В этом же духе действовало и французское правительство в Габоне.
Первые поселения были основаны французами на южном низком берегу эстуария. Однако, по-видимому, место оказалось неудобным, и в 1843 г. на высоком северном берегу был заложен форт, а через несколько лет, в 1849 г., здесь были поселены снятые с невольничьего корабля «Элиза» 46 человек и создана «деревня свободы», ставшая впоследствии городом Либревиль. Этот «свободный Город», так же как и Фритаун в Сьерра-Леоне, стал позднее опорным пунктом колонизации Габона. Именно из Либревиля началось завоевание французами Западной Экваториальной Африки.
В изменившихся условиях прибрежные племена вынуждены были прекращать свои набеги на соседние племена — рабы уже не требовались — и переходить на роль торговых посредников между европейскими купцами и народами, жившими в глубине страны. К этому времени на берегах Гвинейского залива, в устьях рек по преимуществу, начинали создаваться торговые фактории.
Торговля велась поэтапно. Прибрежные племена были посредниками между белыми и племенами, жившими в глубине страны. Те в свою очередь не пропускали их дальше: складывалась как бы цепочка взаимных связей, которая нередко прерывалась из-за разных непредвиденных причин, что осложняло доставку на далекие расстояния. В Габоне не существовало еще достаточно развитых общественных отношений, позволявших снаряжать караваны, как это было в странах Западного Судана или в Восточной Африке.
Еще в 1874 г., т.е. всего лишь сто лет назад, в Бюллетене Парижского географического общества один из его членов-сотрудников, М. Гедд, писал, что географы не располагают почти никакими сведениями о Габоне.[152] На побережье обитают разнообразные племена, желающие вести торговлю с европейцами; они соперничают между собой, задерживают путешественников, пытающихся проникнуть в глубь страны, и сообщают заведомо ложные сведения. Попытки пройти на баржах, чтобы миновать их, не удались из-за множества водоскатов и отмелей.
Нельзя сказать, что французские власти были очень заинтересованы в освоении и изучении страны. После основания форта в эстуарии Габона прошло почти десять лет, пока лейтенант Мекэ установил, что источником его является река Комо, длиной всего лишь около 100 км. Наиболее значительные и широкоизвестные путешествия Дю Шайю в районе Рио Муни и прилегающих районах Габона велись им самостоятельно на его частные средства. Лишь в 1863 г. лейтенант Серваль совершил первое путешествие по реке Огове на французском военном корабле, а в следующем году его исследования продолжили Аллиго и Тушар. В 1867 г. лейтенант Эме, поднявшись по Огове, заключил договоры с «королями» различных племен — Мгумби и Ндумбале Ракенга и другими — и, получив их согласие на протекторат, тем самым открыл возможности для проникновения в глубь страны. Начавшаяся вскоре франко-прусская война прервала все начинания. Поражение 1870 г. вызвало желание правительственных кругов Франции вообще отказаться от каких бы то ни было попыток колонизации Габона, так как климатические условия были неблагоприятны, исследование страны сулило мало выгод в будущем, а стоило немалых затрат. По распоряжению французских властей были сокращены расходы на содержание постов в Габоне, и предполагалось полное прекращение всяких связей с Экваториальной Африкой. Этим воспользовались английские и немецкие торговые фирмы, фактории которых застали А. Марш и маркиз де Компьен. Поездка была организована на частные средства, однако именно их исследования положили начало научному изучению Габона, и Огове в частности. Оба путешественника, поднявшись вверх на 300 км, принуждены были остановиться при впадении в Огове реки Ивиндо и возвратиться назад.[153]
Их работы продолжил Саворньян де Бразза, итальянец по происхождению и фактический основатель колонии Габон, впоследствии — Французской Экваториальной Африки. Встретившись с Маршем и Компьенем и ознакомившись с результатами их изысканий, он решил добиться поставленной ими цели — проникнуть в центр Африки к великим озерам, которые, по рассказам местных жителей, находились где-то на востоке. Существование озер оказалось фантазией, но ему удалось после долгих странствий пройти до реки Алима, затем он основывает форт Франсвиль и на берегу Конго учреждает военный пост. Со временем этот пост разросся в селение, ставшее впоследствии крупным городом — ныне столицей Народной Республики Конго — Браззавилем. С 1886 г. Саворньян де Бразза — Генеральный комиссар Габона и Французского Конго, ставших колониальными владениями Франции.[154] Одно время Габон имел статус самостоятельной колонии, затем включался в состав Французской Экваториальной Африки, изменялись и его границы, в частности по договору с Германией в 1911 г. Нет необходимости излагать здесь историю всех реорганизаций, так как это не имеет прямого отношения к деятельности А. Швейцера в Ламбарене. Надо сказать лишь, что доктору Альберту Швейцеру, впервые попавшему в страну в 1913 г., довелось дожить до освобождения Габона от колониальной зависимости: 17 августа 1960 г. Габон стал независимым государством в пределах границ, установленных после Версальского мира в 1918 г.
В той части страны, где доктор Альберт Швейцер основал впоследствии свою больницу, во второй половине XIX в. действовали по преимуществу английские и немецкие торговые дома. Главными из них были ливерпульская компания Хаттон и Куксон и торговый дом Карла Вермана из Гамбурга. Кроме них было немало других, расположенных на берегу и на мысе Лопес, в Сетте Кама и Фернан Вазе, но они не имели большого значения. Представителем ливерпульской компании был Брюс Уокер, который обосновался сначала в Либревиле в 1859 г., а затем первым проник вверх по течению Огове, где во владениях вождя племени галуа Нкомбе около 1866 г. основал факторию. На месте этой фактории много лет спустя и была оборудована больница Альберта Швейцера.
Первоначально Уокер остановил свой выбор на местности, называемой Адолинанго, название которой в переводе означает «тот, кто наблюдает за племенами». Значение этого названия заключается как раз в том, что Нкомбе разрешал прибрежным племенам орунгу и нкоми доходить только до этого места и не давал им возможности подыматься дальше по реке и вести торговлю с племенами, живущими за пределами его владений.
Однако вскоре Уокер заметил, что избранное им место для фактории неудобно, так как песчаные отмели не дают возможности паровым судам его компании подходить к берегу во время сухого сезона. Тогда он перенес свои склады на островок посередине реки, находившийся во владениях другого «короля» — Реноке. Островок этот назывался Агума, т.е. «деревья», а теперь известен под именем Ламбарене. Местные жители объясняют происхождение этого названия следующим образом. Когда Нкомбе узнал, что Уокер хочет покинуть его владения, то будто бы сказал ему с насмешкой «ламбарени» — «ну, попробуй». Так было положено начало нынешнему городу Ламбарене.[155] В условиях Габона теперь — это относительно крупный центр, связанный с Либревилем и Браззавилем автотрассами и имеющий даже свой, хотя и небольшой, аэродром.
Вся деятельность доктора Альберта Швейцера связана с больницей. Он был всецело поглощен работой по устройству помещений, оборудованию их, уходом за своими пациентами, стремился облегчить их участь. При оказании врачебной помощи ему приходилось в первую очередь учитывать расовую принадлежность обращавшихся к нему больных: белые или черные. Именно этим объясняется то, что он постоянно называет местное население неграми, т.е. применяет чисто специальный научный термин, принятый в антропологии. В настоящее время в советской литературе местное коренное население Африканского материка обычно называют африканцами, считая, что название негр — обидно. Между тем это не совсем точно. Во-первых, среди коренного населения Африканского материка, то есть именно африканцев, различается несколько расовых типов. Весь север Африки населен народами индо-средиземноморской расы, к которой принадлежат и народы Южной Европы — представители белой расы. Затем среди населения, обитающего в тропической Африке южнее Сахары, различают два основных расовых типа — негрский и эфиопский. Сходные до некоторой степени по темной окраске кожи, они тем не менее различны во многих отношениях. Наконец, на юге материка аборигенное население — бушмены и готтентоты. Поэтому обобщить все коренное население Африки одним наименованием — африканцы — с точки зрения антропологии нельзя. А между тем для врачей различие в антропологическом типе, точнее расовой принадлежности, весьма существенно, так как каждая раса имеет свои унаследованные от далеких предков предрасположения к одним и иммунитет к другим заболеваниям. Так, европейцы страдают от различных видов тропических лихорадок, особенно желтой лихорадки, нередко кончающейся для них смертью, тогда как негры этим заболеваниям либо не подвержены, либо переносят их гораздо легче. Обо всем этом пишет сам Альберт Швейцер. Поэтому он, как врач, прежде всего привык называть чернокожее население Африки неграми, что и сохранено в переводе. Надо заметить, что сами африканцы, обитатели так называемой черной Африки, где был принят французский язык, не считают для себя обидными выражения «культура негров», «искусство негров» и т.д. Несколько иначе обстоит дело в англоязычных странах, бывших прежде колониями Англии, где вошли в употребление обидные прозвища вроде «ниггер» и слово «негр» приобрело оттенок уничижительности. Но Габон — страна, где был принят французский язык. Швейцер в это наименование никогда не вкладывал пренебрежительного значения, потому что смотрел на своих пациентов с точки зрения врача, а в антропологии термин «негрская раса» общепринят. Более того, он не только не считается уничижительным, но теперь нередко чернокожие африканцы гордятся своей принадлежностью к черной расе, отмечая этим порою свое превосходство над белыми. В частности, это сказалось на «теории негритюда», создатель и пропагандист которой не кто иной, как президент Республики Сенегал Леопольд Седар Сенгор. Его взгляды на «негритюд», призванный омолодить старую, погрязшую в индивидуализме и эгоизме культуру Западной Европы и Северной Америки, как раз исходят из сознаваемого черными