу, уважает Вас без лишнего пафоса, но с очевидной силой, кажется, Вы стали для нее примером и невероятно ее вдохновляете. Копию рекомендации, которую я отправил в Колумбию2, я прилагаю к письму.

На самом деле даже хорошо, что Вы не были с нами на мой день рождения. Я не выношу эту суету и разговоры, как и жена. Наши близкие друзья оказываются обделены вниманием. Мой организм как будто оказывает сопротивление, которое невозможно преодолеть, но можно дружелюбно обойти, с уважением относясь к собственному телу. Как восхищает и как удивляет физическая витальность, которая так много может себе позволить.

Сам праздник тоже отличался от семидесятилетия. Незабываемо. В старости есть лишь один юбилей, и это семидесятилетие. Восьмидесятилетие для тех, кто до него доживает, – запоздалый гость, от человека почти ничего не остается, лишь воспоминание мира. Псалтирь гласит: «Дней лет наших – семьдесят лет».3 Это говорит о качестве, а не о количестве. Ваша увлекательная игра с тремя четвертями столетия происходит из Вашей непреодолимой тяги обратить Ваших друзей к прекрасному. К этому относятся и восхитительные наблюдения о биологии, истории, времени.

Поток писем, телеграмм и цветов был гораздо масштабнее, чем пять лет назад (в общей сложности около трех сотен). Я рад, что мир испытывает ко мне уважение (честно говоря, крайне странное), и немало тех, чью расположенность я чувствую. Все, что мне остается – печатные благодарности, которые я рассылаю в огромном количестве. Но среди множества писем были и невероятно трогательные, даже захватывающие поздравления. Приехали моя сестра и Элла4, они гостят у нас до сих пор.

Базель отказался от участия в празднике. Здесь в счет идут – что очень разумно – лишь десятилетия, а не пятилетия.

Восхитительное приглашение в Принстон, достойное Вас. Америка показывает себя с лучшей стороны. Но в роли собеседника придется смириться с господином Вальтером Кауфманом. Полагаю, Вы не уступите его рационализму и софизму. После этого он, как правило, умолкает. Его невозможно переубедить, потому что у него нет никаких убеждений, одни позиции.

Ваши эссе5 я до сих пор не прочитал. До конца февраля я был связан строгими сроками по моей «Атомной бомбе», и мне не оставалось ничего, кроме как закончить работу. Вчера наконец-то я отправил рукопись. Только что удостоверился по телефону, что ее получили в Мюнхене. К сожалению, боюсь, для Пипера она слишком обширна. Посмотрим. Страницы рукописи, которые я хотел отправить Вам прежде, так до сих пор и не отправлены. Я вычеркнул одно-единственное предложение, произнесенное в нашей беседе. И весь текст потерял любую конкретную связь с нашим разговором, не продолжает его, но обращен ко «всеобщему». Прикладываю к письму вычеркнутые строки6.

Теперь Вы работаете над «Великими философами». И на что Вы согласились! Конечно, Вы, в своей манере, отнесетесь к делу крайне серьезно и обеспечите себя гораздо большим объемом работы, чем предполагали. Пожалуйста, бросьте эту работу, если пропадет желание ей заниматься. Я буду с радостью думать о книге, только если наш импульс будет един: открыть великих мыслителей тем читателям, которые стремятся мыслить. Я убежден, Ваше предисловие поможет книге найти свою аудиторию в Америке, если это вообще возможно. Мы верим, что там есть те, кто пока не успел высказаться. В Германии книга стала довольно популярна (распроданы 4000 экземпляров, при тираже в 6000). В Америке до сих пор лишь одна моя книга имела у покупателей настоящий успех: «Разум и экзистенция»7, выпущенная Noonday Press, переведена – очевидно крайне удачно – Эрлом.

Как замечательно, что Вы приедете. Мы ждем Вас 12 июля – и до этой даты пара визитов из Цюриха. Оставайтесь столько, сколько Вам будет угодно. Если Вы хотите оказаться в Америке 1 августа и до этого поговорить с Мангеймом в Париже, то, вероятно, Вы могли бы остаться у нас до 24-го, а может быть и дольше. У нас, как Вам уже известно, всегда есть чем заняться. Я могу беседовать в строго ограниченные часы. Книга об атомной бомбе, надеюсь, к тому времени уже выйдет. Публикация запланирована на июнь.

Передайте привет Генриху! Благодарю его за поздравления8.

Сердечно

Ваш Карл Ясперс


1. Беверли Вудворд.

2. Имеется в виду рекомендация для Беверли Вудворд, см. п. 221.

3. Пс. 90, 10.

4. Элла Майер.

5. См. п. 214, прим. 3.

6. Вычеркнутые строки посвящены бессмысленности границ коммуникации.

7. Jaspers K. Reason and Existenz. Five Lectures trans. with an Introduction by William Earle, New York, 1955; Ясперс К. Разум и экзистенция. М.: Канон+, 2013.