Они могли бы сесть в поезд на север, но станция в Ковентри все еще ремонтировалась после налетов неделю назад. И поэтому Мэри позвонила какому-то другу своего друга, который в свою очередь знал одного автовладельца, готового одолжить им машину.
Они договорились встретиться у станции метро «Тоттенхам-Корт-роуд» неподалеку от квартиры Мэри. Руби пришла ровно в девять часов, но ее коллега появилась только через полчаса – выехала из-за угла на маленьком бойком «Беби Остине».
Когда они вырвались из лабиринта лондонских улиц на главную дорогу, ведущую на север, Руби чуть не выворачивало наизнанку. Мэри не только неслась с сумасшедшей скоростью и с помощью клаксона общалась с другими водителями, она еще и курила одну сигарету за другой, объясняя это тем, что всегда нервничает за рулем.
– Нет, тебе непременно нужно научиться водить машину, – заметила Мэри. – Для женщины это важно. Дает тебе свободу.
– Я с тобой согласна, но в Нью-Йорке никто не ездит, кроме таксистов. Мне казалось, что учиться водить не имеет никакого смысла.
А еще она не могла себе представить обстоятельства, в которых сможет себе позволить купить такую дорогущую вещь, как машина, но этот вопрос сегодня не подлежал обсуждению.
– И тебе никогда не хотелось уехать за город? Подышать свежим воздухом? – спросила ее подруга, выдыхая облако удушающего дыма.
Руби опустила стекло на несколько дюймов, потом ответила:
– Для прогулок есть Центральный парк. Вот где много зелени и свежего воздуха. Но дело в другом. Ты ведь говорила, что тебе не нравится за городом. Поэтому ты и уехала из Шотландии.
– Жить мне там не нравится, но я не против приезжать туда время от времени.
Руби, впервые после того, как села в машину, посмотрела на свои наручные часы. На той скорости, с которой они едут, подумала она, до Ковентри они доберутся к полудню. Тогда у них останется время, чтобы посетить собор, вернее, то, что от него осталось, а потом побывать на первых массовых похоронах, организованных государством. В ночь на четырнадцатое было убито около пятисот человек, и сегодня, неделю спустя, среди развалин все еще находили тела убитых.
Потом они посетят службу, вернее, постоят на почтительном расстоянии, пытаясь ощутить настроение людей, не вторгаясь в их скорбь. На этом настоял Кач, который накричал на Найджела, когда заместитель главного редактора давал Руби задание поговорить с несколькими людьми на похоронах.
– Нет, нет и еще раз нет, ради всего святого – ты хочешь, чтобы она донимала людей, которые пришли похоронить своих близких? Ты в своем уме, Найджел? Нет! – Отмахнувшись от невнятных возражений Найджела, он сказал Руби: – Если кто-то захочет высказаться – выслушай, но ни к кому не подходи ни до, ни после похорон. Даже если все остальные журналисты будут опрашивать всех и каждого.
– Поняла.
– Фотографии собора и города в руинах – вот основа вашей статьи. Вот для чего вы туда едете. Через несколько месяцев, может быть, будет иметь смысл съездить туда снова, но сейчас – нет.
Вооруженная дорожными картами мистера Данливи, Руби в этой поездке на север взяла на себя роль штурмана, причем справлялась с ней легко, что было чудом, поскольку ехали они по незнакомой местности и без всяких дорожных знаков. А когда они подъехали к окраине Ковентри, ошибиться уже было невозможно: чем ближе они подъезжали, тем больше следов бомбежки попадалось им на глаза, и то, что им только предстояло увидеть, уже начинало давить на них тяжелым грузом.
По указанию Руби Мэри свернула с Лондонской дороги на древние средневековые улицы к югу от собора. По обе стороны улицы стояли выгоревшие стены магазинов и домов – безмолвные свидетели пожара, уничтожившего город. Но Мэри, проехав несколько ярдов по улице, остановила машину и выключила зажигание.
– Если поеду дальше, проколю покрышку, и одному богу известно, где я смогу найти замену. Отсюда мы пойдем на своих двоих.
Улица, и без того узкая, была завалена мусором и обломками, хотя кто-то проложил по центру нечто наподобие прохода. От большинства зданий, мимо которых они проходили, остались руины, лишь у немногих были выбиты только окна, и эти немногие здания казались одинокими деревьями на поле боя. Руби и Мэри продвигались вперед с черепашьей скоростью, и только дойдя до конца улицы, увидели полицейского на противоположном углу.
Руби, понимая, что, если его не удастся уговорить, то на сегодняшней работе придется поставить точку, решила его обаять. Она напустила на себя дружелюбный, но серьезный вид – за последние месяцы она хорошо освоила этот прием – и прошла последние несколько ярдов, разделявшие их.
– Доброе утро, констебль, – сказала она, надеясь, что с божьей помощью не перепутала его знаки различия. – Мы из журнала «Пикчер Уикли». – Она уже держала наготове свою пресс-карту, которую и протянула ему. – Если это не составит для вас большого труда, мы надеялись подойти к собору немного поближе. Но, конечно, только с вашего разрешения.
Он проверил ее пресс-карту, потом пресс-карту Мэри, хмуря все это время лоб.
– Ну, идемте со мной, – сказал он наконец. – Только осторожнее, под ноги смотрите.
Они пошли за ним по улице, продвигаясь тем медленнее, чем выше поднимались груды обломков. Руби поморщилась, когда что-то зацепило ее чулки и она услышала треск рвущейся материи, а потом еще раз. Она опустила глаза, увидела тонкую струйку крови у себя на ноге. Видимо, она порезалась о битое стекло.
– Вы из Лондона, да?
– Нет, я американка – думаю, по мне это очевидно. А Мэри вот шотландка, – печально ответила Руби, расстроенная из-за испорченных чулок. – Но мы теперь обе живем в Лондоне.
– Хм-м, – сказал констебль, а потом, когда они прошли еще несколько ярдов: – Наверно, и вам досталось.
– Ну, не так, как вам. Это ужасно. Вы были на службе на прошлой неделе?
– Нет. Вероятно, только по этой причине и жив остался. В участок, где я служу, попала бомба.
Уточнять он не стал, а она поняла, что уточняющих вопросов лучше не задавать.
– И когда началась бомбардировка?
– Около семи вечера. Зажигательные бомбы сыпались, как град. Собор загорелся около часа спустя. А уж как старались его погасить! Но какой у них был на это шанс? Свинец в крыше просто расплавился.
Труп собора – а как еще она могла назвать это? – возвышался перед ними. Они приблизились осторожно, не произнося ни слова, потому что руины, казалось, стали местом паломничества. Каменная кладка покрылась сажей, изящные оконные проемы перекосились или обрушились, витражи, изготовленные сотни лет назад, погибли. Это было надругательство чистой воды.
Они обошли собор по периметру, Мэри снимала фотографию за фотографией. Наконец они оказались в пространстве, затененном сохранившейся башней, где наружная стена огромной церкви обрушилась полностью.
– Туда я вас не могу впустить. У нас и так куча дел – не хватало еще вас двоих спасать, – мрачно сообщил им констебль.
– Конечно, – сказала Руби. – Мы посмотрим отсюда.
И она осталась на месте, смотрела и пыталась понять, что видят ее глаза. Собор остался без крыши и был полностью открыт небесам, потому что остатки его крыши обрушились, образовав гору обломков, и теперь все внутреннее убранство, все сокровища, которые находились в соборе, лежали в руинах. Она видела перед собой здание, которое простояло около семи веков, которое хранило в себе все, что воплощала собой их история.
– Несколько дней назад здесь побывал король, – тихо проговорил констебль. – Стоял на том самом месте, где теперь стоите вы. И на лице у него было такое же выражение, как сейчас у вас.
– Вы говорили с ним?
– Нет, его окружали мэр и всякие такие люди. Но он прошел рядом со мной, вот как вы сейчас. Никогда не думал, что своими глазами увижу короля.
Он кивнул, фиксируя свои слова в ее памяти.
– Дело в том, что… – начал он.
– Да?
– То, что случилось с собором, ужасно. Те, кто стоял здесь, смотрел на него, согласятся с этим. Но в ту ночь погибло пятьсот человек, а может, и больше, сотни потеряли свои дома. Кажется, все готовы говорить об одном только соборе. Но я бы сказал, что смерть всех этих людей еще хуже. Я что хочу сказать: церковь мы сможем восстановить. Но мертвого к жизни не вернешь, ведь верно?
– Я буду о них говорить. Я имею в виду, о людях. Я напишу о них в моей статье.
Он кивнул, с трудом проглотил слюну, а потом, отвернувшись, провел рукой по лицу.
– Нам нужно на похороны, – сказала Мэри мягким и необычно робким голосом. – Это на кладбище, мимо которого мы проходили на пути сюда?
– Да, на Лондон-роуд. Назад по тому пути, которым вы пришли.
– Могу я узнать ваше имя? – спросила Руби констебля.
– Джон Стивенс.
– А могу я процитировать ваши слова, констебль Стивенс? Ваши слова о людях, которые погибли, – об этом. Все, что мы публикуем, должно получать одобрение в Министерстве информации, – добавила она, чувствуя его неуверенность.
– Ну, ладно тогда, – сказал он после долгой паузы. – Я это сказал. Зачем же теперь отказываться?
Они поблагодарили его, пожали ему руку, и на пути к машине Руби снова и снова повторяла про себя его слова – не хотела забыть или как-то переиначить. Как только они сели в машину и Мэри развернулась, чтобы ехать на кладбище, Руби вытащила свой блокнот и записала слова полицейского. Фотографии Мэри станут хребтом статьи, а слова констебля – ее живым сердцем.
Найти место похорон не составляло труда – они просто следовали за потоком людей в черном, идущих вдоль дороги. Мэри припарковала машину прямо за воротами кладбища, встав в один ряд с десятком других машин, остальную часть пути к месту похорон они прошли пешком.
Увидев камеру в руках Мэри, один из полицейских направил их на площадку, где собрались другие журналисты. Некоторых Руби знала в лицо – встречала их на брифингах Министерства информации. Они кивнули друг другу, но не стали вступать в разговор.