К ПРОТОКОЛУ [ЗАСЕДАНИЯ] ПРАВЛЕНИЯ ОТ 14 НОЯБРЯ. ОСОБОЕ МНЕНИЕ К. С. А.
Протокол заседания правления от 14 ноября 1909 г. не сохранился. Однако историю, обсуждавшуюся на этом заседании, удалось восстановить.
Еще в период репетиций пьесы Гамсуна «У царских врат» М. Н. Германова претендовала на роль Элины, которую готовила и сыграла в первых спектаклях М. П. Лилина. Германова заменила заболевшую первую исполнительницу 18 и 19 марта 1909 г. Однако на гастролях в Петербурге роль вернулась к Лилиной. Она же играла спектакли «У царских врат» с начала следующего сезона (14 и 22 октября, 1 и 14 ноября).
Несмотря на решение правления предоставить Германовой возможность еще раз или два сыграть Элину, вмешательство Станиславского возымело действие. Лилина играла «У царских врат» как бессменная исполнительница вплоть до послереволюционных лет (Германова получила роль только в сезоне 1918/19 года). Соблюдалась и договоренность, о которой упоминает Станиславский, что спектакль Гамсуна будет идти не чаще раза в неделю.
366 Далее следует текст, зачеркнутый Станиславским: «Эти услуги никогда не ценились нами, несмотря на то, что талант г-жи Лилиной по моему мнению выдающийся».
367 Станиславский имеет в виду роль Нины Заречной, которую Лилина играла при возобновлении «Чайки» в 1905 г. Спектакль прошел 11 раз. По протоколам (Музей МХАТ, РЧ, № 182) репетиций у Лилиной было даже меньше, чем указывает К. С., – всего девять, не считая генеральной.
НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ТЕАТРА, НОВЫЕ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ СТАРОЙ СЦЕНЫ.
368 Имеются в виду постановочные поиски в «Гамлете».
369 Имеются в виду постановочные поиски в спектакле по пьесе Гауптмана, готовившемся в Театре-студии на Поварской.
370 Из постановок немецкого режиссера Макса Рейнгардта Станиславский в 1908 г. видел «Лизистрату»; в январе 1911 года он смотрел «Царя Эдипа», «Гамлета». Уточнить, что подразумевал К. С. под словом «подзор», не удалось.
371 «Старинный театр», созданный в Петербурге Н. Н. Евреиновым и Н. В. Дризеном, восстанавливал сценическую площадку европейского средневекового театра (спектакль «Игра о Робене и Марион» и др.), а также подмостки испанского театра эпохи Возрождения.
Ремизов Алексей Михайлович (1877–1957) – писатель. Интересовался старинным русским театром – школьным и народным, стилизовал в его духе свои пьесы. Одну из них («Действо о Георгии Храбром») он посылал Станиславскому в октябре 1911 г. В 1912 г. Станиславский посвящал Ремизова в свои студийные начинания.
ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ «МУДРЕЦА»
Премьера «На всякого мудреца довольно простоты» состоялась 11 марта 1910 г. Станиславский играл в комедии генерала Крутицкого.
372 Стахович Михаил Александрович (1861–1923) – предводитель дворянства Орловской губернии, публицист, депутат Государственной Думы. Брат Алексея Александровича и сын Александра Алексеевича Стаховича (1830–1913), известного земского деятеля и знатока искусств, оставившего ценные театральные мемуары.
Лучинин (наст. фам. Ломоносов) Петр Петрович (1872–1964) – артист и театральный деятель, служивший в МХТ в сезонах 1900–1902 годов.
373 Какое именно газетное выступление имеет в виду Станиславский, установить трудно. Скорее всего его могли задеть хроникальные заметки. Информации, где первым из участников спектакля упоминался не он в роли Крутицкого, а Качалов, игравший Глумова, прошли во «Всеобщей газете» (СПб, 13 марта), в «Новой Руси» (СПб., 13 марта).
374 Н. Е. Эфрос, действительно друживший с Качаловым, напечатал рецензию на спектакль «На всякого мудреца довольно простоты» в газете «Речь» от 16 марта 1910 г. («Островский в Художественном театре»). Он писал: «Великолепнейшая фигура во всем спектакле – Крутицкий г. Станиславского. Москва видела замечательных Крутицких, с Шуйского начиная. Г-ну Станиславскому не страшны эти большие воспоминания. Так совершенна здесь его игра, так ярко характерен образ и так полно перевоплощение его в этого шестидесятилетнего генерала с умом шестилетнего ребенка […]. Хвалы своему гениальному уму и своей государственной мудрости он слушал замечательно, с важным видом, лишь игрою губ и глаз выдавая, как утопает в сладком блаженстве убогая, давно поросшая мохом душа. Был истинный «спаситель отечества» […] Великолепно декламировал г. Станиславский Озерова. И не пропала в роли неиспользованною ни одна черточка».
В статье Н. Эфроса к исполнению Качалова эпитет «отличный», «отлично» не прилагается; этот эпитет присутствует в другой рецензии, которую также читал Станиславский, – в рецензии И. Н. Игнатова в «Русских ведомостях».
375 И. Н. Игнатов опубликовал свою рецензию в номере от 13 марта 1910 г. за подписью «И». Декорациям посвящен последний абзац ее. «В общем, – спрашивали в публике, – как сошел первый опыт с Островским? Дал ли Художественный театр нечто новое? Виден ли был быт, чувствовалась ли атмосфера, создающая такое торжество тупой пошлости, при котором только и может удасться затея Глумова? Ответы были разные. Некоторые находили новое в той замечательной обстановке, которую дал Художественный театр. Обстановка на самом деле была удивительная: тут было и отражение от окон, которые предполагались на несуществующей стене между зрителями и сценой (в отражении можно было различать кружевные занавески, горшки цветов на окнах, проходящее облачко), были и винтовые лестницы внутри комнаты, и стены, выложенные деревом. Но это была новая обстановка для пьесы Островского, а не новая интерпретация Островского. Да и можно ли найти эту новую интерпретацию?»
376 Станиславский разбирает здесь заметку С. Г. «Островский в Художественном театре» («Утро России», 12 марта 1910 г.). Здесь писали: «Хотя после каждого и в особенности после последнего акта раздавались дружные аплодисменты, но впечатление от спектакля все-таки нельзя назвать ни сильным, ни ярким… Кое-что великолепно сделано, но пришлось не совсем к месту…»
377 В «Раннем утре» от 14 марта 1910 г. прошла статья «Островский в Художественном театре». Ее автор – Эммануил Мартынович Бескин, журналист, драматург и театральный критик. Отзыв его в целом негативен: «Мимо Островского прошел и весь спектакль. […] Исключу только г.г. Станиславского, Москвина и Артема. Станиславский дает изумительную по лепке фигуру генерала Крутицкого. До того стильно, до того типично, до того хорошо, что хотелось бы выхватить его из всего спектакля».
Об исполнительнице роли Мамаевой рецензент отозвался суше, чем это показалось Станиславскому: «Недурна, но больше внешним узором, чем глубиной переживаний, г-жа Германова – Клеопатра Львовна». Роль упомянута среди работ, которые названы «бледными, картонными».
378 О темпе в рецензии Эм. Бескина сказано: «Темп постановки неимоверно тягучий. Без темперамента. А его ли нет у Островского?»
379 В «Русском слове» 12 марта 1910 г. напечатал статью постоянный сотрудник этого издания, критик Сергей Яблоновский (С. В. Потресов). Он писал: «Крутицкий – Станиславский необыкновенен. Лицо, фигура, манера держаться, голос – идите и смотрите; этого не расскажешь и в этом залюбуешься каждой черточкой. Молью и камфорой пахнет от этого консервированного генерала. Его сутулая спина, его… впрочем, повторяю, этого не перескажешь».
Германову как артистку С. Яблоновский не слишком хвалит, пишет лишь об ее внешнем облике: «Очень интересна, пожалуй, слишком интересна и молода г-жа Германова – Клеопатра Львовна Мамаева. Ведь все-таки это женщина по крайней мере средних лет, а г-жа Германова была «во цвете лет и юной красоты», как поется в «Аиде». Играла артистка хорошо, хотя несколько и злоупотребляла мимикой сознающей свою красоту женщины».
О работе Москвина над Голутвиным критик писал в самом деле как шедевре: «Пустяковая роль, возведенная в великолепную миниатюру. Чисто москвинская манера поражать комизмом, основанным на какой-то сверхъестественной простоте». Столь же высокую оценку давал впоследствии Москвину – Голутвину П. А. Марков.
Упоминаемые в записи Станиславского Н. С. Бутова играла Манефу, М. А. Самарова – мать Глумова, Ю. Л. Ракитин – гусара Курчаева, В. С. Врасская (Стахова) – Машеньку.
380 В «Московских ведомостях» от 12 марта 1910 г. напечатано письмо княгини Марии Крапоткиной (Озерской). Это реплика на выступление Л. Н. Толстого в «Русском слове» от 24 февраля 1910 г. («Три фазиса жизни»). Крапоткина обвиняет Толстого в эгоизме, в «сатанинской гордости», в фальши, в попытках оторвать людей от церкви: «Но с нами бог, и ваш яд нам не опасен».
381 В. Ф. Грибунин играл в «Ревизоре» Осипа. Н. Е. Эфрос в «Речи» от 21 декабря 1908 г. назвал его «фигурой, бледной на удивление»; «пропал Осип у Грибунина», – писал Белидор в «Раннем утре» от того же числа. С. С. Мамонтов в «Русском слове» тотчас после премьеры говорил о монотонности исполнения. Он же дал отзыв на 29-е представление «Ревизора» («Русское слово», 25 февраля 1909 г.): «Видел и диву давался. Почти все, что резало глаз и ухо в первый раз, что критика инкриминировала художественникам, теперь устранено. Выступили детали постановки, которые стушевывались в нервной обстановке премьеры, слышатся тончайшие и остроумные нюансы в читке актеров, сгладились все недосмотры и пересолы в режиссерской части. Из отдельных исполнителей я прежде всего отмечу Осипа – Грибунина. Насколько он был монотонен и скучен 18 декабря, настолько остроумен и забавен вчера. В длинном монологе 2-го акта артист показывает ювелирную работу в комических оттенках. Великолепны его полусонные слова, когда он, уткнувшись в барскую подушку, мечтает о Питере. Превосходно передано глубокое презрение к ничтожному барину, высококомична важность, напускаемая на себя Осипом после беседы с Городничим. Не верится, что это играет тот же актер, которого мы видели на премьере.