трит, головой покивает: мол, думай, что хочешь, а я посмотрю. Так и живу под присмотром…
Риск, продленный в годах. Так бывает? В общем, я рискнула отдать Маше руководящую роль, а как еще узнать – чего она хочет. Я больше не играю в побегушки: не бегаю к двери с паническим вопросом – проснулась-не проснулась, не смотрю в щелку, затаив дыхание. Нет. Теперь, когда она хочет, чтоб я узнала, что она проснулась, она кричит: АБ! Тогда я жизнерадостно вхожу, причем сразу. А если она хочет попросыпаться подольше и одна, она помалкивает, а я жду заветного призыва. И спокойно занимаюсь собой. Что это получилось? Доверие? Уважение к ней? Получилось хорошо…
Я давно хотела написать о том, какое потрясение я пережила, когда посмотрела видеозаписи из Машиного детства. Меня поразила тяжесть ее состояния тогда… Замкнутость на своем болезненном мире, отсутствие своей воли, победа навязчивых состояний, смех и громкие слезы без всякой видимой причины; казалось, что Маша – игрушка в чьих-то злых руках, но главное – ощущение невозможности найти тот конец ниточки, за который потянешь и распутаешь этот кокон – ловушку, в который она попала… Я вспомнила, как я протирала до дыр свою душу чувством вины перед ней за свою беспомощность… Потом прошло немного времени, и мы стали по-другому воспринимать Машу и по-другому жить. Какие веселья устраивали, праздники выдумывали, шутили и были счастливыми. Сейчас я спрашиваю себя: Что это? От отчаяния? Уход от слова «беда», нежелание смотреть и видеть? Нет, ничего этого не приходило в голову тогда. Тогда мы как-то сумели почувствовать жизнь над бедой, отчаянием и страхом. Мы увидели простую вещь: Маша – одна из нас. Просто ей труднее. И ей надо по-дружески помочь эти трудности преодолеть.
И вот ей скоро 17. Какой путь! Даже мурашки бегают, какая Маша сейчас. Огромная личность. Со своей волей, желаниями, интересами, предпочтениями и протестами. У нее есть ритм жизни и интерес к жизни вокруг, с хорошей причиной смех, с хорошей причиной слезы, долгий проникновенный взгляд, будто листающий страницы твоей души, и всегда стремление поучаствовать в забаве или учении и быть центром любого пространства нашего общего мира.
Мне нравится в Маше полное отсутствие лени. Она всегда занята. И это не только плод моего внимания к ней, а она сама по себе такая, нельзя ей без дела.
Если же дела нет у нее, то это пустое пространство начинают заполнять физические недомогания и неприятности. Я много лет уже думаю не только о физиологической, но и о психологической основе ее судорожных приступов. И защита от них – именно в полном использовании как бы лишней рождающейся в ней энергии. Эта энергия не будет оседать мшистым покойным слоем, она найдет выход через приступ или активную жизнь.
Есть выбор. Всё как у всех.
Мне нравится у Маши настоящее протестное поведение. Вот нет сил заниматься музыкой, а мама настаивает. Как ей объяснить?.. Уж нос много раз потерт и вытерт кулаком, уже и челюсть выдвинулась, и звуки угрожающие выходят сквозь замок зубов, а маме надо музыку с Машей – и всё тут. Маша устраивает взрыв. Разбросаны музыкальные инструменты, порваны ноты, горячие слезы отчаяния. А мама, еще хорошо о себе думая в тот момент, пытается найти подходящую музыку, чтоб стабилизировать эмоциональный взрыв. Наивная. Не тут-то было.
Когда мама перестает настаивать на своем и Машу оставляет в покое, Маша сразу становится тихой и печальной. И вид у нее такой, будто она сожалеет о своем поведении или думает о несовершенстве человеческих отношений, как знать… В общем, в глубокой печали она засыпает.
У нас есть фотка, где я играю на ф-но, а Маша стоит рядом.
Левую ручку она положила мне на плечо, а правой играет в верхнем регистре. Я подумала о том, что вот и я раньше именно так любила стоять со своими учениками. Теперь времена и роли изменились. Теперь я сижу как ученик, а Маша стоит рядом как мой учитель… Хороший образ. И Маша на самом деле хороший учитель.
На даче летом кто-то из соседей подарил Маше перец величиной с ее предплечье. Маша схватила перец обеими руками и грызла его, как грызут гранит науки. Методично и не отвлекаясь. Вдруг кто-то из зрителей сказал: Маша все грызет без разбора. Маша никогда на глупости внимания не обращает, а маму заело. Мама отняла перец и положила его среди других несъедобных предметов на столе. Маше нужен был только перец. Она посмотрела с удивлением – зачем отняла? – и продолжила поедать это чудо садоогорода.
А сегодня она сама ела виноград, отрывая его от веточки обеими руками по очереди. Я придерживала ветку. Когда она наелась, отодвинула тарелку от себя и кивочками стала приглашать пообщаться.
Машка в эту субботу резко заболела. Бронхоспазм, свист, ни туда ни сюда. Мы с Наташкой подумали – что-то попало в дыхательное горло. Ведь вечером она была такая веселая, ходила по кухне, охотилась за картофельными очистками, смеялась, так хорошо поела – и вдруг в 11 вечера такое… Я с ней на руках в ванную, а водопровод сломался. Не потекло из душа, и из крана – только тонкой струйкой, влажный пар не получился. Пока Наташка грела кастрюлю и чайник – прошла будто целая вечность. Потом мы до двух сидели под колпаком с ногами в горячем тазу и дышали над чайником. А перед этим вид был такой критический, что Наташка сказала: мама, давай вызывать скорую, мы ее не спасем. Машка очень испугалась, и от страха спазм усилился.
Всю ночь просидели над паром, все размягчилось, стало легче. Машка заснула на 15 минут. Да, мы еще нагрели масло и обернули как бабушку под шаль, и картофелину сварили и разрезали пополам и приложили с двух сторон, как катализатор, и стопочки намазали йодом. тяжелая артиллерия. И с утра поползла температура до 39,2. Беда в том, что опять она не открывала рот и невозможно было дать ни капли. Так полтора дня. Конечно, я понимала, что нужно капельно тогда вводить жидкость и думала, что поедем в больницу. Не поехали.
Температуру я все же рискнула не снижать, она сама стала падать через день и каждый день на градус, и когда стало 37 – ударил приступ, которого давно не было, такой силы и долготы… А перед этим Маша уже и поела грушу, и попила 300 грамм воды. После приступа она меня не узнавала до утра, крутилась колбаской, взмахивала руками и ногами. В общем, была не в себе. А утром все стихло. Как ночь перед Рождеством, подумала я.
В субботу ночью она заболела, а в среду уже была нормальная температура… Я вышла на улицу. Там была такая милая сердцу грязь, я увидела ее и почувствовала счастье. Шла и думала словами Маяковского: а вы ноктюрн сыграть могли бы… Это я так тайно гордилась собой.
Сейчас она ест как троглодит и пьет как он же. Кашель пока не отпускает, но такой, остаточный, не страшный.
Маша, как же я благодарна Вам за массаж по Толкачеву и Аде Михайловне за эти масляные обертывания, за всё, что подсказали тогда. Мы справились и в этот раз, без больниц. А ведь если бы увидели ту картину, что была, врачи со скорой, мы бы точно были в больнице с анальгином плюс димедрол, и болели бы минимум 10 дней.
Марина
Здравствуйте, Маша! Я хочу послать Вам рассказ.
Он называется почему-то «Я – прекрасный садовник».
В то время как все вокруг переживают декабрьскую депрессию, Кроликов отрицает это понятие и более того, демонстрирует сверхвозможности человека. Во-первых, он решил не тратить времени на сон. Он решил это еще в конце октября. Заскучал, видно. Он спит 10 минут и вновь полон замыслов. Казалось бы, такая сверхактивность, любознательность, демонстрация физической силы – он не пропускает ни одной двери, хлопает ими так, что просыпаются все звери в доме, очень сильно хлопает, судя по звуковой волне у лифта – в общем, такая бурная бессонная жизнь должна бы спровоцировать реакцию на смену погоды, например в виде эпиприпадка. но все проходит мимо. И возникает ощущение, что такая необычайно активная жизненная позиция и есть способ защиты от неприятностей. Неужели Кроликов научился использовать свои излишки энергии в мирных целях?.. Он не спит, но, похоже, самореализуется. Долгий сон нарушает этот процесс, тормозит, вернее. Папа говорит: Кроликов мотает очередной срок… Срок мотает…
Мне не всегда так же весело, как ему. Более того, иногда все дожди неба скапливаются в глазах. Иногда я смотрю на Кролика под очередное брезжущее утро и думаю – ночь прошла как день, и утро похоже на вечер, все смешалось в доме Облонских, а ему нет дела до этих мелочей. Его буквально распирает от радости. Если посмотреть на нас со стороны, наверное, не будет скучно. Мы можем подолгу среди ночи стоять на четвереньках и бодаться, потом Кролику надоедает напряжение в шейном отделе, он почешется и встанет на коленки прямо, за волосы меня поднимет до своего уровня, и тогда начнется долгий процесс моделирования изображений: он будет морщить мне нос до тех пор, пока я ему не сморщу в ответ, он удовлетворительно кивнет и начнет качать пространство, как маятник, перемещая вес с одной коленки на другую, задумчиво и глядя мимо меня на что-то свое. Мне, ограниченной в своих возможностях, его не догнать. Потом он вспомнит про меня и будет поднимать брови и улыбаться, кивать головой то влево, то вправо.
Потом он потрет нос и издаст звук усталости. Это значит – надо дать возможность достигнуть ему подушки, он развернется в ее сторону, достигнет, упадет и прикинется спящим. На 10 минут. Я не успеваю за ним прикинуться. У меня по расписанию 10 минут невроза. Ожидания. И вот, побыв в бутоне, он опять с новыми силами смотрит на садовника и кричит новый клич – ЕГЭ. Это его ЕГЭ по ночам – не хулиганство, а переживание. Он серьезен. Иногда даже тих. Я все спрашиваю: что тебе далось это ЕГЭ, все его знать не хотят. А я чувствую, ему нравится само звучание, да он еще интонирует то сюда, то туда, на все лады. ЕГЭ только в декабре появилось, а до этого было АБ. Однажды меня оставили силы. И мы с Кроликом разошлись по разным углам. Я легла и решила – буду спать несмотря на АБ. Ведь так и обморок в гости позовет, не дай бог. Опять мне показалось, что нет у меня таких возможностей, как у него, ночи не ложиться и дни не дремать. Нет.