— А дедушка?
— А твоего дедушку фашисты убили в другом месте.
— Я хочу туда. Там мы тоже положим цветы — дедушке и другим солдатам, которые погибли.
Наташа долго и напряжённо разглядывает гранитное лицо молоденькой санитарки, которая изо всех сил старается удержать на руках грузное тело раненого.
— Я бы, папа, пошла на фронт медсестрой, — говорит мне Наташа. — Без санитарок на войне нельзя. Некому было бы раны перевязывать и бойцов лечить. Я бы обязательно спасла раненого дедушку.
Красавица река полукольцом охватила старинный волжский город Ржев.
Мы с Наташей поднялись на высокий крутояр к стоящей на постаменте пушке. Длинный её ствол был нацелен на другой берег. Там, за рекой, улицы утопали в зелени. Река неширокая, тихая. Мир и покой вокруг.
Возле пушки суетились любопытные мальчишки.
Один из них — вихрастый, с облупленным носом — важно сообщил Наташе:
— Это пушка настоящая. Она по фашистам стреляла. Без промаха!
А его долговязый приятель, поправляя галстук на груди, не без хвастовства добавил:
— Я бы тоже не промахнулся! Отсюда весь берег, как на ладони. Фашисты вон там укрывались, за церковью, где сейчас музей. Там, во дворе, пушки стоят помощнее этой. Есть и немецкие. Я бы по ним отсюда так дал!..
Наташа припадает к продолговатой прорези в левой стороне пушечного щитка и глядит туда, куда он указал.
Там, действительно, у самой церквушки-музея видно чёрное артиллерийское орудие. А дальше, вдоль улиц, тянутся дома, деревянные и кирпичные с кудрявой раскидистой зеленью под окнами.
— А нам сказали, — вспомнила Наташа, — после фашистов здесь одни камни остались…
— Факт! — подтвердил вихрастый. — Весь город заново отстроили. Тут за каждый дом бои шли — только держись!
Семнадцать месяцев фашисты были в городе, пока в марте сорок третьего наши не пробились.
Первой прорвалась вон туда, на Советскую площадь, Уральская дивизия. А командовал дивизией генерал-майор Куприянов Андрей Филиппович. Он погиб за наш город. Его могила вон там, где прежде был древний кремль, — мальчик глянул в сторону высокого холма, на вершине которого величаво застыл, касаясь неба, гранитный обелиск. — Там и других похоронили, кто за Ржев дрался. Все они были героями.
— Ты про капитана Николая Гостелло слышала? — обратился к Наташе приятель вихрастого.
— Нам учительница рассказывала, — ответила Наташа. — Его самолёт загорелся, и он прямо с неба — на фашистские танки, чтобы и они все сгорели… Но это не здесь было, а в Белоруссии.
— Без тебя знаю, что не здесь. А у нас его родной брат сражался. Виктором зовут. Командир батальона.
Так вот он в первых рядах шёл, когда город освобождали.
И погиб здесь, неподалёку.
Мы его сестру разыскали. Нину Францевну. Она нам письма пишет…
А про сержанта Головню слышала?..
Эх, про такого человека не знаешь!
Когда наш Ржев освобождали, Головня своей грудью заслонил командира от пули и спас ему жизнь а потом, раненый, бросился вперёд, на вражескую амбразуру, телом закрыл её. Как Александр Матросов.
— Мой дедушка тоже вперёд побежал, — сказала Наташа, — чтобы Ржев поскорее освободить. А его фашисты убили. Мы дедушкину могилку ищем…
— Что же ты мне сразу не сказала? — обиженно взглянул на неё мальчишка. — Раз твой дедушка за Ржев воевал, мы должны про всю его жизнь разузнать.
Такое у нас, следопытов, правило.
Мы про всё разузнаём и в тетрадки записываем.
Родные погибших к нам приезжают, письма шлют. А мы находим, где кто похоронен.
У нас в школе музей получше, чем вон тот, Краеведческий музей боевой славы!
Я в наш музей пять боевых патронов принёс — на берегу нашёл.
А вот он, — мальчик кивнул на своего приятеля, — немецкую каску в кустах подобрал, когда по грибы ходили.
А Юрка Чукиани разыскал значки в честь освободителей Ржева…
Чего только у нас в музее нет! Но главное — следопытский альбом! Там про защитников Ржева, о которых мы узнали, про боевой путь семнадцати дивизий, которые здесь сражались, подробно написано…
Твой дедушка из какой дивизии?.. Из сто восемьдесят третьей, говоришь?..
Это наша самая любимая дивизия.
Шестому "Б", нам то есть, поручено про неё записывать.
Тебе повезло, что с нами встретилась…
А где он погиб? Под Старшевицами? Знакомое место! Это возле Полунино. Мы всем отрядом туда ходили…
Знаешь что, пойдем-ка к нашей учительнице! Маргарита Павловна уже двадцать пять лет в школе историю преподаёт и про всё на свете знает, во всех наших походах участвовала. А память у неё — ух, получше моей! Изложит всё, как есть: и про сто восемьдесят третью дивизию, и про наши экскурсии, и про многое другое. Уж она-то наверняка поможет вам дедушкину могилку отыскать…
Пошли! Не пожалеешь!
*
В школе мальчишки познакомили нас со своей любимой учительницей.
Необычайно подвижная и приветливая, Маргарита Павловна сразу же понравилась и мне, и Наташе.
Мы рассказали ей и о дедушкиных письмах, и о нашем путешествии…
— Да-а, сколько лет прошло после войны, — вздохнула учительница, — а многие ещё до сих пор разыскивают своих родных и близких, пропавших без вести.
Каждый день приходят к нам в школу родственники воинов.
Они приезжают в Ржев издалека, ищут места, где сражались и проливали свою кровь солдаты, хотят повидать или хотя бы узнать адрес кого-нибудь из фронтовых друзей своих отцов и дедов.
И наши юные следопыты помогают им в этом.
Вот посмотрите… — Она открыла дверь в классную комнату, и мы остановились, поражённые.
Класс был похож на настоящий музей.
На стенах — портреты, солдатские каски, планшеты, карты, бинокли, патроны…
Чего только тут не было!
Наташа дотянулась рукой до боевой сабли, повешенной на самом видном месте, между окнами.
Маргарита Павловна сказала, что клинок принадлежал когда-то командиру кавалерийского полка, отважному красному коннику, который в гражданскую войну разил этой саблей бандитов-басмачей, а в Отечественную — фашистов под Ржевом.
— У моего дедушки была точно такая же сабля! — похвасталась Наташа. — Я на фотокарточке видела.
— Советую, Наташа, заглянуть вот сюда, — Маргарита Павловна достала с полки толстую панку и развязала тесёмки на ней. — Здесь собраны материалы о той самой дивизии, в которой служил твой дедушка.
Мы с Наташей внимательно разглядывали содержимое папки — альбомы с рисунками и фотоснимками воспоминания и письма фронтовиков, путевые тетради ржевских следопытов.
В одной из тетрадей был записан рассказ пионеров о том, как они летом ходили в деревню Старшевицы и познакомились там со старой колхозницей Еленой Фёдоровной Волковой.
Она была свидетельницей страшного преступления гитлеровцев. Разрушив деревню, немцы пытались поджечь единственное уцелевшее за околицей здание — большой сарай, где прятались от пуль и снарядов местные жители: старики и старухи, дети и их матери.
Фашисты подошли к сараю, накрепко заперли его и не выпускали людей на воздух.
Потом начали бросать горящие факелы на соломенную крышу.
Возник пожар.
Все, кто был заперт в сарае, сгорели бы заживо, задохнулись бы в дыму, если бы им на выручку не подоспели солдаты в белых халатах.
Это были наши лыжники-разведчики. Они оттеснили фашистов дальше от деревни, спасли жителей.
— И мой дедушка был там, да? Это он спас их, да? — допытывалась Наташа.
— Не знаю, — ответила Маргарита Павловна. Надо бы вам в Старшевицах с Еленой Фёдоровной повидаться. Она точно знает и всё расскажет.
Учительница достала из папки письмо и показала Наташе:
— Оно пришло в школу от однополчанина твоего дедушки — фронтового фельдшера Владимира Павловича Нажимов а. Теперь он известный учёный, доктор наук. А тогда, в войну, он написал вот такие стихи:
Боец упал на поле боя,
И заалела кровь под ним.
Снаряды, мины, грозно воя,
Рвались вокруг него. И дым
По склону поля расстилался.
Он, раны край зажав рукой,
Глядел вокруг себя, прощался
С землёй и жизнью молодой…
В атаку снова мы ходили,
И побежал коварный враг.
Мы над деревней водрузили
Победы нашей красный флаг.
Он улыбнулся этой вести,
Победе нашей был он рад.
Он не боялся больше смерти,
Он верил — не свернём назад!
В дыму, где шли на запад люди,
Угас его прощальный взгляд…
Ужель когда-нибудь забудут,
Как умирал в бою солдат?
Мне хотелось узнать, когда, в каком месте, были написаны эти стихи.
Учительница ответила, что Владимир Павлович написал их весной 1942 года под Ржевом, когда наши части бились с фашистами у деревни Старшевицы.
— Постойте, постойте, — от волнения я с трудом выговаривал слова. — Так ведь в топ же самой деревне, в то же самое время мои отец…
Маргарита Павловна сразу догадалась, что я хотел сказать.
— Да, вполне возможно, что стихи эти посвящены вашему отцу, — и она вынула из следопытской папки ещё одно письмо — фронтовой треугольник.
Каково же было моё изумление, когда я увидел, что письмо написано знакомым почерком, тем самым почерком, который мы с мамой запомнили на всю жизнь.
Письмо написал политрук роты связи 227-го стрелкового полка Николай Яковлевич Будённый, приславший нам когда-то извещение о гибели отца.
В этом письме политрук во всех подробностях описал сражение за деревню Старшевицы, рассказал в письме, как в начале мая фашисты стали атаковывать наши окопы, открыли огонь по нашим солдатам и как отважный советский воин — это был мой отец! — первым выскочил навстречу фашистам, повёл за собой остальных красноармейцев и как, налетев на вражескую мину, упал в пламени взрыва.
В конце письма политрук написал, что храбрый боец был похоронен на окраине деревни Старшевицы с боевыми почестями и что его товарищи, отомстив врагу за гибель своего любимого командира, подняли над отвоёванн