Свежие части шли по полю смерти. Лязг железа, гул моторов, шорох колес, скрежет гусениц перекрывали гудки клаксонов. Вопреки всем приказам и наставлениям водители отдавали последний долг погибшим. Не важно, застигнутым врасплох, пытавшимся бежать, или полегшим в последней лихой атаке, в безнадежной попытке дотянуться если не огнем, так гусеницами до врага, раздавить и растоптать. Уже не важно.
— Они все погибли в крестовом походе, — сорвалось с губ Никифорова.
— Господи, будь милостив, — вторил сидевший на заднем сиденье унтер. Иван Дмитриевич взял в машину своего старого знакомца Антона Генералова. Взвод может и обойтись на коротком марше без командира, пусть ефрейторы командуют и учатся.
Водитель нажал на гудок, над полем пронесся прерывистый пронзительный сигнал.
Короткая остановка. Впереди затор. Мост через безымянную речушку разбит, если гусеничные бронетранспортеры спокойно форсируют препятствие по ближайшей отмели, то машинам приходится объезжать препятствие. Три регулировщика у разбитого моста флагами показывают направление объезда.
Броды уже размечены, из воды торчат длинные жердины с синими флажками, однако, подъем на берег крутой, людям приходится спешиваться и с такой-то матерью известным бурлацким способом выталкивать машины на подъем. Из-за этого на берегу скопились машины.
Назарет отнюдь не впечатлял красотой, архитектурными шедеврами и величием. Да, город с историей, эти древние камни помнили еще поступь римских легионов, были свидетелями прохода Вифлеемской звезды, но уж больно здесь грязно! Азия. Типичная погрязшая в косности и дикости Азия.
Чистяков и Никифоров не стали забираться в центр, под расположение батальона заняли несколько приличных домов на окраине. Успели первыми, уже когда саперы наводили порядок, их попытались подвинуть тыловики пехотной дивизии. Неудачно. Иван Дмитриевич в свои годы и не такое видал, и не такое пережил. Приходилось за казенные контракты драться и борзых конкурентов на место ставить. Так что, пытавшийся захватить территорию капитан ушел со своими людьми не солоно хлебавши.
— Жаловаться будете хоть в штаб фронта, а у меня люди после боя уставшие, — выдав эту фразу Никифоров повернулся к саперам за своей спиной: — Гитлер, живо перегородить въезд. Генералов, где часовые? Выставить караул, как положено!
На следующий день в Назарет пришел весь батальон. Довольный и радостный подполковник Никитин первым делом обнял офицеров своей «блудной» и героической роты, затем огорошил новостями. Оказывается, командование само не знает, что делать с оторвавшимся от своего мехкорпуса батальоном. Прикреплять именную часть к обычной «номерной» дивизии не-комильфо. Статусы разные. Сам мехкорпус до сих пор на севере Сирии втянут в вялотекущие бои с французами, причем, явно надолго. Давать батальону особый статус и прикреплять к фронту не будут. Здесь Григорий Петрович сплюнул через левое плечо.
Так что, последние свои решения штаб фронта не пересматривает. Батальон, как и положено механизированной части, остается в оперативном подчинении 12-й мехбригады. Большой привет подполковнику Манштейну.
— Вы, господа, уже знакомы с нашим непосредственным начальством. Так что, время не теряем, проводите меня в расположение бригады, представите комбригу.
— Связываемся по радио и едем в Тиберию.
— Это еще не все. Вам, Иван Дмитриевич и подпоручику Аристову подписаны представления на «Георгия» четвертой степени. Андрею Ивановичу в госпитале вручат. Уже ждем, обещают через две недели выписать. А вам и нашим отличившимся саперам все вручат, когда из Багдада нарочный прилетит. Извини, но могу только на словах порадовать.
— И за это благодарствую. Солдат тоже не забыли?
— Всех, кого ты в списки внес, всем кресты положены. За оборону Иордана отдельные представления готовлю.
С этими словами комбат сжал руку слегка опешившего Никифорова. Дражайший Григорий Петрович умолчал об одном нюансе, вместе с орденами и крестами батальон должны догнать приказы на повышения в званиях. Так, Ивану Дмитриевичу предстоит войти в Иерусалим с погонами штабс-капитана. Всего полгода в армии, образования нет, но на фронте цензы отменены.
Так и получилось. Вновь собранная из маршевых рот, сшитая на живую нитку 12-я мехбригада одной из первых ворвалась в священный город трех вер. Саперы шли вместе с танками и бронегренадерами, расчищали пути, наводили мосты, разминировали дороги. Только в Великом городе батальон получил долгожданный отдых, здесь же его догнало пополнение. к Суэцкому каналу прорывались уже другие части.
Глава 43Франция
21 мая 1940. Алексей.
Если говорить правду, героическую оборону Вердена русская дивизия даже не заметила. Рихард честно пытался хоть что-то сделать, но…. Мочиться против ветра не лучшая затея. Когда бронегренадеры смяли защитников и ворвались в город комбриг посчитал лучшим выходом спасать тех, кого еще можно. Вместе с ним вырвалась старая гвардия Эйслера, несколько солдат второго батальона да, пожалуй, и все.
О судьбе пятого батальона лучше не спрашивать, они попали под главный удар. Тихон Павлюченко не пережил первый же обстрел. Старый хитрый еврей и хороший верный товарищ Розенберг погиб. Комиссар дрался на батарее противотанковых пушек. Даже подбили два танка. Об остальных своих товарищах и геноссе Рихард не спрашивал. Запретил себе задавать лишние вопросы. Теплилась в душе искорка надежды, вдруг как в прошлый раз, кто-то да отступил в город, кого-то завалило в блиндаже, кто-то вдруг да уцелел под огнем.
Близ старинного красивого городка Коммерси они расстались. Основной отряд под командованием артиллериста старшего лейтенанта Дюкло отправился в ближайшую комендатуру, а Рихард с Герхардом Эйслером и двумя немцами решил заглянуть в Мец. Решение он не афишировал, сам не был уверен, что это нужно. Однако, на душе лежал камень.
— Ребята, извините, мне надо ехать.
— Командир, мы с тобой.
— Герхард?
— Не гони. Нам тоже некуда идти. Сам видишь, через два дня здесь будут русские танки. Встречать их некому.
— Я еду на север.
— Значит, тебе нужны камрады. И знаешь, командир, — вздохнул Эйслер, — Мы с тобой из таких передряг выбирались. Верю, и в этот раз вместе будет безопаснее.
Сплошной линии фронта нет. Французскую форму выбросили, как только отъехали от Коммерси. Гражданской одеждой разжились по дороге, не проблема, все в этом мире решается просто и банально — деньгами. Рихард с сожалением швырнул в яму свой планшет, содержимое переложил в портфель. С этим планшетом он вырвался из-под Буамона, пережил штурм Вердена. Что ж, рано или поздно со всем приходится расставаться.
С русскими и французскими патрулями разминулись. Верный «Пежо» оставили в лесу недалеко от города. Дальше шли пешком. На окраине разделились. У всех в городе оставались дела. Условились встретиться у машины. Если кто не управится за сутки, того не ждать.
Мец почти не изменился, тот же самый старинный город на стыке двух цивилизаций. Первым что бросилось в глаза, это патрули. Солдаты в пятнистых комбинезонах с автоматическими винтовками с хозяйским видом расхаживают по городу. Как, человек опытный немало повидавший и испытавший Рихард от патрулей не прятался, наоборот воспринимал их как досадную помеху, этакий неприятный довесок к комендантском часу и прочим разным неприятностям. Впрочем, десантники со своей стороны поглядывали на обывателей свысока, спокойно неторопливо разрезали улицы как линкоры океан. Однако, местных зря не обижали.
Остановившись у газетной тумбы Рихард стал свидетелем восхитительной сцены, как солдат силился объяснить продавщице в лавке что ему нужно. Скудный словарный запас парашютист компенсировал богатой мимикой и жестами. Ясно было, что он хочет курево, но от протягиваемых коробок и пачек яростно отмахивался. Наконец один из зевак, а вокруг собралась толпа, пришел на помощь. Оказалось, русского интересовал исключительно трубочный табак. Расплатился он настоящими рейхсмарками. Удивленный возглас продавщицы слышала вся улица.
— Вот и появились новые постояльцы, — заметил господин с короткими усиками, обращаясь к Рихарду.
— Временно, скоро старые вернутся.
— Пишут, Штрассер вернет довоенную границу.
— А эти?
— Надеюсь, уйдут. У меня по соседству русские офицеры поселились. Замечаю, дочь уже поглядывает, глазками стреляет. Только сегодня утром с ней русские заговорили. Ну вы понимаете.
— Франция сильна своими красавицами.
— Да. Мы французы это понимаем.
По дороге к дому Рихард сделал часть пути по набережной Мозеля. Уже затем свернул к знакомому району. На, улице ничего не изменилось. Только стало меньше машин. На балконе дома на углу стоял крепкий мужчина в русской форме. Рихард прошел мимо своего дома, на окна он поглядывал с осторожностью, остановился у арки, задумчиво оглянулся по сторонам после глубокомысленного созерцания витрины булочной. Вроде, ничего не изменилось. Людей мало, обычный день. Знакомых к счастью не попадалось.
Выждав какое-то время Бользен вернулся к парадной. Дверь открылась легко. Консьержа здесь со времен Депрессии не держали. Ничего подозрительного в глаза не попалось. Был конечно шанс, что квартирная хозяйка успела сдать жилье новому постояльцу, но ждать до вечера Рихард на собирался. Вопреки распространенному у обывателей мнению, подчерпнутому из романов, неформальные визиты днем куда безопаснее чем ночью. Что может быть естественнее поднимающегося по лестнице человека и остановившегося перевести дух на площадке?
Нет, ничего подозрительного из-за двери не слышно. Ключ легко проворачивается в скважине. Прихожая темная. Рихард давит естественную реакцию щелкнуть выключателем, минуту вслушивается, аккуратно закрывает дверь, ключ оставляет в замке.
В квартире пусто. Чисто, но везде царит привычный «божий порядок». Чувствуется нежилой дух, бросаются характерные признаки запустения. Ольга собиралась в спешке. На кухне остались продукты. Большая часть вещей разложена по полкам и в шкафах, либо хаотично разбросана по кровати. А вот в детской чувствуется — постарались ничего не забыть. Оля любящая прекрасная мать, себя обделит, но свитера и теплые колготки для ребенка уложит, пусть даже ради них придется оставить новое платье.