Письма Георгия Адамовича Ирине Одоевцевой (1958-1965) — страница 4 из 9

[90] (кот<орый> именно о чьем-то белье писал), люди брезгливые мыли руки, прочитав такие фельетоны [91]. Мне только жаль, что Вы из-за этого волнуетесь, а Вам это вредно, если у Вас не в порядке сердце.

I Если бы Вы прочли (м<ожет> б<ыть>, читали?), что обо мне написал Рогаля-Левицкий в «Возрождении» [92], то Ульянов рядом – розы и Убиган [93]. А с меня – как с гуся вода, честное слово. М<ожет> б<ыть>, это у меня — общее равнодушие, «великая сушь», не знаю, но все-таки волноваться не стоит. Я во всяком случае Полякову напишу (когда получу статью), выражу изумление и все такое. А кроме того, как-нибудь (летом) сочиню статью о поэзии с указанием, какая Вы гениальная поэтесса. Ну, а как вечер? [94] Я не хочу Вас разочаровывать, но сейчас у меня сомнения: удастся ли он финансово? Конец сезона, на Зайцева [95] все дамы и патронессы истратили энергию. Поезжайте непременно в Hyeres. Вот, что я хочу Вам сказать: если у Вас не будет денег достаточно, я Вам оплачу дорогу aller-retour (есть billet-touristiques [96] , годные 2 месяца — с большой скидкой). А там проживете, сколько можете, даже если недолго, то лучше, чем ничего.

Целую Вас и шлю всякие чувства.

Ваш Г.А.


12

8/ХI-<19>59

104, Ladybarn Road

Manchester 14


Дорогая Madame, получил Ваше письмо, но был все время столь обременен делами, что только сегодня отвечаю. Впрочем, Вы ответили мне через две недели!

Письмо Ваше взволнованное из-за Покровского и всего прочего. Chere amie Madame, ну стоит ли из-за этого портить себе кровь? Вы меня слегка попрекаете, что я за старого подлеца заступался. Я и теперь готов заступиться. Ведь он неистовствует из-за любви и ревности, – что же с него взять! Изволите помнить, Отелло даже задушил свою любовь, а винить его трудно. Вот так же и Покровский. Но что все его мучения из-за толстого прокурора с животом, довольно комично. Добро бы был какой-нибудь юный красавец! Ну, оставим это. Вы – человек отходчивый, и я надеюсь, что все опять придет в норму, с красным винцом по вечерам, и что расходы в 50 тысяч достигнут ста.

Статью Вашу о<б> Азефе[97] я, конечно, прочел. C'est tres[98] Одоевцева, и в этом – признак таланта: узнаешь с первого слова (Готье писал о Бодлере, что на каждой его строке, вернее – после, стоят инициалы С.В.) Но разрешите, Madame, дать Вам маленький совет в качестве опытного старца: не впадайте чересчур, а главное впоследствии, в жанр Померанцева – не ссылайтесь на Гегелей, говоря о Гулях. Еще мелочь: не употребляйте «безусловно» в смысле «бесспорно». Это постоянно делают теперь, особенно в советск<ой> печати, и это придает языку какой-то жаргонный склад. Я думаю, что Гуль [99] будет доволен, но не уверен: в конце Вы не удержались и шпильки подсунули, и совершенно правильно [100] ! Но он, кажется, считает себя великим стилистом.

Как Ваши дела и все вообще? Да, пожалуйста, не вздумайте вернуть Лит<ературному> Фонду их доллары! Вейнбаум обидится насмерть, ведь фонд это он, a qui sait [101], он может еще Вам пригодиться. На днях я прочел «Лолиту» [102]. Столь же талантливо, сколь и противно, и вовсе не из-за девочки, а вообще, во всем. Но у него в одном пальце больше savoir faire[103], чем у Пастернака[104] .

До свидания, сhere . Поступайте хорошо, не ссорьтесь с людьми и прощайте слишком пылких и слишком седовласых поклонников. Тер-Погосяну[105] я писать о том прокуроре не хочу, но увижу его в декабре и постараюсь словечко замолвить, хотя он говорит, что переводы вообще трудны. У меня

crayon a bille [106] , оттого почерк такой, а stylo[107] высохло.

Ваш ГА.



13

Manchester

8/III-<19>60


Дорогая Madame

Получил Ваше письмецо несколько дней назад, а отвечаю кратко, ибо надеюсь вскоре на личную встречу и литературный обмен мнений au cours d'un diner intime [108].

Конечно, я все Ваше читал. Но комментарии – устно. Из стихов, представьте, мне особенно по душе третье [109], но, думаю, Вы не согласны (только мне не совсем нравится «вдыхает в облаке сора»[110]). Водову я не писал, но скажу то, что Вы просите, как бы мимоходом, в разговоре. А Тер-Погосяну писал, и даже дважды о Сысоеве упомянул. Но будет ли результат? Они в этих делах упорны и несговорчивы, неизвестно почему.

Значит, до свидания – недели через две или вроде. Читали Вы статью некоего Левина о Есенине?[111]<…>[112] , а оказывается, статья была принесена Маковским [113]! О Прегельше Вы написали хорошо [114], и, верно, она довольна. Как говорил Пушкин, литература прейдет, а дружба останется.

Ваш Г.А.


14

9/VII-1960

4, av. Emilia

chez Mme Heyligers

Nice (A. M.)


Дорогой друг Madame

Comment cela va?[115] Как здоровие и планы? Я вернулся в Ниццу вчера (вернее, не вернулся, а приехал) после Венеции, Флоренции и Рима. Все было интересно, венецианский «конгресс»[116] был пышен до крайности, но я устал от него и от обозревания красот так, что те буду лежать дня три. Остаюсь, впрочем, при своем мнении, что очаровательнее Венеции нет, вероятно, ничего на свете. А во Флоренции ночью, в виде самой большой достопримечательности, налетел на Берберову [117]!

В Венеции была советская делегация, и в ней – проф<ессор> Гудзий[118], тамошняя знаменитость и душка (правда), помешанный на поэзии. Знает все и всех, а когда я назвал Ваше имя, сказал: «Ну, как же – "Двор чудес" [119] ! Где она и что она?» Я Вас описал, как мог.

Напишите мне, пожалуйста, сюда. Я беру слова свои обратно, что в Италии дешево: нет, все дорого очень. Это я пишу, ежели бы Вы туда собрались. Говорят, Швейцария дешево, но не ручаюсь. И всюду было серо, а в Ницце как полагается – жара и солнце.

Рассказывали ли Вы уже в машину Иваска [120]? Буду ждать письмеца, пожалуйста, – и шлю всякие чувства и пожелания. Выходит ли что-нибудь с Сысоевым[121]?

Ваш Г.А.


15

Nice

13/VII-1960


Дорогая Madame

Par le meme courrier [122] пишу Полякову. Но не ручаюсь за результат т. к. Вейнбаум считает, что бранить можно кого угодно, включая его самого. Надеюсь, все-таки Поляков его урезонит [123]. А в сущности, это – «механика славы», и хотя я понимаю, что брань или шпильки на Вас действуют, со стороны я считаю, что и брань на пользу. В особенности, когда это спор: одни – за, другие – против.

Кстати, мне нужны бы Ваши стихи для освежения памяти – в виду статьи в «Н<овый> Ж<урнал>» [124] . Вы обещали кое-что прислать. Конечно, я Ваше творчество помню, но все-таки. Статью нужно по­слать в августе, до 15-го.

Здесь на днях должен быть Ермолов [125], т. е. в Ментоне, но я его увижу. Я ему расскажу о Покровском, который его боится как огня по масонской линии. Тот его уже один раз стращал и пугал всякими репрессиями.

До свидания, cherie. Не унывайте, не скучайте, не болейте. Все вас любят и удерживают Вас на земле [126].

Ваш Г.А.



16

30 Denison Road

Victoria Park

Manchester

Chere amie Madam

Как вы живете? Как здоровье и все прочее? Пожалуйста, напишите. Приехал ли Сысоев, и как все обстоит? Я здесь уже больше двух недель. Все то же – и я почти окончательно решил, что это здесь мой последний год, если вообще буду жив. Посылаю un petit cheque 5000 fr.[127] на духи или ботийоны[128], т. к. пришло извещение о моей пенсии, и, значит, в банке есть кое-какие деньги. Получили ли Вы уже «Н<овый> Журнал»? Кажется, он вышел, но у меня его нет. Гуль пишет мне, что «редко какая статья так удавалась Вам»[129], — но будете ли Вы согласны?? А Водов пишет, что «мы с Одоевцевой опять друзья», чему я очень рад. Буду ждать письмеца и надеюсь, все у Вас благополучно.