Чрезвычайный съезд (Четвертый съезд Советов) [791]. Речь Мартова.«Вечерняя звезда», 16 марта, № 34
Речь Мартова производит сильное впечатление. В особенности с большим вниманием прислушиваются к оратору, когда он говорит о необходимости назначения следственной комиссии для выяснения обстоятельств, при которых был отдан приказ о демобилизации армии[792] в то время, как армия могла еще сопротивляться. Необходимо найти виновника. Правительство, которое довело страну до такого состояния, должно немедленно уйти и уступить власть демократии, которая признана всей страной.
Где слова Троцкого о священной войне? – спрашивает оратор.
Троцкий так недавно сказал: «Если Германия откажется от заключения демократического мира, то мы объявим ей священную войну». Где эта война? Мы требуем, – заканчивает свою речь Мартов, – немедленного созыва Учредительного Собрания. Долой империалистов и их приказчиков!
Мартов сходит с кафедры. Раздаются бурные аплодисменты справа и шиканье слева.
«Вечерняя звезда»[793], 16 марта 1918, № 34
Война и мир (Выступления Абрамовича и Мартова)«Русские ведомости», 16 марта.
Под таким названием меньшевики-объединенцы устроили вчера свой митинг в Политехническом музее[794]. Митинг привлек многочисленную публику, переполнившую аудиторию и балкон; присутствовало 2000 человек.
В противовес рядом заседающему съезду Советов настроение – резко антибольшевистское. Живой и полный остроумных выпадов доклад Р. Абрамовича встречается с энтузиазмом, давно уже утраченным нашими публичными собраниями; в наиболее эффектных местах зала, наполненная интеллигентной и рабочей молодежью, устраивает оратору восторженные овации, являющиеся солидной противобольшевистской демонстрацией.
Гражданская война на Украине, – говорил оратор, – и разгон Учредительного Собрания знаменуют собой распад России на отдельные куски. Большевики, действуя на низкие инстинкты толпы, добились не крестьянской и рабочей диктатуры, а диктаторства преобладающей группы центрального большевистского комитета. Утверждение Ленина, что позорный мир[795] явился следствием политики самодержавия и Керенского, неверно. Разве 24 октября немцы могли бы захватить Двинск десятком солдат на велосипедах? Разве тогда побежали бы 2000 русских солдат от семи немцев, как это имело место в феврале? Разве продавались батареи и автомобили врагу, а на улицах Петрограда пулеметы шли по 25 рублей? А не в феврале ли команда одного славного русского крейсера распродала всю обстановку, посуду и медные части и поделила выручку по 8000 рублей на брата! Я спрашиваю вас, товарищи, кто довел до этого?…
Со всех сторон аудитории несутся возгласы: «Ленин, Троцкий…»
Стремление перестроить армию в 24 часа на выборных началах было, – продолжает оратор, – бредовой идеей, а желание большевиков захватить власть разрушило армию.
Далее докладчик анализирует мирные условия и указывает, что уплата немцам по русским займам будет равносильна уничтожению декрета об аннулировании займов, так как капитал интернационален. Хлестаковское легкомыслие большевиков[796] вообще и, в частности, «красивый жест» Троцкого в Бресте дали нам этот позорный договор, только что оглашенный на съезде. Большевики не могут ссылаться на грехи своих предшественников: они у власти и они виноваты.
Докладчик перелистывает брошюру с мирным договором и недоумевает: где же карта, определяющая границы немецкой оккупации и пределы украинского государства? На эту карту есть ссылка в договоре, но съезд вынужден ратифицировать мир вслепую.
Оратор переходит к критике экономических условий «хлебного мира», как его называют теперь в Германии, ибо он даст каждому немцу лишнюю четверть фунта хлеба каждый день.
Русский рабочий, по мнению оратора, обречен отныне на роль раба германского капитала.
В заключение докладчик характеризует телеграмму Вильсона[797] съезду как предостережение, говорящее нам, что скоро Россия явится ареной борьбы двух враждебных коалиций. Единственное наше спасение – в объединении и напряжении сил для подготовки сил к будущему сопротивлению. Если мы создадим на Урале центр обороны и к развязке мировой войны хоть отчасти восстановим нашу боевую мощь, с нами принуждены будут считаться, и мы заставим западных империалистов аннулировать позорные условия большевистского мира. Большевики этим миром разбили германский социализм; смешно было бы ожидать, чтобы немецкий рабочий устроил революцию против власти, которая ему дала украинского хлеба и сала, сибирского масла, русского металла и угля. Нам не в чем обвинять германского рабочего!
Оратор заканчивает требованием сопротивления неприятелю, возможным только при осуществлении ряда политических предпосылок: нужно восстановление единого революционного фронта и собирание русской земли. Лучший вывод сейчас – отказ от ратификации мирного договора и созыв Учредительного Собрания.
Последние слова оратора покрываются бурными, долго не смолкающими овациями всей залы в честь Учредительного Собрания.
Выступающий вторым докладчиком Л. Мартов является живой иллюстрацией той отчаянной борьбы, которую приходится выдерживать на съезде «оппозиции», – его измученный вид и охрипший голос свидетельствуют об этом.
Через несколько часов решится вопрос о подписании мира, – говорит он, – но это не будет означать прекращения войны. Этот мир – акт о разделе России, и, если страна не воспрянет, он будет прологом к окончательному ее расчленению.
В заключение Л. Мартов подчеркивает знаменательность перемены большевиками названия их партии и превращения их в «коммунистов» [798]: большевики отреклись от социал-демократии, и она не берет на себя ответственности за несчастный мир. Если верно утверждение, что революция катится под гору, то лучше погибнуть, чем сдаться. Наша задача – бороться против позорного мира и за восстановление демократической республики. Только свободная демократическая Россия освободит преданные большевиками родные народности и поведет народы по путям восстановления рабочего Интернационала.
Аудитория шумно аплодирует оратору. Положения, высказанные докладчиками, настолько разделяются присутствующими, что желающих оппонировать не находится, и митинг заканчивается без прений.
«Русские ведомости»[799], 16 марта 1918 г.
Всероссийское совещание РСДРП[800]«Наш голос», 26 мая, № 1
21 мая открылось совещание представителей с[оциал]-д[емократической] организации, созванное Центральным комитетом для обсуждения очередных задач партии.
Несмотря на исключительно неблагоприятные условия сообщения, на совещание прибыло 64 делегата (реш[ающих] гол[осов было] 52) от 14 губернских объединенных и местных организаций. Прибыли делегаты из Центральной Промышленной области, Северной области, Поволжья, Украины, Минска, Баку, Восточной Сибири и др. мест.
В президиум избраны тт. Хинчук, Абрамович, Череванин и Шнеерсон[801]. После докладов с мест совещание начало свои работы с заслушивания докладов тт. Ф. Дана – о войне и мире, Мартова – о государственном распаде России и Либера, выступавшего в качестве содокладчика по докладам тт. Дана и Л. Мартова.
После прений 29 [голосами] против 10 за основу приняты тезисы докладов Л. Мартова и Ф. Дана.
По вопросу о Советах докладчиком выступил тов. Р. Абрамович, содокладчиком – тов. Либер. В прениях приняли оживленное участие делегаты с мест. Выработка резолюции поручена комиссии.
«Наш голос»[802], 26 мая 1918, № 1
Всероссийское совещание РСДРП в мае 1918 г. Государственный распад России (Тезисы тов. Мартова).«Наш голос», 26 мая, № 1
I. Государственное расчленение России, которое не вызвано процессом свободного самоопределения ее народов на почве прогрессивного экономического развития, но является результатом побед германского империализма и совершается под его давлением в атмосфере порожденной войной разрухи, представляет собою исторически реакционное явление, стремящееся свести на нет прогрессивные результаты процесса развития, спаявшего эти народы в единый государственно-хозяйственный организм.
II. Тем самым это расчленение означает само по себе поражение российской революции, историческая задача которой заключалась, прежде всего, в освобождении производительных сил, развившихся в рамках единой Российской империи, от гнета сословно-крепостнических пережитков.
III. Распад России, вместо такого высвобождения производительных сил и обеспечения им беспрепятственного развития, напротив, распыляет их, раздробляет единый национально-хозяйственный организм и, по частям закабаляя их мировому империализму и прежде всего германскому, облегчает реставрацию ликвидированных революцией социальных и политических отношений и победу в отдельных областях России низших ступеней экономической и общей культуры над высшими (умерщвление крупной промышленности, аграризация индустриальных областей и т. п.).
IV. Для пролетариата всех частей страны государственный распад ее означает рядом с регрессом промышленного развития, отбрасывающим назад его классовое движение, низводящим его на низший уровень благосостояния и ослабляющим его позиции по отношению к другим классам; рядом с измельчанием общественной жизни в искусственно выкроенных и искусственно ограниченных полусвободных государствах, рядом с неизбежным сужением горизонта всей общественно-политической жизни, которое должно будет подавляюще действовать на развитие самого рабочего движения, еще и пропитание его движения элементами национальной розни и национальной грызни, поглощение всех духовных сил народных масс борьбой за национальное существование, рост шовинизма, ослабление того интернационализма российского пролетариата, который выработался в течение десятилетий совместной борьбы многоплеменных рабочих масс России и который является наиболее прочной гарантией классовой независимости пролетариата по отношению к буржуазным классам. Для пролетариата Великобритании к этому прибавляется еще насильственное отдаление его от пролетарского движения Западной Европы, ослабление связей с ним.
V. Являясь искусственным результатом побед империалистической реакции в мировой войне, вопреки тенденциям внутреннего развития России, ее расчленение не может считаться окончательным и определяющим дальнейшие исторические судьбы ее народов, не может быть признано даже необходимо длительным ее состоянием[803] до тех пор, пока не закончилась в ее нынешней острой [форме] борьба империалистских сил на мировой арене разгромом одной из коалиций или компромиссом между ними и пока продолжают действовать во всем охваченном мировой войной цивилизованном мире те факторы, которые питают собой возмущение пролетарских масс и таят в себе возможность их революционного движения против империалистской реакции.
VI. Поэтому борьба за возможно скорое и возможно полное уничтожение искусственного распада единого государственно-хозяйственного организма России, за восстановление ее единства и политической и экономической независимости, за ее освобождение от кабалы германского империализма и за создание положения, при котором она не сможет стать добычей других империалистов, является основной задачей российской революции и российского пролетариата в данный момент и останется такой же задачей для следующих поколений пролетариата и демократии, если мировая война и нынешняя революция закончится, не изменив международного положения России, созданного Брестским миром.
VII. Эта основная задача национального возрождения и восстановления государственного аппарата является для пролетариата не чем-то, противостоящим задачам его классовой борьбы, и не чем-либо, противоречащим его революционной миссии, а напротив, тесно связана с задачами классовой борьбы и демократической революции, поскольку распад России являлся, в конечном счете, результатом непримиримого противоречия между демократической революцией и различными силами мирового империализма, стремившимися и стремящимися использовать народы России для своих реакционных целей, поскольку борьба против этого распада и его последствий, в которой объективно заинтересованы все классы населяющих Россию наций, ослабляется у недемократических классов их антагонизмом к революции и пролетариату. Буржуазия, как землевладельческая, так и промышленная, различных частей России ищет сообразно этому выход из создавшегося положения в различных «ориентациях» в сторону той или иной группы иностранных держав, в смысле добровольного подчинения господству иностранного империализма, жертвует общими интересами национального освобождения и объединения в интересах восстановления «порядка», т. е. контрреволюции, и вступает в борьбе с демократическими классами в союз со стремящимися к полной реставрации силами прошлого, которые не могут утвердиться иначе, как в роли прямых агентов иностранного нашествия. Поэтому лишь как задача продолжения и развития демократической революции, приостановленной в своем развитии распадом России, может быть решена задача восстановления национального государственного единства; не путем союза с имущими классами различных частей России, отвернувшихся от демократии, может быть она решаема пролетариатом, а его независимой политикой, стремящейся сплачивать и двигать вперед в борьбе за укрепление и развитие завоеваний революции все демократические силы страны.
VIII. Лозунгами этой революционной борьбы против распада России и ее последствий для российской с[оциал]-д[емократии] являются: уничтожение условий Брестского мира, восстановление единой Российской Демократической Республики, основанной на свободном самоопределении национальностей; определение условий свободного существования народов России Всероссийским Учредительным Собранием и сохранение и укрепление связей между политическими и профессиональными организациями пролетариев разрозненных частей России.
IX. Стремясь к восстановлению полного государственного единства республиканской России, как восстановлению ее независимости, социал-демократия во всех порабощенных Германией и другими государствами частях страны борется против оккупационного режима, режима колониального грабежа, участвуя в местных законодательных и представительных органах, отстаивает демократические, общественные и государственные учреждения и всеобщее равное избирательное право, борется против всяких попыток насаждения туземных и иностранных династий, защищает [права] национальностей и [угнетенных меньшинств, энергично выступает против всякой политики «ориентации» и против всякой политики разжигания шовинизма и национальной распри между народами России. X. Ставя своею целью восстановление Российской республики как единого государства и принимая республиканскую федерацию лишь как переходную фазу от полного распада к государственному объединению, социал-демократия будет, поскольку нынешние искусственно созданные Брестским миром границы сохранятся, отстаивать установление между отдельными частями России тесного таможенного союза, торговых, железнодорожных, почтовых и т. п. соглашений, подготовляющих восстановление государственного единства в будущем; будет отстаивать в пределах каждой части России распространение на граждан всех остальных частей тех политических и гражданских прав, которыми пользуются местные жители; в частности, будет добиваться распространения на граждан всех остальных частей местного рабочего и аграрного законодательства.
«Наш голос», 26 мая 1918, № 1
Ю. Мартов. Письмо в редакцию«Утро Москвы», 7 октября, № 17
В «Известиях» гр. Радек утверждал на днях, будто меньшевики требуют, чтобы советское правительство объявило войну Германии, а в пятницу на митинге на заводе Михельсона тот же Радек заявил, что тов. Дан от имени меньшевиков предлагает советскому правительству поддержку, в случае если оно объявит Германии войну.
Нельзя не удивляться тому, что, лишивши социал-демократию всякой возможности гласно высказывать свое мнение, некоторые люди пользуются монополией устного слова, чтобы приписывать нам всякие несообразности. Ни тов. Дан, ни кто-либо из членов ЦК нашей партии нигде вопроса о войне с Германией не возбуждал. Подлинная резолюция ЦК по этому вопросу будет своевременно сообщена гр. Радеку, и мы увидим, какое употребление он из нее сделает.
Далекая от мысли толкать большевиков к войне с Германией, социал-демократия считает необходимым в данный момент выдвинуть на первый план требование заключения всеобщего мира и, как одно из основных условий его реализации, – увода с территории России всех иностранных войск – как германских, так и союзных и чехословацких.
Л. Мартов
«Утро Москвы»[804], 7 октября 1918, № 17
Меньшевики и советская власть (Беседа с Ю. Мартовым)«Утро Москвы», 21 октября, № 19
Последнее время в советских газетах указывалось на распадение социал-демократической партии и массовый переход ее членов к коммунистам. Наш сотрудник по этому поводу обратился к одному из виднейших деятелей этой партии Л. Мартову за разъяснением действительного положения вещей.
– Верны ли слухи, – был первый вопрос, – о каком-то сближении между меньшевиками и советской властью?
– Вы, очевидно, имеете в виду статью Радека о «Голосе из гроба» в «Правде» [805]. Он усматривает попытку сближения в нашей резолюции, в которой мы не говорим об Учредительном Собрании, а требуем лишь «коренного изменения политики советской власти». Но это, разумеется, пустяки. Коренное изменение советской политики необходимо в нынешний критический момент для того, чтобы народные массы Сибири, Урала, Украины и т. д. не боялись объединения с Великороссией и не цеплялись за иностранную оккупацию, которую мы считаем пагубной.
– Но вы, значит, согласитесь тогда примириться с советской властью?
– Вовсе нет. Мы останемся убежденными, что только в народовластии, в демократической республике, трудящиеся классы найдут рычаг своего освобождения и спасения революции, отовсюду угрожаемой.
– Все же от Учредительного Собрания вы отказываетесь?
– Почему? Ведь и при царизме мы выдвигали в каждый данный момент требования, осуществление которых создавало бы более благоприятные условия для завоевания республики и созыва Учредительного Собрания. Это отнюдь не означало, как обвиняли нас тогда друзья гр. Радека, измены лозунгу Учредительного Собрания. Так делаем мы и теперь.
– Значит, ваша партия останется в оппозиции и при требуемом вами изменении курса политики советской власти?
– Конечно, ибо идущая с нами часть пролетариата не может уверовать в «немедленный социализм» и в спасительность тех способов, какими он насаждается.
– А что верного в том, что шедшие за меньшевиками массы покидают их?
– Ни одного факта, который говорил бы об этом, я не знаю. Ведь доводы, применявшиеся в борьбе с нами, заключались лишь в заселении тюрем членами нашей партии, в закрытии всех наших газет и организаций, в объявлении нашей партии «вне закона». Уровень развития русского рабочего класса не таков, чтобы подобными доводами его можно было убедить в правоте людей, их применяющих.
– Но Радек утверждает, что отход массы вы можете установить «по спискам членов своей партии».
– О нет. Эти списки в большинстве случаев в распоряжении чрезвычайных комиссий, которые по ним действительно сокращают кадры нашей партии, переводя часть их в подвалы, иных (как в Рыбинске, Нижнем [Новгороде] и пр.) прямым путем на тот свет.
– Вы, однако, согласились, что политически ваша партия в настоящее время мертва.
– Ну, мне думается, что известие о нашей смерти «несколько преувеличено», как говорил Марк Твен[806]. Убеждает меня в этом хотя бы то, что добрые коммунисты, хотя и признают нас трупом, вот уже два месяца не перестают интересоваться и заниматься тем, что мы думаем и что намерены делать. О мертвецах, как известно, надо либо говорить хорошее, либо совсем не говорить. Правда, это буржуазный предрассудок, но коммунисты его тоже признают. Возьмите, например, Ф. Лассаля[807]. Этот «социал-предатель» видел в всеобщем избирательном праве альфу и омегу диктатуры пролетариата. Однако ему не только поставили памятник, но при открытии последнего ни Луначарский, ни Зиновьев не упомянули об его слабостях и не только ни разу не назвали его ни «социал-мерзавцем», ни «лакеем буржуазии», но даже пролили о покойнике несколько теплых слез. Между тем, хотя на нас и возводят небылицы «как на мертвых», однако о нас продолжают говорить всякую пакость. Из этого я заключаю, что мы все-таки живы. Вообще, – закончил разговор Л. Мартов, – марксистская социал-демократия – народ очень живучий.
«Утро Москвы», 21 октября 1918, № 19