Письма из деревни — страница 119 из 122

Вообще в нашей Смоленской губернии, думаю, и в других соседних, применение фосфоритной муки представляет могущественное средство для поднятия хозяйств, в которых забота о навозе составляет главное, так как наши земли без удобрения ничего не дают. Замена навоза фосфоритом, – а что такая замена при известных условиях вполне возможна, доказывают мои опыты – сильно поднимает наши хозяйства и мы тогда уже не будем кланяться «степи», не будем есть плохую сыромолотную степную рожь: к нам идет из «степи» самый плохой хлеб, которого нельзя сбыть ни немцу, ни в Москву, никуда, где нет такой нужды, как у нас.

Не распространяясь далеко, возьму только наш Дорогобужский уезд. По сведениям Дорогобужской уездной земской управы, на 1883 год всей обложенной земли в уезде – 324 904 десятины. Из этого количества:

Земель 1-го разряда (заливных лугов)… 14 796 десятин, или 4,5 %.

Земель 2-го разряда (усадебной и о которой не доставлено сведений)…11 099 (3,4 %).

Земель 3-го разряда (пахотной и пустотных лугов)… 139 101 десятина (42,8 %).

Земель 4-го разряда (под лесом и кустарником)… 159 908 десятин

(49,2 %).

Из этих данных мы видим, какую ничтожную долю составляют в нашем уезде заливные луга – всего 472%, и это при таких почвах, которые требуют неустанного удобрения навозом. Понятное дело, при таком недостатке лугов, какой же может быть корм, какой скот, какой хлеб! При самом благоприятном урожае крестьянам не хватает хлеба на прокормление, и в конце зимы приходится уже прикупать. Хлеб из помещичьих хозяйств раскупается тут же крестьянами, и еще не хватает, так что ввозится много степного хлеба. При малейшем же неурожае, – а это бывает очень часто, – крестьяне начинают прикупать хлеб уже с рождества, и тогда масса детей идет в «кусочки».

Во втором разряде показаны земли усадебные и такие, о которых недоставало сведений; сюда отнесены 2494 десятины помещичьих земель, за которые владельцы должны платить по второму разряду. Это вроде штрафа за невнимание к делу, за недоставление сведений.

К третьему разряду отнесены пахотные земли и пустошные луга, причем неизвестно, сколько именно пахотной и сколько пустотных лугов.

К четвертому разряду отнесены земли под лесами и кустарниками, и эти земли составляют 49,2 %.

Таким образом, половина земли в уезде находится под лесом и кустарником, то есть вовсе остается некультивированной. Так как с проведением железной дороги леса сильно истребились и истребляются, огромные количества их в виде дров, досок, теса и т. п. ушли в Москву, то можно безошибочно сказать, что большая часть земель четвертого разряда состоит из кустарников, лесных посечищ, зарослей, выпустошенных лесов, из которых выбрано все, что есть хорошего. Самое поверхностное наблюдение при проезде по уезду показывает, что все это в действительности так и есть, что огромное количество земель, принадлежащих владельцам, находится «под кустарником». Все это стоит без разработки, потому что землевладельцы не имеют ни средств, ни охоты разрабатывать эти выпустошенные лесные земли. Только после перехода в крестьянские руки эти выпустошенные лесные земли могут быть разработаны сначала на ляда, потом на пустошные луга и, наконец, распаханы.

Если обратиться к рассмотрению земель, принадлежащих в том же уезде крестьянам, то увидим, что у них большая часть земель находится в культурном состоянии.

По сведениям земской управы, в нашем уезде крестьянам принадлежит 139645 десятин, что составляет около 43 % всего количества земли в уезде. Из этого количества крестьянской земли:

Заливных лугов…7%

Усадебной…5%

Пахотной и пустотных лугов…76%

Под лесом и кустарником…….12%

Заливные луга составляют лишь небольшой процент, и если бы они были распределены равномерно, то получаемого с них количества сена только что хватило бы для удобрения огородов, конопляников и поддворных ячных нив.

Главную массу крестьянских земель составляют земли второго разряда (пахотные земли и пустотные луга) – 76 %. Но так как у крестьян в наделах очень мало пустотных лугов, то большая часть земли из этих 76 % находится под хлебами. И чем же удобрять эти земли? Конечно, сена с заливных лугов не хватит. Недостающее количество сена дополняется тем, что крестьяне нанимают у владельцев покосы или за деньги, или за работы, или, наконец, убирают с части. Поэтому у нас выкашивают все луга; даже самые плохие луга, состоящие сплошь из белоуса, не остаются нескошенными. Сеном, получаемым с владельческих лугов, крестьяне восполняют отчасти недостаток сена с наделов. Но и при всем том количестве сена, накопляемого крестьянами, очень недостаточно и его хватает лишь для овец, телят и лошадей, да и то только в урожайный год.

Некультивированных земель у крестьян очень мало, и количество их ежегодно уменьшается, потому что при первой возможности крестьяне разрабатывают свои кустарники.

Совершенно иное отношение в распределении угодий у землевладельцев. Здесь главная масса земель находится в некультурном состоянии – 761/2% и лишь незначительная часть под пашней и пустотными лугами – 181/2%. Эти отношения хорошо видны из следующей таблички:

Из этого видно, что у нас хозяйство ведется главным образом крестьянами. Владельцы же оставляют большую часть земель пустовать. С переходом этих пустопорожних земель к крестьянам, при содействии банка, земли эти будут разработаны и приведены в культурное состояние.

Четвертая из смежных со мной деревень, деревня О., приняв в товарищи несколько человек из других деревень, купила при содействии банка целый хутор. А и деревенька эта небольшая, и земли у нее немного. Но народ бойкий, трудолюбивый, зажиточный. Еще прежде эта деревенька купила дешево небольшую выпустошенную лесную землю в некотором расстоянии от деревни и разделала ее на покос. Теперь же, как только открылось у нас отделение крестьянского банка, деревня О., первая в нашем округе, купила, при содействии его, землю да еще целый господский хутор. А еще в этой деревне есть кабак, то есть не кабак, – я все забываю, что теперь в России нет кабаков, – а винная лавочка, такая лавочка, в которой продают водку в запечатанной посуде и пить ее тут не позволяют, так что купивший водку должен унести ее из лавочки и распивать в особой избе, специально для того предназначенной. Как называется эта изба – не знаю; мужики называют, по-старому, кабаком все это учреждение, то есть лавочку и избу, где распивают. Мужики уверяют, что все это так устроено для удобства кабатчиков, чтобы их не беспокоили пьяные. Прежде водку пили в самом кабаке – ну, разумеется, для кабатчика беспокойство. Выпьют, шумят, галдят, сквернословят, песни поют, ссорятся, задерутся еще, а там кто и до бесчувствия напьется – убирай его; еще иной обопьется. Мне много раз приходилось слышать жалобы от кабатчиков на это беспокойство: «напьют на рубль, а насквернословят на десять; тут дочь – девица образованная, в училище училась, неприятно!». Большое беспокойство для самого кабатчика и в особенности для m-me кабатчицы. А у нас, сколько я заметил, главную роль в кабаках играют m-mes кабатчицы, потому что большая часть мужчин кабатчиков-мужей – сами пьяницы, которые вечно находятся в подпитии, сидит у бочки – ну, и наспиртуется. Кабатчицы же не пьют и всем делом правят. Конечно, большое спокойствие – ни шуму, ни ругани, чинно, благородно. Возьми водку в запечатанной посуде – меньше полбутылки не отпускают – и пей, где хочешь. Летом, конечно, можно пить и на улице, но зимой это не совсем удобно. Водка теперь везде крепкая, в 40°, – прежде у нас везде была водка слабая, 27–30°, дешевая, 3 рубля 40 копеек за ведро, – лавочка не отапливается, и водка имеет почти ту же температуру, как наружный воздух, так что зимой, если внести водку в комнату, то бутылка покрывается инеем. И вот такую-то холодную в 15°, а может и 20°R водку да еще крепкую, да еще не менее полбутылки, нужно выпить на морозе. Тут в большой мороз и губы к стакану примерзнут. Специалисты говорят, впрочем, что холодная водка пьется легко, только горло пересыхает, почему зимой так много охрипших до совершенной невозможности говорить. Говорят, что выпитая крепкая 40° водка, да еще холодная действует не вдруг, но потом сразу разбирает сильно, так что если проездом остановиться, выпить на морозе одну-другую полбутылочку, то сначала ничего, а потом, как проедешь несколько верст, сильно разбирает, до бесчувствия – можно замерзнуть или обморозиться. Это все говорят. Как ни нападают на бесчеловечность кабатчиков, но все-таки же и они люди, и у них «Христос» есть: они очень хорошо поняли, что пить холодную водку на морозе, на улице невозможно, вредно, – из гуманности устроили везде около винных лавочек избы, где можно распивать купленную водку, где есть и крючок, чтобы откупорить бутылку, и стаканчики, и закуска. Можно посидеть, поговорить, выпить в прохладу, не спеша; мало – еще спросить; кто не любит крепкой водки – можно спросить дешевой, разбавленной водой.

Я сначала не верил, чтобы винные лавочки были учреждены для спокойствия кабатчиков – мужики всегда что-нибудь такое выдумают, – но потом, когда распространились слухи, что скоро будет введена казенная продажа водки, то и мне пришло в голову, что эти спокойные для кабатчиков винные лавочки, вероятно, учреждены для того, чтобы постепенно подготовлять народ к благочинию в кабаках. Понятно, что когда в кабаках будут сидеть казенные люди при форме, при каких-нибудь знаках, то шуметь там и сквернословить нельзя будет, без сомнения, тогда будут требовать, чтобы при входе в кабак снимали шапки, как теперь это требуется, например, в аптеках, даже не казенных учреждениях, а только привилегированных.

Так вот и кабак в деревне, а все-таки крестьяне не спились и купили целый хутор. Хутор, который купили они, принадлежал когда-то одному князю, хорошему хозяину, главное имение которого и резиденция находились верстах в 30 от этого хутора. Прежде на хуторе содержалось достаточно скота, сеялся клевер, и хлеб родился хороший. Пятнадцать лет тому назад я застал еще хорошее хозяйство на этом хуторе, хотя уже много полевой земли было запущено, и клевер перестали сеять. При хуторе было много хорошего березового леса. Затем, по смерти владельца, хутор был в аренде, но барин-арендатор сам в нем не жил, и хозяйство вел старос