Письма героев — страница 22 из 70

Поручик Никифоров с раннего утра и до поздней ночи носился между палаточными городками и базами, надзирал за работами. Саперы неустанно следили за рытьем траншей, отводили воду, спасали имущество. Конечно основная черная работа досталась пехоте и бронеходчикам, но с саперов никто обязанностей не снимал. Нет худа без добра, Иван Дмитриевич за время службы окреп, живот втянулся, форма уже не висела как на манекене, а облегала.


— Господин поручик, куда Вас занесло?

— Здравия желаю, господин полковник. — Никифоров даже не поднялся на ноги при приближении комбата.

После обеда выдалось редкое свободное время. Грех в такую погоду сидеть в штабной палатке или курить с другими офицерами, когда можно подняться на ближайший холм пройти через рощу до обрыва с которого открывается потрясающий вид. Грех не поваляться на свежей зеленой травке, когда выпадает возможность.

— Последние новости не слышали? — подполковник Никитин опустился на траву рядом с офицером. Не дожидаясь ответа сам же и сказал: — Сегодня комкор собирает. Меня по дружбе предупредили, людей не распускать, технику в мастерские не отправлять, солдат зря не гонять.

— Даже так? Может быть выведут корпус из этих теснин? — резонный вопрос. Даже такой далёкий от армейских стратегий и тактик человек как Никифоров понимал: мехкорпусу в горах западной Персии тесно. Подвижные части с бронированными кулаками танковых полков должны действовать на равнинах, чтоб было где развернуться. А здесь? Дороги узкие и страшные. Вражеские заслоны не обойти. Скопления техники и людей, заторы в узостях такая лакомая цель для авиации.

— Все может быть, — кивнул Григорий Никитин.

— Тогда у нас понтонный парк не забрали бы.

— Переживаете, Иван Дмитриевич?

— Бог с ним с этим парком, у нас еще один остался. Но ведь обидно же, столько всего в эту чертову Персию через Кавказ и морем тащили, путейцы как негры на плантациях работали зимой пока в Гиляни ветку до двух путей расширили, а оказалось, даже понтонов всем не хватает.

— Согласен. Сам как от сердца с кровью оторвал. Только потом дошло, нам без второго парка легче будет перед броней бежать, если вдруг все это, стронется. — Никитин широким жестом махнул в сторону раскинувшегося под горой военного городка.

— Бензиновое стадо, Григорий Петрович.

— Что?

— Механизированная армия, — пояснил Никифоров. — Орда прожорливых машин, танков, самоходов. За нами второе стадо пойдет, вереницы обозных грузовиков потянутся. Вон, даже у казаков броневики и грузовики в штате. Даже в нашем батальоне последнего ветеринара из штата вывели, зато механиков и машин на целую автомобильную роту. Мы ведь без техники уже жизни не мыслим. Встанет тыловая колонна, и все. Кончится бензин, мы все застрянем.

— Разумно говорите. Но ведь и быстрее, чем в прошлую войну.

— Не факт, — усмехнулся поручик, — Григорий Петрович, у нас уже механики с ног сбились, кровавые мозоли на руках и в глазах песок. Только пока здесь зиму стояли, машины постоянно ломались. А если, не дай Бог, в наступление пойдем, что будет?

— Авось, пронесет, — комбат сокрушенно покачал головой. — Мне раньше такое в голову не приходило. Хотя на маневрах бывало, треть автопарка на веревках из полей притаскивали. Вы, Иван Дмитриевич, не военный, уж простите, но говорите разумно.

— Супруга писала, в столице с высокооктановым бензином перебои. Не на всех заправках есть. Подвозят нерегулярно. Нижние чины сетуют, дескать солярка подорожала сразу на пять копеек. Родня им из деревень пишет, ругается. Уже сейчас в цену будущего урожая дорогой соляр закладывают. Вот и мысли нехорошие, что если наши интенданты с топливом намудрили и не запасли?

— Типун тебе на язык! — возмутился Никитин. — Впрочем, прав ты, Иван Дмитриевич.

Солдаты всегда остаются солдатами, разговор перешел на вечную тему интендантства, застрявшей на железной дороге полевой кассе, вспомнили о связанной с этим делом задержкой выплат жалования и довольствия. Незаметно пришли к обещанию поручика Гакена привезти в батальон бочонок чачи, если комбат отпустит по служебной надобности в Энзели.

— Слушай, Иван Дмитриевич, я все спросить хотел, — подполковник кивнул в сторону лежащей на траве автоматической винтовки. — Почему Вы всегда таскаете с собой «шведу»?

— Да вот как-то не задумывался, по уставам положено оружие не терять, я и соблюдаю. Если честно, еще в молодости привык в диких местах с оружием даже в сортир ходить. Приходилось работать в Маньчжурии. Чудесные места, я Вам доложу, только народ местный еще чуднее. Не сразу и поймешь, мирный он арат али маньчжур, или хунхуз. Мне эти места уж больно Хинган напоминают. Тоже горы и местный народ диковатый.

— Ничего, привыкнете еще. Со временем пройдет. Хорошо, вспомнил: у нас только одна рота «шведы» получила, остальные саперы с трехлинейками ходят. Вам, Иван Дмитриевич, задача: запросите корпус, напомните, что нам надо весь батальон перевооружить, единообразия ради. Чтоб одним патроном всех снабжать.

— Позвоню сегодня, если связисты опять линию не порвали.


Последующие дни прошли достаточно спокойно. Ну как сказать, всякие мелкие происшествия в виде опрокинувшейся машины с пиломатериалами, раздавленной танком полевой кухни не считаем. Зато местные курды, пригнавшие на продажу отару овец, в радость. Тем более, офицеры батальона купили четырех барашков за свой счет и устроили праздник живота с верченым на углях и местным виноградным самогоном. Мероприятие благословил сам Никитин по принципу: если безобразие нельзя пресечь, его надо возглавить.

Радиостанция всегда служила неофициальным центром тяготения личного состава батальона. Машина с рацией дальней связи обычно стояла за штабной палаткой. В рубке постоянное дежурство. Мало того, что у радистов можно было узнать последние новости, послушать сводки, так начальник радиочасти фельдфебель Петерс, колоритный человек, успевший два года отучиться в Харьковском политехническом и вылететь за систематические прогулы, в свободное время включал через репродуктор музыку, радиопостановки, просветительские передачи центральных станций, добивавших через ретрансляторы до Закавказья и Турции, до затерянного в горах Персии батальона.

Неудивительно, свободные от службы нижние чины любили устраивать перекуры у радиомашины. Умельцы саперы с подветренной стороны соорудили стол из ящиков, скамейки, поставили защиту от ветра. Офицеры знали об этом «клубе радиослушателей», сами заглядывали послушать выпуск новостей с далекой родины или модную постановку в эфире. Впрочем, радисты провели кабель и повесили репродуктор прямо в штабе. Надо ли говорить, это только добавило популярности вотчине Никитина, его помощника и адъютантов.


Понедельник начался как обычный день. Утреннее построение, развод, хозяйственные работы. Особых дел то и нет, офицеры и унтера загружали людей порядка ради, чтоб без дела не шатались. Уже после развода большинство батальонных офицеров собралось в штабе на чай. Разговоры ни о чем, кто-то ударился в воспоминания. По радио читали роман господина Булгакова. Вдруг постановка прервалась чрезвычайным выпуском новостей.

Штабс-капитан Кравцов при первых словах диктора выкрутил громкость на максимум. Из репродуктора звучал искаженный помехами голос диктора. Британский флот и авиация нанесли удар по портам Норвегии. Высаживаются морские и воздушные десанты. Политическое руководство Германии уже выступило в поддержку маленькой нейтральной страны. Наш МИД готовит заявление.

— Доигрались! — процедил сквозь зубы комбат, когда выпуск новостей сменился записью оперы.


На следующий день рано утром батальон подняли по тревоге. Пришел приказ сворачиваться и выдвигаться. Что? Куда? Никто ничего не знал. Раздосадованный Никитин трижды перезванивал в штаб корпуса, но был вежливо послан. Дескать, приказ и расписание движения получите с нарочным.

Никифорову как заведующему инженерной частью выдалось надзирать за техническими средствами и снаряжением батальона. Как всегда, вдруг неожиданно выяснилось, что складной передвижной копер передали в соседний броне-гренадерский полк, а забрать забыли. Автомобильные электростанции положено сворачивать за полчаса, в действительности электрики промучились до обеда. К тому времени когда суета и беготня прекратились, офицеры и унтера доложили о готовности, Иван Дмитриевич чувствовал себя как после марш-броска, его лицо лучилось веселой злостью, сам он при первой же возможности щедро делился энергией и бодростью с подчиненными.

Наконец, колонна машин тронулась. За спиной осталась пустая площадка с засыпанными на скорую руку выгребными ямами, водоотводными канавами, разбросанными кольями от палаток, да несколько пирамид пустых бочек из-под горючего. В нормативы, разумеется, не уложились. Это если очень вежливо. Впрочем, в штабе корпуса на чудо и не рассчитывали. Как обмолвился Григорий Петрович, расписание и маршрут движения выдали с учетом опоздания.

Переброска крупной воинской группировки своим ходом это всегда вселенский бардак, перетекающий в хаос. Как понял Никифоров, в один день поднялся с насиженных мест и пришел в движение не только 3-й мехкорпус. Приказ получили почти все русские части в северной Персии. По слухам, тоже самое творилось в Ассирийском королевстве, маленькой горной стране у озера Ван, зажатом между Россией, Турцией и Персией.

Разумеется, единовременное выдвижение десятков тысяч солдат и тысяч машин порядку на дорогах не способствовало. Да и сами дороги еще не просохли. Грунтовки разбивались колесами и гусеницами техники. В узостях и на перевалах неизбежно возникали заторы. Все это стоило немало душевных сил и сгоревших нервных клеток офицерам и унтерам.

Поручик Никифоров по расписанию ехал в хвосте батальонной колонны. Не один конечно. Штабной «Жук» шел полный. Старшим в замыкающей машине помощник комбата штабс-капитан Еремей Кравцов. Шли бодро. Пару раз останавливались перед крутыми подъемами, где груженные машины еле ползли на пониженной передаче. Иногда становилось страшно, когда грузовик с людьми вдруг скатывался назад под вой сцепления и скрежет тормозов. Слава Богу, пока обходилось без серьезных аварий. Касания бамперами друг друга не в счет.