Петен находил мрачное удовольствие в спасении материалов для будущего суда над пораженцами. Суда, на котором и ему попытаются найти место на скамье подсудимых. Желающие подставить найдутся. Что-ж, у него не хватило сил отказаться от власти, уйти в отставку, уехать. Это грех. Кто-то ведь должен был принять на себя удар, пусть на переговорах с победителями, но выступить за Францию, защитить то немногое, что еще осталось от чести нации. Пусть лучше самому испить до дна горькую чашу, чем позволить подобрать власть мошенникам из левых партий. Социалисты, конечно, найдут общий язык со своими немецкими сородичами, но чем это обернется для страны?
Увы, о войне все знали заранее. К войне готовились двадцать лет — оказались не готовы. Да еще гениальные политические маневры поспособствовали. Это надо было суметь сделать все так, что старый верный союзник вдруг выступил на стороне Германии! И ведь не умыслом, а благими намерениями. Одно радует, старому маршалу не придется подписывать капитуляцию. На этот позор есть другие люди.
Филипп Петен только успел убрать папку в стол, как в дверь постучали.
— Войдите!
Вот еще один признак поражения и разложения, даже позвонить через секретаря не могут.
— Добрый день, маршал, — на пороге возник незнакомый мужчина средних лет в светлом костюме. Незнакомец жизнерадостно улыбнулся.
— Чем могу быть полезен, месье?
— Простите, я князь Дмитрий Романов. Спешу развеять Ваше недоумение, маршал. Я прибыл, чтобы провести с Вами предварительные переговоры об условиях мира. Предупреждаю, я не вхожу в состав официальной делегации Империи, но выполняю поручение моего венценосного родственника.
— Какого черта? — проревел Петен, поднимаясь, чтоб выкинуть за дверь этого наглеца.
— А теперь серьезно, — глаза князя светились холодным льдом.
Сказано это было тихо, но так, что старый маршал остановился.
— Так лучше.
— Присаживайтесь. Говорите.
Маршал взял трубку, чтоб вызвать секретаря. Раз уж этот бездельник пропустил Романова, пусть тогда несет кофе и крюасаны.
— Нет смысла звонить, — русский по-своему истолковал движение собеседника. — Дворец под охраной пластунов. Через два часа подъедут немцы. У нас мало времени чтобы поговорить без чужих ушей.
Почему-то маршал поверил этому русскому. В ситуации Петена не стоило игнорировать личного представителя русского императора, тем более, члена дома Романовых. Маршал кивнул, сложив пальцы перед собой. Хуже не будет.
Князь Дмитрий с наслаждением опустился в кресло и вытянул ноги. Признаться, чувствовал он себя не в лучшей форме. Банально не выспался. Только позавчера его пластуны нагрянули в уютное парижское предместье Иври-сюр-Сен. Именно там работала Лаборатория атомного синтеза. Русские парашютисты успели в последний момент, персонал уже грузил оборудование, на железной дороге стояли пломбированные вагоны с ураном и тяжелой водой.
Дмитрий успел. Дальше уже дело техники. Да, пришлось потратить силы на разговор с учеными. Небезуспешно. Князь мог собой гордиться — двое из списка Вернадского согласились переехать в Россию. С ними под крыло русской администрации спрятались с полдюжины докторов и специалистов масштабом помельче. Остальных не слишком вежливо выпнули за ворота. Пусть сами решают свои проблемы. Что-то подсказывало князю, что немцы не будут столь великодушны, если и предоставят выбор, то между лабораторией, деньгами и признанием с одной стороны и концлагерем с другой. Впрочем, это уже не интересно.
Очень удачно на связь вышел сюзерен. У Алексея талант. Радио заработало именно в тот момент, когда пластуны уже готовили специальный поезд к отправке в Россию. Задачу царь поставил соответствующую, так что пришлось срочно хватать батальон и гнать в Версаль. Ночью, разумеется. Время на сон не предусмотрено.
— Господин премьер-министр, не буду скрывать, Вы приняли пост в не самый лучший день для Франции и для Вас лично. Те, кто еще вчера кричал о тщетности сопротивления и готов был рвать на клочки последних защитников страны, завтра первыми обвинят Вас в предательстве. Симпатии черни непостоянны, они любят красивые слова, уверенный голос, громкие лозунги и простые решения. Социалисты терпеть не могут молча спокойно работать на будущее, не выносят ответственности, они тратят все сегодня, не откладывая ни сантима на завтра. Сейчас Вас называют спасителем, завтра будут плевать в спину, — русский говорил по-французски бегло с легким акцентом.
— Молодой человек, Вы пришли, чтоб сломать меня перед капитуляцией? Вашему императору нужно не только победить, но растоптать и унизить бывшего союзника?
— Нам нет нужды добивать упавшего. Вы знаете, Алексей не хотел вступать в эту войну. И не мы победили, а французы не захотели драться. Вы это знаете лучше меня, мой маршал.
Маршал грозно нахмурился, скрипнул зубами, тут ему в глаза попалась большая карта. Красные и синие линии фронтов. Нависшая над Бретанью тяжесть немецких дивизий, уже заштрихованный Париж, глубокая рана врубившихся в тело страны русских танковых армий. Кровоточащий клин почти до Орлеана. Плечи маршала опустились, взгляд уперся в стол. Дмитрий Александрович встал с кресла и выглянул за дверь, коротко бросил что-то по-русски.
— Так, месье Филипп, вспомните растоптанную Версалем Германию. Кто протянул немцам руку дружбы? Кто не дал вам раздеть их донага, окончательно унизить и раздавить?
— Предатели. Раньше мы считали русских союзниками.
— У всех свои интересы, — Романов сделал акцент на последнем слове.
— Мы дали хлеб голодающим, защитили слабых. Сейчас у нас сильный союзник. Кстати, немцы выплатили нам все свои долги по репарациям, пусть им и пришлось залезть в долг к американцам. Вы считаете это аморальным? Но нам нужна была здоровая Германия, а не нищая страна населенная обозленными на весь мир варварами на границах.
Филипп Петен молча кивнул. Пусть с возрастом пропала живость ума, но он прекрасно понимал, куда гнет собеседник. Русские вырастили себе бульдога, позволили немцам восстановить форму, но они не хотят чрезмерного усиления своего союзника. Они правы, с бошами надо держать ухо востро.
— Нам не нужна униженная, растоптанная Франция, — продолжил Романов. — Ваши политиканы начали эту войну, они же бросили французов на растерзание после первых же поражений. Что ж, пусть горечь поражения не мешает Вам действовать разумно, мой маршал. Император Алексей пока считает Вас достойным стать спасителем Франции. Но он готов рассмотреть любую другую кандидатуру.
— Эльзас и Лотарингия?
— Это не обсуждается. Грегор Штрассер обещал немцам вернуть эти земли. У него нет причин нарушить свое слово.
— Сирия?
Дверь отворилась. В кабинет вошел урядник в форме парашютно-пластунской бригады. В его руках поднос с двумя чашечками кофе и блюдом с булочками.
— Спасибо! — Романов приподнялся и кивнул унтер-офицеру.
— Простите, я взял на себя смелость попросить принести кофе. Думаю, нам не помешает.
Пригубив напиток, Романов вернулся к разговору.
— Сирия останется под нашим контролем. Эта территория нам нужнее, чем вам. Я не знаю, будет это формально новое государство или наше владение. Решать Алексею. Предвосхищаю следующий вопрос: Италия претендует на какой-то кусок территории. Спорить можно, но Рим нам нужнее.
Петена несколько покоробило пренебрежительное «кусок территории». Князь Романов говорил о французской земле, как о туше кабана. Увы, это его право. Когда-то именно предки французов бросили знаменитое: «Горе побежденным». Теперь приходится платить и за это.
— У Франции нет армии. Союзники за проливом. У Франции есть мудрый и авторитетный правитель. У Франции остался флот, — Дмитрий махнул рукой. — Союзников у вас тоже уже нет.
— Я не могу приказывать адмиралам на заморских базах. Даже в Тулоне меня не послушают. Вы понимаете.
— Мой маршал, Вы можете попросить. Извините, но на сегодня Вы единственный француз, пользующийся авторитетом не только у гражданских, но и у армейцев и моряков. Вы герой Вердена, олицетворение здоровых сил страны. Вы еще можете убедить командующего флотом проявить благоразумие.
— Что получит моя страна?
— Англичанам нужны ваш флот и ваши порты в колониях. Они не отказались бы и от вашей армии. Извините, но сейчас это выморочное имущество. Лимонники не побрезгуют прямым захватом кораблей. Их устроит и затопление флота.
— На флоте многие недовольны капитуляцией, — про себя Петен уже прикидывал в общих чертах разговор с адмиралом Дарланом. Маршал торговался, это единственное что он пока мог.
— Хуже будет, когда лимонники атакуют ваши базы и потребуют спустить флаг уже перед ними.
Предвидя возражение, Романов сделал успокаивающий жест.
— России тоже нужны хорошие корабли. Но нам нужны еще и моряки. Не открою тайну, новые корабли строятся быстрее, чем училища готовят офицеров. Если правительство Франции проявит благоразумие, если…. К черту политес! Нам нужны ваши корабли. Если вы затопите флот, условия мира будут хуже. Если флот достанется англичанам, нам не о чем будет разговаривать. Немцы до сих пор помнят, как ваши политики пытались в 18-м запретить объединение с Австрией, требовали залить Германию ипритом. Вы сами знаете, тевтоны в Польше не стесняются показывать себя во всей красе. Хотите такого же для своей страны?
— Вы угрожаете? — лицо маршала побагровело.
— Я информирую. Все зависит только от Вас. Удивлены?
— Если я подам в отставку?
— Условия неизменны. Но только герой Вердена кавалер ордена Святого Георгия и маршал Франции может убедить моряков принять правильную сторону. Решайте.
Романов резко встал и шагнул к двери. На пороге он обернулся и вежливо кивнул.
Кофе остыл. Маршал так к нему и не притронулся. Появился секретарь, доложил, что русские парашютисты никуда видимо, не собираются, ведут себя вежливо, но люди напуганы, многие побоялись выходить на работу.
— Предатели, — хмыкнул Петэн.