В самом деле, кто поддерживает завязавшиеся сношения с авторами? Кто заботится о поддержании доверия к нам? Лично я должен покаяться в небрежном и легкомысленном отношении к этому важному завоеванию театра.
Вот несколько примеров такого халатного, чисто русского отношения, которое должно разразиться крупным недоразумением, могущим бросить тень и на наш театр и на русских в глазах корректных иностранцев. Например, недавно я с большим трудом собрал все экземпляры «Синей птицы», разошедшиеся без моего ведома по рукам.
Уже появился пересказ пьесы в газетах. Могли издать перевод, может быть, весьма безграмотный.
В этом случае пьеса Метерлинка, доверенная русским, появилась бы впервые в изуродованном виде.
Что сказали бы о нас и о русских сам Метерлинк и все его поклонники?
Мы нанесли бы Метерлинку не только материальный ущерб, но повредили бы и художественному успеху его произведения.
Едва ли такой инцидент способен укрепить связь Запада с русскими. […]
Я не говорю уже о других пьесах, присланных мне иностранными и русскими авторами. Меня осаждают письмами, но я оставляю их без ответа, так как не имею времени вести переписку и не знаю, кому ее доверить. Иностранных корреспондентов у нас нет, а русскую переписку с литераторами едва ли можно доверить нашей конторе.
На все эти опасения можно ответить, что овчинка не стоит выделки, что последние произведения иностранных авторов неудачны, что если явится талантливая вещь, то ее укажут нам без всяких поисков с нашей стороны.
Это, по-моему, неправильное рассуждение. Так, например, Гауптман писал и плохие и хорошие пьесы320. Никто не может поручиться, что в будущем он не напишет чего-нибудь выдающегося. Испорченные отношения с ним могут служить препятствием для получения такой пьесы, и тогда наше положение окажется хуже, чем было до нашей поездки за границу, так как испорченные отношения с людьми хуже, чем простое незнакомство с ними.
Пьеса Стриндберга, как кажется, доказывает, что иностранные таланты не иссякли. Она доказывает еще одно важное условие репертуарного вопроса: выбор репертуара при теперешнем брожении в искусстве становится еще труднее.
Если в «Драме жизни» есть какие-то достоинства, то их пришлось выкапывать.
Догадываться о скрытых под странной формой достоинствах пьесы не легко.
Это требует большого внимания и вдумчивости.
Среди груды пьес русских писателей, быть может, есть и талантливые.
Каюсь, что я поступаю с этими творениями человеческого духа не лучше любого бюрократа.
Я ставлю номер на полученном экземпляре, записываю его в каталог, пьесу запираю в шкаф, а письма оставляю без ответа.
По моим личным данным, репертуарный отдел не отвечает современным требованиям и должен быть реорганизован. Мне не по силам установить новые формы и систему для этого весьма важного отдела, так как я не компетентен ни в области литературы, ни в области ее этики.
Довольно того, что я попробую внести несколько предложений.
1. Необходимо иметь образованного и тактичного человека, который бы поддерживал вежливые и приличные отношения с авторами (особенно иностранными). Для этой сравнительно небольшой корреспонденции можно приспособить нескольких языковедов из состава наших деятелей, платя им поштучно, то есть с письма, как это делается во многих учреждениях.
Необходимо, чтобы было тактичное и образованное лицо, которое бы следило и заботилось о поддержании важных для нас связей.
2. Такому же лицу, то есть тактичному и воспитанному, можно поручить приходящие в театр рукописи и наблюдение за своевременным их возвращением.
Доверить это дело случайным конторщицам невозможно и опасно.
3. Необходимо сгруппировать вокруг театра каких-то лиц, следящих за мировой литературой. С их участием устраивать беседы, доклады для того, чтобы легче проникать в тайники современного литературного творчества, маскирующегося странными, подчас непроницаемыми формами произведения.
4. Для той же цели необходимо посещать отдельные кружки литераторов всех партий. Таковых официальных и неофициальных кружков расплодилось немалое количество, и многие из них могли бы намекнуть театру [на] новые пути, которые так жадно ищет наше искусство. […]
В период метания и брожения в нашем искусстве особенно важно оставаться в курсе литературных и художественных событий.
5. С той же целью необходимо открыть какой-нибудь доступ в наш театр литераторам, художникам, музыкантам и проч.
Я утверждаю, что наш театр мало доступен для них и мало гостеприимен.
Благодаря этому спертая атмосфера нашей театральной семьи застаивается и не освежается. […]
Не следует забывать, что наши артисты, кроме театра, своей семьи и ничтожного круга знакомых, не видят никого.
Ни Чехова, ни прежнего Горького нет между нами, и мы задыхаемся среди своих ежедневных забот и изнашиваемся физически и духовно.
Прежние визиты за кулисы интересных людей становятся все реже.
С тех пор как работа пошла в две руки, то есть с двойным составом режиссеров321, труппа очень часто разбивается как бы на два кружка. Ввиду этого становится еще более важным и необходимым какое-то объединяющее начало.
Теперь нам нельзя отговариваться недостатками помещения. Новая квартира322 могла бы служить приютом для собраний во время спектаклей, по вечерам.
6. Необходимо установить какой-нибудь контроль над бесчисленными пьесами, присылаемыми русскими авторами. Как это сделать – не знаю, но нельзя утешать себя мыслью, что все бездарны и не стоят нашего внимания. Одно даровитое произведение вознаградит за сотни просмотренных пьес.
7. При указанных во всех предыдущих параграфах условиях список пьес, годных для театра, возрастет.
Благодаря этому не будет задержек в своевременном установлении репертуара будущих годов, и в то же время явится запас пьес второго и третьего разряда, пригодных для филиального отдела, осуществление которого немало тормозится отсутствием интересного репертуара.
При большем количестве намеченных к исполнению в театре пьес легче составлять разнообразный репертуар, принимать в соображение силы труппы и одновременно репетировать два спектакля.
От этого удвоится работоспособность театра, возрастет бодрость его деятелей, а также увеличится доходность дела.
8. Списки подходящих для нас пьес нередко редеют от строгости цензуры. С этим злом можно бороться в России увертливостью, знакомством и протекцией323.
Необходимо иметь такого ловкого человека, знающего лазейки в департаментах.
И в цензурных вопросах нередко бывают упущения с нашей стороны. Мы направляем в цензуру пьесу после ее утверждения, в последнюю минуту. Основываясь на рискованной в цензурном отношении пьесе, мы строим репертуар будущего, который ломается при начале сезона. Нередко от этого погибает вся подготовительная работа324.
Необходимы связь с цензурой и своевременное цензурование пьес.
Нельзя принимать в расчет ничтожных расходов, сопряженных с этой формальностью.
Пьеса, мало-мальски пригодная для репертуара, должна быть немедленно цензурована и только после этого внесена в общий репертуарный список, хотя бы она и не предполагалась к постановке в ближайшем времени.
9. Большую часть намеченного дела по вопросам репертуара мог бы выполнить Вл. И. Немирович-Данченко, но для этого необходимо, во-первых, чтобы его ежедневные заботы, приковывающие его к театру, были облегчены. Во-вторых, чтобы он проникся важностью для дела намечаемых вопросов и загорелся бы желанием их осуществления, и, в-третьих, чтобы он призвал на помощь свой большой ум и такт для того, чтобы явиться центром, объединяющим самые разнообразные литературные кружки. Я со своей стороны готов помогать ему, чем могу.
Во многих намеченных вопросах административного характера он нуждается в помощнике.
Изучение пьес и материалов для постановки.
Беседы – это тоже важное новшество нашего театра. До нас о них не имели понятия. Один ум хорошо, а два лучше.
Первый важный пробел наших бесед заключается в том, что не все деятели обязаны присутствовать на них. Я не помню ни одной беседы, на которой присутствовали бы Симов, Егоров, Кириллов, бутафор и проч. Таким образом, многие из названных лиц делают общее дело, не связанные с нами общей идеей замысла.
Однако умы людей, близко стоящих друг к другу и привыкших одинаково мыслить, притачиваются друг к другу и становятся в конце концов односторонними. Я бы сказал, что в нашем общем деле все умы наших деятелей составляют как бы один коллективный ум. Он велик, но односторонен, и потому за последнее время беседы становятся все однообразнее и короче.
Мы образовали центр, но для всестороннего освещения вопроса нам не хватает правого и левого крыла, как в парламенте.
Эти крайние мнения нужно добыть со стороны. […]
Жаль, что мы не всегда умеем слушать правду и вникать в ее суть. Нередко при таком полезном общении нам мешают самолюбие, самоуверенность, пугающие загипнотизированного нашим апломбом собеседника.
Пустота бесед нередко происходит потому, что мы, режиссеры, и другие участники их, приходим неподготовленными, говорим без плана, без материала и, чтоб заполнить пробел, отвлекаемся в сторону на тему общих рассуждений.
Такие вступления дают мало тем для споров, мало горячат фантазию и ум.
Мы не умеем также вызывать возражений собеседников, в большинстве случаев мало красноречивых и застенчивых. Никто не ведет записи этих бесед, и потому нередко слова и мысли испаряются безрезультатно, не оставляя следов в накопляемом материале. Чтоб не разводить канцелярщины, не требуется подробных записей. Они могут быть почти односложны.
Мы не всегда умеем пользоваться жаждущими дела работниками. Не умеем собрать кадры их для увеличения сбора материалов постановки. […]
В каждой пьесе, хотя бы в ибсеновском «Росмерсхольме», можно было бы эксплуатировать таких ревностных работников, поручив им или прочесть критики и представить краткие конспекты прочитанного, или поискать материала в иллюстрированных изданиях, гравюрах по указаниям и намекам художника-декоратора. Сейчас художники предоставлены сами себе. Не имея ни библиотеки, ни необходимых изданий, они скоро изнашивают фантазию.