— Это же война, — председатель Совмина издал тяжелый вздох обреченного на казнь мученика.
— Это ночью было ясно. — Пояснил император. — Британские базы в Нарвике и запечатанный выход с Балтики равны объявлению войны. Только в Лондоне мой кузен даже не удосужился ультиматум выдвинуть или какую ноту подписать. Это не наша беда. Мы этим воспользуемся.
Князь Дмитрий дальнейшее уже не слышал. Вместе с Вилькеном его проводили в штабную комнату. Удобный, оборудованный по последнему слову техники кабинет. Практичная утилитарная мебель. В шкафах самые свежие справочники и энциклопедии. На стенах подробные карты. Отдельные столы заняты телефонами, телеграфами, есть даже оборудование для телесъемки. В примыкающем помещении радиостанция.
Откровенно скучавшие в штабе молодые офицеры быстро обеспечили связь и с Либавой, и с посольством в Осло. Трофимов оказался на месте, звонка по особой линии для него оказалось достаточно. Разговор сразу перешел на деловой лад.
Увы, прямые переговоры с королём оказались невозможны. Политес проклятый. Но консул пообещал со своей стороны сделать все что можно и в лучшем виде. Предупредил, что в Осло-фьорд лучше без предупреждения не входить. На береговых батареях все нервные. С окраин города доносится стрельба.
Вице-адмирал в свою очередь сразу позвонил начальнику Либавского порта, запросил доклад и потребовал найти командира «Светланы». Рапорт Вилькена удовлетворил — крейсер у причала, как раз принимает топливо и припасы, команда на борту. Из имеющихся в порту эсминцев командующий выбрал два, причем из разных дивизионов.
— Командира " Бедового' я хорошо знаю, а у «Манула» сильный зенитный огонь. Корабль новый, командир злой, команда подобралась хорошая, — пояснил адмирал.
Глава 14Баренцево море
25 марта 1940. Кирилл.
Норвежскую компанию знаменитую операцию «Туманный горизонт» старший унтер-офицер Никифоров встретил на палубе авианосца. Как дядя и говорил, «Двенадцать апостолов» вышел в море при первой же возможности с первым весенним солнцем нового 1940го года. Капитан первого ранга фон Кербер принял топливо и отдал швартовы, как только получил разрешение от командующего эскадрой.
Мазут и бензин не экономили, огромный корабль полным ходом прошел Кольским заливом. В виду батарей острова Торос к «Апостолам» присоединился крейсер «Леший», вместе с сопровождающими эсминцами корабли вышли в море.
С подъема флага и до отбоя на авианосце шли авралы и учения. Старший офицер и командир словно соревновались, кто придумает больше каверз для команды. Авиаотряду и палубным специалистам тоже доставалось по полной программе: уже на рассвете с палубы срывались звенья и эскадрильи, командиры старались сполна воспользоваться коротким весенним днем.
Подполковник Черепов предупредил: «Кто не сдаст зачеты или заблудится над морем на корабль больше не вернется. Вышвырну к чертям собачьим в береговую оборону».
Угроза серьезная. На памяти Кирилла, за весьма недолгую службу с авианосца уже списали двоих летунов. Унтер Бугаев по возвращении в порт отправится служить в береговой истребительный полк. Человек отказался взлетать на боковой качке второй раз за день. Парня многие жалели, человек он волевой, сильный, но один раз поддался, заклинило, не смог взять себя в руки. Несмотря ни на что, отстранили от полетов моментально. Рапорт о переводе подготовили за час. Командир авиаотряда и врачи непреклонны.
С фельдфебелем Гринсбергом вышло еще хуже. Штурман торпедоносца дважды попался с запашком, еще когда летали с береговых аэродромов. Выпнули с понижением в звании. С подачи командира авианосца через командующего бригадой оформили перевод аж на Камчатку. Там, оказывается, тоже есть морская авиация. Что и говорить, радикальный метод лечения утренней абстиненции-с.
Да, в России в отличие от других держав сразу и очень серьезно отнеслись к корабельной авиации. Многие военные эксперты сходились во мнении, русские переоценивают авианосные корабли в ущерб гармоничному развитию флота.
В действительности, оставшись на двадцатые с армадой устаревших линкоров, не имея возможности заменить их на сверхдредноуты, МГШ зацепился за многообещающую идею обойти конкурентов на вираже технического прогресса. Выход нашли в новомодных авианосцах.
Первым в строй в далеком девятнадцатом году встал перестроенный из учебного корабля «Рион». Жертвой вивисекции стал красавец «Океан», он попал под критерий: не совсем старый корабль, и не очень жалко. Первый блин вышел комом, первый и единственный русский гладкопалубный авианосец, да еще без ангара, со старыми паровыми машинами, не позволявшими угнаться за линкорами. Однако «Рион» оказался незаменимым в качестве учебного корабля. В таком качестве он до сих пор служил на Черном море, дав путевку в корабельную авиацию многочисленным поколениям выпускников летных училищ.
Затем на Адмиралтейских верфях достроили «Наварин». Бывший линкор по опыту использования «Риона» оснастили просторными ангарами и протяженной летной палубой от носа до кормы. Надстройку и трубы сместили в «остров» по правому борту, перед и за которым поставили крейсерские башни. Следом в авианосец перестроили храбро сражавшийся у Даго, покалеченный немецкими снарядами дредноут «Гангут». Не слишком удачный корабль, надо сказать. В обоих ипостасях.
Затем настал черед кораблей специальной постройки. Легкие «Князь Воротынский» и «Варяг» покинули верфи в начале тридцатых. За ними последовала серия эскадренных: «Чесма», «Синоп», «Двенадцать апостолов». У стенки Путиловской верфи достраивается «Евстафий». Следующие корабли заложены в Николаеве, когда всем уже стало наплевать на старые договоры об ограничении вооружений.
Последним вступивший в строй «Двенадцать апостолов» и его собрат «Евстафий» специально строились для Севера. Корпуса усилили по ледовому классу, изменили обводы подводной части носовой оконечности, в летной палубе под тиковым настилом смонтировали трубы водяного обогрева. Получился великолепный корабль с полным водоизмещением 29 000 тонн. Современные турбозубчатые агрегаты позволяли этой махине держать ход до 32-х узлов. В отличие от «Наварина» на новых авианосцах отказались от крейсерских орудий, но зато в бортовых спонсонах установили сто-тридцати-миллиметровые спаренные полуавтоматические универсалы, а для отражения атак на ближней дистанции поставили новые полуторадюймовые «Ковровские дыроколы» и зарекомендовавшие себя «Эрликоны».
История русских палубных самолетов, это отдельная тема, героизм и подвижничество, переходящие в трагедию. Первые годы авиапарк авианосцев представлял собой полный зверинец, Ноев ковчег, каждой твари по паре. Это была эпоха стремительного прогресса, когда машины устаревали в считанные годы, а бывало еще до запуска в серию. Флот старался закупать лучшие самолеты мировых фирм. Экспериментировали с самолетами от всей души. Однако, уже в тридцатые окрепшая отечественная промышленность вытеснила иностранцев с палуб кораблей. Настала эпоха массовых серийных машин.
К чести русских, их не бросало из стороны в сторону увлечениями отдельными типами самолетов. Не заносило в смутные перспективы чисто ударных авиаотрядов. Моряки быстро выработали стройную концепцию совмещения на одном корабле ударных самолетов и истребителей. Модой на специальные разведчики быстро переболели. Так сейчас в ангаре и на палубе «Двенадцати апостолов» стояли новейшие монопланы истребители «Сапсан», пикировщики «Баклан» и надежные, хоть и далеко не новые, торпедоносцы и дальние разведчики РБВЗ-26 «Рижанин». В обиходе эти бипланы зачастую именовали «авосками», «плетенками» и «булкохрустами». Какому-то балагуру с «Наварина» подвешенная под фюзеляж торпеда напомнила французскую булку.
Шутка шуткой, но экипажи торпедоносцев считались суицидниками. Мало кто способен идти на бреющем на ощетинившиеся зенитками корабли на хлипком биплане с подвешенной под фюзеляжем «сигарой» с полутора центнерами взрывчатки. Эти ребята могли. И как показали бои европейской войны, похожие на русских «Рижан» британские «Суордфиши» успешно атаковали противника и даже возвращались на палубы авианосцев.
«Двенадцать апостолов» нес 76 боевых самолетов. Весьма достойно. К этой воздушной армаде прилагались четыре тяжелых двухмоторных гидроплана «Пилигрим». В ангар они не помещались, посему стояли со сложенными крыльями за кормовой частью островной надстройки. Изначально «Пилигримы» строились как дальние морские разведчики. Однако практика всегда вносит свои коррективы в любые самые точные и гениальные планы. Командиры авианосцев и палубных авиаотрядов быстро поняли, что гидроплан это в первую очередь спасательный самолет, он плавает.
«Под шпилем» многие, не исключая убеленных сединами адмиралов линкорной школы героев Даго и Босфора, делали ставку на морскую авиацию. Летчиков искали и готовили соответственно. Будущих асов отбирали еще в авиашколах. Прошедших отсев направляли на дополнительные курсы в крымские Саки. Здесь их учили летать и ориентироваться над морем. Здесь же они совершали первые взлеты и посадки с палубы старичка «Риона» и новой «Кубани». Не все удачно. Не все переживали учебу. Тех, кто не выдерживал, кто писал рапорт, переводили в морские авиаполки берегового базирования. Неудачников хоронили здесь же в Крыму.
После выпуска и торжественного зачисления в штат авиаотрядов, как правило унтерами и старшими унтер-офицерами, учеба не заканчивалась. Морские летчики жгли дорогой бензин тоннами, моторы списывались моментально за считанные месяцы выработав ресурс. Люди взлетали с шатких, коротких палуб в любую погоду, в дождь и туман. Садились буквально на ощупь, иногда чудом с третьего захода зацепившись за аэрофинишер. Это считалось нормальным. «Незачет» ставили за приводнение или разбитую машину. С последующей пересдачей для выживших счастливчиков.
Их учили летать строем и в одиночку, выходить на цель с разных высот, истребителей натаскивали на драку звеном против эскадрильи. Они на последних каплях горючего находили крошечные точки родных палуб в испещренном белыми гребнями море, под низкими тучами. Люди бились при взлете, машины срывались с палуб, промахивались при посадке, случались аварии при маневрировании. Море собирало обильные жертвы со смельчаков. Выжившие становились асами. Впрочем, подобный подход приветствовался и в других флотах, не только у русских. С потерями не считались. Из человеческого материала ковали разящий меч легированной несокрушимой сибирской стали.