Письма. Часть 1 — страница 21 из 123


13-го — Физика


14-го — франц<узский> и нем<ецкий> яз<ыки>. И всё! Потом мы м/ б/ все с детьми поедем в Шах-Мамай.[259]


Лидия Антоновна глубоко-очаровательна: женственна, чутка, нежна. С<ережа>, Ася и я с ней в большой дружбе. Мика нас очень любит, это настоящий „Ми-иша“, круглый, тяжелый, ласковый. Ириночка — прелестный, необычайный ребенок и хороша на редкость. Есть еще двухлетняя Таня[260] — тоже медведик — пожирает порцию двух взрослых людей. У нее редчайший слух. Весной — ей еще не было двух лет и она еще не говорила — она уже пела около 50-ти песенок без малейшей ошибки и отбивала такт своим копытом. На вид ей 4 года.


Если поедем в Шах-Мамай, то пробудем там дней 5, Сережа немного отойдет и затем числа 20-го, 21-го поедет в Москву. Относительно его лечения — ни он, ни я ничего не знаем. Пусть московские д<окто>ра — и лучше два, чем один — его внимательно осмотрят и решат, куда ему ехать. У него затронута одна верхушка, неправильное сердце (т. е. деятельность) и что-то с желудком. Всё это надо лечить сразу: для легких — воздух, для сердца — м<ожет> б<ыть> души, или еще что-нб., для желудка — диэта. Хорошо, если бы Вы у кого-н<и>б<удь> узнали, кто к концу июня из хороших д<окто>ров будет в Москве. А то на С<ережу> нечего надеяться! Не пугайтесь: ничего ужасного с ним нет, но всё расшатано. Я очень счастлива, что он всё-таки кончил. Это его грызло и вредило ему больше, чем казалось. Теперь он почувствует себя свободным и будет лечиться. Он очень оскелетился, но не т<а>к сильно, к<а>к мог бы, — мы все еще удивляемся. Подумайте, три месяца умирать от сна и выдержать 25 экз<аменов>, если не больше! Его аттестат зрелости — прямо геройский акт.


Стихи С<ереже>

Нет, я пожалуй странный человек,

Другим на диво! —

Быть, несмотря на наш XX век,

Такой счастливой!

Не слушая речей <о тайном сходстве душ,>

Ни всех тому подобных басен,

Всем объявлять, что у меня есть муж,

Что он прекрасен.

Т<а>к хвастаться фамилией Эфрон,

Отмеченной в древнейшей книге Божьей,

Всем объявлять: „Мне 20 лет, а он —

Еще моложе!“

Я с вызовом ношу его кольцо,

С каким-то чувством бешеной отваги.

Чрезмерно узкое его лицо

Подобно шпаге.

Печален рот его, углами вниз,

Мучительно-великолепны брови.

В его лице трагически слились

Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей,

Его глаза — прекрасно-бесполезны —

Под крыльями раскинутых бровей —

Две бездны.

Мне этого не говорил никто,

Но мать его — магические звенья! —

Должно быть Байрона читала до

Самозабвенья.

Когда я прочла эти стихи и кто-то спросил Макса, понравилось ли, он ответил: „Нет“ — без объяснений. Это было первое нет на мои стихи. Поэтому мне хотелось бы знать и Ваше, и Лилино, и Петино мнение.


Сейчас гроза. Страшный ливень. Где-то Кусака? У меня сегодня болит шея, к<отор>ую за ночь отдавил Кусака. Это его обычное место. Душно, спихнешь, в ответ: „Мурры“ (полу-мурлыканье, полумяуканье) и он снова a la lettre[261] на шее.


Он — совсем человек, такой же странный кот, к<а>к Аля — ребенок.


Стихи Але

Ты будешь невинной, тонкой,

Прелестной и всем чужой,

Стремительной амазонкой,

Пленительной госпожой,

И кудри свои, пожалуй,

Ты будешь носить, к<а>к шлем.

Ты будешь царицей бала

И всех молодых поэм.

И многих пронзит, царица,

Насмешливый твой клинок,

И всё, что мне только снится,

Ты будешь иметь у ног.

Всё будет тебе покорно,

И все при тебе — тихи,

Ты будешь к<а>к я, бесспорно,

И лучше писать стихи…

Но будешь ли ты — кто знает?

Смертельно виски сжимать,

Как их вот сейчас сжимает

Твоя молодая мать…

5-го июня 1914 г., Коктебель,


Але 1 г. 9 мес. ровно.


Вера, где Лососина и почему ничего не пишет? Если напишет до Сережиного отъезда — пришлю ей какой-н<и>б<удь> подарок. Вам уже он обеспечен.


Пока всего лучшего, пишите о Пете и передайте ему эту записочку.[262] Как его адр<ес>?


Целую Вас и Лососину. Пишите.


Приветы Ваши передам, хотя дрожу за свою интонацию.


мэ


<Конец июля 1916 г., Москва>


Милая Вера,


Посылаю Вам спирт и книжку, ради Бога не потеряйте, а то опять придется доставать разрешение.


С<ережа> был в лечебнице: катарр, прописали ментол с кокаином, у него маленькая лихорадка.


Вера, Мандельштама забирают![263] И Говорова![264]


Когда у Вас новоселье?[265]


Целую Вас и Магду.


мэ


P. S. Можно ли себе мазать голову очищенным дегтем, или потом не смоешь? Это С<ережа> рекомендует, но боюсь, что тут что-то не то.


#11_13


<Начало октября 1916 г., Москва>


Милая Вера,


Если у Вас еще есть работа, пусть Анна Ивановна[266] еще побудет у Вас, — у меня сломался ключ от сундука, где все вещи для шитья, кроме того я жду от Лили кавк<азского> сукна на шубу. Когда А<нна> И<вановна> кончит у Вас, направьте ее ко мне, никому не передавайте, я ее займу дней на десять, не больше, — если Лена и Маня[267] могут подождать, так им и скажите.


Кроме того, дайте, пож<алуйста>, Марте[268] книжку для спирта.


Целую Вас.


МЭ


Сережа просит передать Магде, что придет после обеда, д<олжно> б<ыть> к трем. К 12-ти он идет в Военно-Промыш<ленный> Ком<итет>.


Москва, 28-го января 1917 г.


Милая Вера,


Лиля завтра в 3 ч. занята, а Аля как раз в это время спит, так что мы лучше отложим свидание на другой раз. От Сережи пока ни слова. Целую Вас.


МЭ


<Между 28 января и 7 февраля 1917 г., <Москва>


Милая Вера,


Есть возможность написать и послать что-нб. Сереже через знакомых Марии Серг<еевны>,[269] к<отор>ые уезжают в Нижний сегодня вечером.


Если надумаете, посылайте пораньше — к М<арии> С<ергеевне>. Адр<ес> ее: Б<ольшой> Афанасьевский, д<ом> 27, кв<артира> Воскресенских. Эти самые Воскресенские-то и едут.


С<ережа> здоров, ему привили тиф, и он уже оправился. Как-ниб<удь> вечером зайду рассказать подробнее.


МЭ


Москва, 2-го мая 1917 г., вторник


Милая Вера,


Завтра еду домой. Т° сегодня — в первый раз за 2 недели — 36,9.


Пусть завтра в 4 ч. дня заедет за мной Маша. Напомните ей привезти Алино розовое ватное одеяло и дайте ей сдачу с 28 р. (пусть разменяет помельче!) И если можно пришлите еще 25 р.


Другая просьба: завтра же запишитесь для Ирины в Детское Питание, на 4 кормления в день. Скажите, что ребенку 3 недели. Молока у меня определенно не хватает. Вчера проверяла. Главный врач сразу посоветовал Детское Питание. (Буду чередовать себя с ним). — „Кормилицы Вы сейчас не достанете, — и не ищите! А молоко в Д<етском> П<итании> стерилизов<анное>, отлично приспособл<енное> для каждого детского возраста. За успех такого прикармливания ручаюсь. Но придется Вам лето посидеть в Москве“.


Так что, Вера, непременно завтра же запишитесь. Буду брать с 4-го числа. Спросите у Аси, как это делается, и можно ли брать молока на 4 кормления в день. (Кажется — на кажд<ый> раз — бутылочка).


Целую Вас и Магду. — Мне так совестно за свои вечные просьбы, но скоро я буду здорова и всё это кончится.


МЭ


#11–13#


<13-го сентября 1917 г.>


Милая Вера,


Я сейчас так извелась, что — или уеду на месяц в Феодосию (гостить к Асе) с Алей, или уеду совсем. Весь дом поднять трудно, не знаю как быть.


Если Вы или Лиля согласитесь последить за Ириной в то время, как меня не будет, тронусь скоро. Я больше так жить не могу, кончится плохо.


Спасибо за предложение кормить Алю. Если я уеду, этот вопрос пока отпадает, если не удастся, — это меня вполне устраивает. Сейчас мы все идем обедать к Лиле. Я — нелегкий человек, и мое главное горе — брать что бы то ни было от кого бы то ни было.


Целую Вас и Асю.


МЭ.


Алю пришлю завтра в 6 часов.


Коктебель, 16-го ноября 1917 г.


Дорогая Вера!


Если есть возможность выехать из Москвы — выезжайте с Алей, Ириной и Любой в Коктебель. Пра предлагает Вам бесплатно комнату и стол.


Все ключи у Вас (у Жуковских). Узнайте на вокзале, доходит ли багаж. Тогда соберите часть вещей менее ценных в большую корзину. У нас их две: внизу и рядом с С<ережи>ной комнатой. Выберите ту, что покрепче и перевяжите веревкой. Если багаж не доходит — зашейте вещи в несколько тюков. Возьмите на это старые простыни и серое байковое (Сережино) одеяло. Можно в пикейное.


Теперь дела:


Мои денежные расписки находятся: или в одном из правых ящиков моего письменного стола (скорей всего в среднем), в большом портфеле, обтянутом черной материей с цветочками, — или в маленьком шкафчике, угловом, за стеклом, в бисерном голубом портфельчике. Посмотрите сначала в шкафчике, а то письменный стол заперт, и средний правый ящик придется взломать. (Лучше отпереть, замок очень прост.) Бумаги (2) (расписку и удостоверение) везите с собой.