Из дальней части дома раздался голос в ответ:
– Приииивет! Иду!
Коридор, в котором они стояли, был ярким и просторным, суровость черно-белого мраморного пола смягчал длинный и довольно поношенный восточный ковер. Слева находилась гостиная, ее высокие, довольно пыльные окна были заклеены лентами и занавешены бархатными шторами темно-зеленого цвета. В комнате не было ничего нового или сколько-нибудь модного, а на обивке мебели кое-где виднелись следы нераздельного и ревностного внимания кота.
Над каминной полкой между двумя замысловатыми резными масками висел портрет, который привлек внимание Руби. На нем была изображена молодая женщина, обнаженная, если не считать стратегически расположенной кашемировой шали. Золотые волосы женщины доходили ей до бедер, а на ее красивом лице застыло озорное и загадочное выражение.
– Это моя тетушка Ванесса, – сказал Беннетт. – Хотя на самом деле она мне не тетушка. На самом деле она моя крестная. Этот портрет нарисован, когда она еще играла.
– Она была актрисой?
– Да. Ванесса Тремейн. Ее муж – сэр Николас Тремейн.
Руби с удивлением посмотрела на него.
– Я слышала про него. Он в том старом фильме играл короля Ричарда.
– «Зима тревоги нашей», да. Здесь он был больше известен своими театральными работами. Ванесса ушла из театра после рождения Виолы.
– Вы когда-нибудь видели ее на сцене?
– К сожалению, нет. Я слышал, что она была незабываемой леди Макбет. А дядюшку Ника я видел в…
– Беннетт! Мой давно потерянный Беннетт!
К ним, раскинув руки для объятия, приближалась постаревшая женщина с портрета. В стянутых в неаккуратный пучок волосах Ванессы Тремейн серебрились седые пряди, а юбка и блузка на ней были одного возраста с Руби, однако ее красота ничуть не потускнела. Она расцвела ослепительной улыбкой, предназначавшейся им обоим.
– Беннетт, мой дорогой, и вы, новый друг. Добро пожаловать!
Руби оказалась в объятиях, пахнущих розовой водой, ее поцеловали в обе щеки, а потом отпустили – теперь Ванесса проделала то же самое с Беннеттом.
– Я все расскажу через минуту, но сначала представлю вас, – сказал он. – Мисс Руби Саттон, это моя крестная, леди Тремейн.
– Ой, фу… не надо этих глупостей, – возразила упомянутая леди. – Титул я получила как жена моего дорогого Ника, который получил рыцарское звание. Я им пользуюсь только в том случае, когда мне требуется заказать столик у «Куайино». Называйте меня Ванесса.
– Мы простояли на ногах всю ночь – попали под бомбежку, – стал рассказывать Беннетт, – и укрылись в метро у собора Святого Павла.
– У собора? Он уцелел? – озабоченно спросила Ванесса.
– Купол сегодня утром был на месте. Может быть, ущерб какой-то они и нанесли, но собор относительно цел.
– Ну, слава богу.
– А вот отель, в котором остановилась Руби – «Манчестер», – разбомбили. Почти половина выгорела, включая и то крыло, где был ее номер. Она потеряла все.
Слышать свою историю, рассказанную вот так, без прикрас, было нелегко, и предательская слеза покатилась по щеке Руби, прежде чем она успела ее сморгнуть.
– Ах, бедная, бедная девочка. Подойдите ко мне, бедняжка, – промурлыкала Ванесса и еще раз заключила ее в объятия, достаточно свободные, чтобы они обе могли бок о бок пройти по коридору. – Устраивайтесь поудобнее. Ах вы, бедняжка.
Ванесса провела Руби по коридору мимо второй гостиной, столовой, наконец по короткому лестничному пролету в оранжерею, похожую на роскошную теплицу, где стоял теплый и влажный воздух и замечательный запах. Над их головами высилось большое тропическое растение, а внизу повсюду были расставлены горшки с геранями, фиалками и папоротниками.
– Присаживайтесь, – сказала Ванесса, подталкивая Руби к белому плетеному креслу с пухлыми подушками в ситцевых наволочках. – Беннетт, будь добр, сбегай вниз за Джесси. Нам понадобится чай с пирожными.
Руби почувствовала мягкое прикосновение к ноге, опустила глаза и увидела взъерошенного полосатого кота, который смотрел на нее.
– Мяу, – сказал кот и запрыгнул к ней на колени.
– Перси, ах ты, негодник. Сейчас я его возьму…
– Нет-нет, я не против. Честно. Я люблю котов.
– Вы ему явно понравились. Обычно он не очень дружелюбный.
– Я вижу, вы уже подружились, – сказал Беннетт, садясь в кресло рядом с ней и кивая на кота. – Перси с кем ни попадя водиться не станет.
– Ты нашел Джесси? – спросила Ванесса.
– Да, чай уже в пути. Так вот… я подумал, не могла бы ты принять Руби на несколько дней? Может быть, понадобится какое-то время, чтобы подыскать ей жилье.
Ванесса с такой силой замотала головой, что пряди волос выбились из пучка и образовали серебристый нимб вокруг ее головы.
– Несколько дней? Нет, так дело не пойдет. Почему, черт возьми, она не может вообще поселиться у меня?
– Ой, что вы, я бы не смогла… – начала Руби, но Ванесса была неустрашима.
– Прекрасно сможете. Сейчас в доме только мы с Джесси, он слишком велик для нас двоих. Давайте, говорите, что остаетесь.
Ответить Руби помешала крепко сложенная седоволосая женщина лет шестидесяти с небольшим, которая принесла чай.
– Вот ваш чай и пирожные, леди Ти.
– Спасибо. Джесси, это Руби Саттон. Ее дом разбомбили этой ночью, теперь она будет жить у нас.
– Сочувствую вам, мисс Саттон. Обещаю, мы будем о вас хорошо заботиться.
– Я подумала, мы поместим ее в старой комнате Вай. Там кровать застелена?
– Да, но я, пожалуй, обновлю простыни. Через минуту будет готово.
Руби дождалась, когда Джесси уйдет, и продолжила свои возражения:
– Но я не сказала «да». Не хочу показаться невежливой, и вы были так добры ко мне, но ведь вы меня не знаете. Как вы можете быть уверенной, что вы хотите меня здесь видеть?
Последний вопрос будто бы озадачил Ванессу.
– Не понимаю. Почему это мы не захотим вас видеть? Вы подруга Беннетта, верно?
– Да, но…
– А Беннетт мой любимый крестник…
– Твой единственный крестник, – вставил он.
– Мой любимый крестник, – продолжала Ванесса, – и его друзья – мои друзья. Так что все очень просто.
На этом, явно считая, что всякие дальнейшие обсуждения закрыты, Ванесса налила чай в чашку, разбавила его молоком, добавила сахар, протянула Руби:
– Ну-ка. Пейте.
Руби не отважилась отказаться и в несколько глотков выпила всю чашку. Вкус был все такой же ужасный, но она почувствовала, как тепло распространилось по всему ее телу до самых пальцев ног.
– Вы только представьте, как будет здорово узнать друг друга поближе, – настаивала Ванесса. – Нет, вы все же скажите, что остаетесь. Я буду так счастлива, если вы останетесь.
– А как насчет платы? В отеле я платила…
– Ла-ла-ла – мы это уладим позднее. Я не сомневаюсь, вы мне скажете, какая плата будет справедливой.
Руби посмотрела на Беннетта, который даже не пытался скрыть, что ее затруднительная ситуация доставляет ему удовольствие, потом снова на Ванессу. Они загнали ее в угол, потому что вежливого способа отказаться у нее не осталось, и они это знали. Ну и зачем ей тогда отказываться? Она попала в кадку с маслом, и ей хватало ума понимать это.
– Ну что ж, я остаюсь, – сдалась она. – Огромное вам спасибо.
– А я, пожалуй, пойду, – сказал Беннетт. – Нужно посмотреть, как там моя квартира. И хочу убедиться, что с дядюшкой Гарри все в порядке.
– А мне показалось, он на Рождество собирается остаться в Эденбридже, – сказала Ванесса.
– Не в этом году. Сказал, ему там одиноко. Я понятия не имею, где он провел Рождество, – меня и в Лондоне-то не было.
– А как с моей работой? – спросила Руби, вдруг вспомнив. Все это время она сидела в уютной, комфортной обстановке, попивала чай и улаживала свои жизненные проблемы, а ее коллеги, возможно, стояли на улице и смотрели на руины, может быть, даже своей карьеры. – Я должна побывать там и посмотреть, как у них дела.
– Оставайтесь здесь, – велел Беннетт. – Я загляну туда, и если там никого нет, позвоню Качу. – Он допил чай, встал, его движения были медленными, чуть ли не мучительными. Он, вероятно, очень устал.
– Ты к обеду вернешься? – спросила Ванесса. – Девочки будут – они обе работали прошлым вечером по какой-то странной причине, так что на этой неделе воскресный обед переносится на понедельник.
– Хорошо, – сказал он. – Только если я буду задерживаться, начинайте без меня.
Он наклонился, чтобы на прощание поцеловать крестную, а потом исчез, одарив Руби утешительной улыбкой.
Руби допила чай под урчание Перси, лежавшего у нее на коленях – кот терся о ее пальцы, когда она чесала у него за ушком. Ей было так хорошо сидеть здесь, в тепле и комфорте оранжереи, и ничего не делать. Ни о чем не думать.
– Беннетт не сказал, откуда у него синяк под глазом? – спросила Ванесса, деловито обрывая увядшие цветы с ближайшей к ней герани.
– Он сказал, что ехал на мотоцикле и налетел на ветку.
– Ужас какой. Понять не могу, зачем он так рискует. – Она сорвала последние увядшие лепестки и спросила у Руби: – Хотите посмотреть вашу комнату?
– Да, пожалуйста. – Ей не хотелось тревожить кота, поэтому она осторожно подняла его и переложила на кресло. Он сделал разворот, улегся среди подушек и сразу же уснул.
Ванесса повела ее на третий этаж, по длинному коридору к открытой двери. Они вошли в комнату с огромным, ярким и, к радости Руби, выходившим в сад окном. Комната была такой же очаровательно старомодной, как и весь дом, обклеенной обоями с рисунком в виде розовых бутонов и переплетенных лоз. Здесь стоял высокий комод, письменный стол с деревянным стулом и низкое, мягкое кресло перед камином. Но главным предметом мебели в комнате была высокая медная кровать, обложенная подушками, стегаными и простыми одеялами. А ширина кровати вполне позволила бы Руби лечь под углом, и лежачее место еще осталось бы. Она даже подумала, а не сделать ли ей это прямо сейчас.
– У вас собственная ванная вот здесь, – сказала Ванесса, открывая дверь и демонстрируя Руби великолепную комнату, выложенную белой плиткой. – Хотя мы и экономим на топливе, но я настаиваю, чтобы вы набрали полную ванну такой горячей воды, какую можете вытерпеть. В определенные времена, моя дорогая, мораль побеждает экономность. И сегодня именно такое время.