— Атакую! Все за мной! — чей-то возглас в эфире.
Уже не важно. Слева идет третья эскадрилья, а позади на полкилометра ниже держатся ребята с «Воротынского». Где-то рядом еще должны быть «наваринцы».
Поднятые по тревоги британские истребители буквально смело и вбило в волны стальной метлой двух эскадрилий «Сапсанов». Бой занял считанные минуты. Русские смело навязывали драку на вертикали, набрасывались звеном на одиночку, быстро разрывали дистанцию и атаковали снова. Противостоять такому натиску «Фульмары» патруля не могли.
Кирилл потерял ведущего на первом же вираже. Не теряя времени, увязался за несуразным двухместным самолетом с пулеметным блистером за кабиной. Попытался зайти снизу, но англичанин резко отвернул и попал под стремительную атаку «Сапсана» с эмблемой «Воротынского» на фюзеляже. Соратник длинной очередью вспорол британца по всей длине, через кабину и до мотора.
Никифоров ушел на верхний горизонт, выровнял машину и огляделся по сторонам. Кругом только наши. Стремительные прилизанные истребители с андреевскими флагами на килях и бежевыми молниями на плоскостях. Внизу три авианосца, эсминцы, крейсера. Британцы ведут суматошный огонь. В небе вспухают грязные кляксы разрывов.
С запада накатываются торпедоносцы. «Рижане» идут отдельными тройками и четверками, разорванным фронтом, как морской прибой. Этот стальной шквал не остановить. Эскадрилья пикировщиков заходит на противника с кормы. На этот раз у наших почти все получилось. Совместная атака с разных высот. «Бакланы» прошли сквозь заградительный огонь и свалились в пике. Машины одна за другой серо-голубыми каплями падали на корабль.
Англичане били по торпедоносцам. Фонтаны вырастали перед, за и между хрупкими машинами. Бипланы шли как заговоренные над самыми гребнями волн. Стало страшно за ребят в кабинах этих машин. Случись что, даже выпрыгнуть не успеют.
Когда Кирилл перевел взгляд на «Корейджес», над кораблем поднималось черное облако. У бортов оседали чудовищные белые кусты воды с пеной. Зенитный огонь стих. Оборвались огненные строчки трассеров.
Минута. Нет, меньше. Торпедоносцы отвернули с курса. Кто с набором высоты перемахнул через корабли, прошел над самыми трубами и мачтами. Кто закрутил лихой вираж, почти коснувшись крылом гребней. К авианосцу побежали белые следы торпед.
От удара ниже пояса корабль качнуло, швырнуло на борт. Следом второй взрыв и сразу третий. Остальные торпеды прошли мимо. Несчастный «Корейджес» держал удар. Бывший линейный крейсер строили хорошо. Броневой пояс и були ослабили силу двух взрывов. Но самая последняя торпеда ударила под винты. Взрыв погнул валы, заклинил рули.
Три бронебойные бомбы прошили все палубы как бумагу и разорвались глубоко в трюмах. Вспыхнул бензин из разорванных трубопроводов. Авианосец принял бой с пустыми ангарами, но и без того там было чему гореть. Пламя с ревом вырывалось из пробоин в палубе и провалов лифтов. А сквозь рваные дыры в днище поступала вода. Корабль тонул и горел одновременно.
— «Дюжина» не зевать!
— Есть. Не зевать, — на автомате откликнулся Кирилл.
Его эскадрилья почти в полном составе собиралась в круг к норду от англичан. Торпедоносцы и пикировщики уходили в сопровождении «воротынцев». Они сделали свое дело. Один авианосец кренился на левый борт и горел. Второй садился носом. С высоты хорошо был виден взрыв торпеды у борта. Силы тротиловой начинки восемнадцатидюймового «угря» хватило, чтоб тряхнуть корабль в 25 тысяч тонн, как рыбацкую лодку на буруне.
Уходивший к горизонту в сопровождении эсминцев третий авианосец избежал близкого общения с русскими ударными самолетами. Впрочем, полетные операции с него прекратились в тот момент, когда «Сапсаны» прямо над палубами вырезали истребительный патруль.
— Не отставать! Возвращаемся.
Среди разноголосицы в эфире выделяется уверенный голос штабс-капитана. Сам Владимир Сергеевич держится чуть выше эскадрильи. Его «тройка» выделяется красной окантовкой на киле и оскаленной медвежьей мордой на капоте. Недавно машину украсил скромный крестик под фонарем, по возвращении на авианосец, к нему добавятся еще два. Комэск сумел сбить «Рок» и «Фульмар». Очень хорошо для скоротечного боя.
Пристроившись к машине ведущего, Кирилл качнул крылом. Дескать, все хорошо. И действительно, все двенадцать истребителей в строю. Никого не потеряли. Поврежденных нет. Значит, вечером в столовой не будет стаканов с крепким красным вином и куском хлеба на пустых столах. И не будет поминок водкой в кабаке на берегу.
Хотелось бы верить, так и будет. Очень хочется верить.
Глава 38Палестина. Мост через Иордан
16 мая 1940. Иван Дмитриевич.
Этот долгий страшный день все не заканчивался. Батальон отбил еще две атаки. Палящее южное солнце безразлично взирало на заваленные телами и заставленные разбитой техникой подступы к плацдарму. Перед окопом горел танк. Из люка свесилось тело английского танкиста. Труп медленно прожаривался и обгорал на раскаленной броне. Смердело страшно. Впрочем, обоняние уже получило нокаут от вони сгоревшего пороха и взрывчатки.
Поручик Никифоров лежа на земле набивал магазины патронами. Простая механическая работа казалась самым нужным, самым важным делом, какое только можно себе вообразить. Штурмовая винтовка с примкнутым штыком лежала рядом. Слава Богу, до рукопашной не дошло. Верная «шведа» в очередной раз спасла жизнь.
Иван не уставал радоваться тому дню, когда он не соблазнился легкостью револьвера или простотой карабина, а взял себе изделие ижевского инженера Николая Герасимовича Долгова. Да, штука габаритная, пять килограммов веса на ремне, не считая запасных магазинов. Да, чистить надо регулярно, не бросать где попало. Да, федоровский патрон слабее, чем у старой доброй «трехлинейки». Но зато возможность прицельно выпустить весь магазин за считанные секунды дорого стоит. Фактически это легкий ручной пулемет. В пехотном бою штука бесценная. Сегодня Никифоров еще раз убедился в этом на практике.
— Вы целы, Иван Дмитриевич? — рядом на землю опустился Чистяков.
— Надеюсь.
— Я тоже надеюсь. У нас двое унтеров выбыло и двенадцать солдат.
— Погибли?
— Шестеро Богу душу отдали, остальные в лазарете. Легко раненных не считаю, — капитан снял фуражку, виски блеснули сединой. — Все же, плохая была идея бросать наших саперов в бой.
— А был другой выход? Мной уже второй раз дыру затыкают. Извини, Алексей Сергеевич, сорвалось.
— Ты извини, если не то сказал.
— Как думаешь, если завтра продолжится, выдержим?
— Черт его знает.
Капитан широким взмахом руки обвел поле боя. Картина апокалипсиса. Везде проплешины и воронки от снарядов и мин. В художественном беспорядке застыла подбитая техника. На вскидку не менее двух дюжин британских танков превратились в братские могилы своих экипажей. На практике вдруг выяснилось, что даже толстокожую «Матильду» можно бить. На дистанции в триста метров противотанковая 47-мм спокойно берет англичанина в лоб. А болванка танковой пушки прошибает оба слоя бортовой брони. Разумеется, надо еще подпустить врага на эту дистанцию. Ну тут уже вопрос везения.
Вон, на насыпи железной дороги коптит БТК. Еще вокруг одного суетятся бронеходчики, заводят буксиры чтоб оттащить машину на тыловую позицию. Направляющее колесо гусеницы разбито в хлам, похоже вместе с натяжным механизмом. Скорее всего танк превратят в неподвижную огневую точку. Никифоров не представлял себе, как можно заменить покореженный снарядом каток вместе с опорами вала в полевых условиях.
Да, внезапная танковая контратака переломила ситуацию. Противник откатился, бросая своих раненных и подбитую технику. В третий раз за день. А мы из шести танков потеряли, скажем так, полтора, с ними сгорело два бронетранспортера. Учитывая картонную броню БТК результат хороший.
— Сам посуди, у нас остались две противотанковые пушки и полдюжины минометов. Все. Из полковых трехдюймовок хорошо если две утром смогут стрелять. Манштейн потерял треть своих бойцов. Так что, если утром англичане попрут, боюсь встречать их придется гранатами.
К словам ротного стоило добавить, оба противотанковых орудия сняли и протащили на руках по переправе с противоположного берега. С тыла прикрытия уже вообще нет.
— А ведь попрут, — Никифоров рассовал снаряженные магазины по подсумкам. — Наш мост им как кость в горле.
— А вон, смотри, пехота оживилась. Гляди, посыльные куда-то рванули.
— Надеюсь, с хорошими новостями, а не с идеей копать рвы и эскарпы до рассвета.
Разговор с ротным вернул Никифорова в нормальное расположение духа. Не так уж все и плохо, если так посудить. Желудок вдруг резко дал о себе знать недовольным бурчанием. А ветер донес будоражащий все фибры души, невообразимо манящий аромат каши с тушенкой. Война войной, а если обед пропустил, хоть ужин должен быть по расписанию. Всего полчаса назад Иван Дмитриевич чувствовал себя полностью опустошенным, выжатым как лимон, а тут силы взялись вскочить и быстрым шагом поспешить к полевым кухням.
Уже поздно вечером Никифоров нашел немного времени чтоб побыть в одиночестве. Спустился к воде, присел на камушек и закурил. Увы, журчащие буквально в двух шагах струи Иордана священный трепет в душе не вызывали. Обычная река, неширокая и неглубокая. Лягушки трели выводят, цикады поют в кустах, над камышами вьется облако мошкары. Может быть когда-то Иоанн и крестил здесь народ, может быть именно на этом месте Предтеча узнал Христа в одном из паломников. Все может быть.
Слишком много воды утекло с тех пор. Да, это не та вода, которой крестился Спаситель. И совершенно не важно, где именно, на каком именно участке берега это произошло. Неважно и все тут. Иван Дмитриевич в свое время мечтал попасть в Палестину, прикоснуться к пропитанным древней историей камням, погрузить ладони в священную реку, пройтись по улочкам Иерусалима, зайти в тот самый храм на Горе. Попал, прикоснулся, не только зачерпнул воду, но и целиком искупался в Иордане. Не он один. А какого-то особого чувства нет. Сказка в реальности обернулась пустыней, грязью, замотанным в тряпки аборигенами, вонью сгоревшего тротила, болью и смертью.