Последним шел сам Беннетт. Он на миг встретился взглядом с Руби, но на большее времени не хватило, и она не смогла распознать, что скрывается за старательно нейтральным выражением его лица.
– Доброе утро, – начал мистер Беннетт. – Как вы все знаете, наш дорогой Кач после смерти мисс Бьюканен стал сам не свой. Признаюсь, я не знал, как отвратительно он себя чувствует, пока не заехал к нему на уик-энд. Меня увиденное настолько огорчило, что я позвонил капитану Беннетту, который не только мой племянник, но еще и старейший и ближайший друг Кача. Капитан Беннетт немедленно вернулся в Лондон, и нам вдвоем удалось убедить вашего главреда взять короткий отпуск. – Мистер Беннетт помолчал, давая им всем возможность осмыслить суть услышанного. – Кач отправляется со мной в Эденбридж и останется там, пока не придет в себя настолько, что сможет вернуться к работе.
– А что будет с «ПУ»? – спросил Питер, воплощая их озабоченность в слова. – С нами?
Настала очередь Найджела.
– Мистер Беннетт попросил меня возглавить редакцию до возвращения Кача. Он выразил надежду, что ничто не изменится, и я ему пообещал, что мы будем работать так же, как раньше.
– Боюсь, что мы должны попросить большинство из вас взять на себя несколько больше работы, – добавил мистер Беннетт. – Кач уже некоторое время пытался нанять еще людей, но Министерство труда в этом отношении продемонстрировало удивительную неконструктивность.
Он посмотрел на Руби, его яркие голубые глаза легко уловили и удержали ее взгляд.
– Мы надеемся, мисс Саттон, что вы согласитесь взять на себя роль временно исполняющего обязанности заместителя главного редактора. Кач категорически настаивал на этом.
Если бы в этот момент по комнате пролетела пресловутая муха, Руби определенно услышала бы ее.
– Я? Он хочет, чтобы я взяла это на себя?
– Да.
Мысль о том, что на эту роль выбрана именно она, а не Питер или Нелл, была настолько невероятной и неожиданной, что она просто смотрела на людей, сидевших за столом, пытаясь подобрать хоть какие-то слова, чтобы описать свои чувства. Беннетт кивнул, и его спокойная уверенность придала ей сил. Мистера Беннетта – дядю Гарри – казалось, тоже устраивает такое развитие событий.
Но лицо Питера выглядело бледным и осунувшимся, и когда она попыталась поймать его взгляд, виновато улыбнуться, он нахмурился и отвел глаза. Ухмылка, исказившая зловеще красивые черты Найджела, тоже не улучшила ей настроения, и она в этот момент вспомнила свой разговор с Мэри в поезде на пути из Лондона в Брайтон в первые дни ее работы в журнале. Мэри говорила ей, что Найджел и Питер не замедлят прибегнуть к грязным приемам, если она перейдет им дорогу. Теперь ей в первую очередь нужно остерегаться Найджела.
А потом ей в голову пришла еще более тревожная мысль. Может быть, Кач ничуть на этом не настаивал. Может быть, это дело рук Беннетта – он таким образом демонстрирует ей свое расположение.
Но если даже и так? Что она может сделать, кроме как согласиться?
– Спасибо, – сказала она, глядя на одного только дядю Гарри. – Для меня это большая честь. Обещаю, что буду стараться изо всех сил.
– И большего мы у вас и просить не можем, моя дорогая, – сказал он. – Что касается меня, то я абсолютно уверен, что вам эта работа вполне по силам.
Найджел откашлялся и принялся демонстративно перебирать бумаги, лежавшие перед ним на столе.
– Если вы не возражаете, мистер Беннетт, у нас еще не готов номер этой недели. Давайте сейчас все сосредоточимся на этой работе, а торжественные речи отложим до лучших дней. Если кому-то надо поговорить со мной, я у себя в кабинете.
Теперь заговорил Беннетт, в первый раз в этот день обращаясь напрямую к Руби.
– Мы договорились, что вы на время отсутствия Кача можете занять его кабинет. А пока не могли бы вы поговорить со мной?
Она кивнула, взяла сумочку и блокнот и побрела за ним по коридору в кабинет Кача. Кабинет выглядел так, будто по нему несколько минут назад прошел ураган сокрушительной силы. Похоже, подумала Руби, ей придется немало потрудиться, чтобы расчистить пространство для работы.
Беннетт закрыл дверь и повернулся к Руби:
– Ну, говорите. Я видел, как колеса крутятся у вас в голове.
– Вы видели лицо Питера? Он просто не мог в это поверить. И если уж на то пошло, то и я тоже.
– У вас получится лучше, чем у него, Руби. Тут и говорить не о чем – именно поэтому вам и сделали такое предложение. Даже Найджел, когда мы на него надавили, вынужден был признать, что ваши способности намного превосходят возможности Питера.
– Значит, это не вы позаботились о друге?
– Ни в коем случае, – заверил он ее. – Этот журнал слишком важен для Кача, чтобы доверять руководство им человеку, который не понимает, что он – или она – делает. Более уместен вопрос не о том, заслуживаете ли вы эту работу, поскольку мы оба знаем, что заслуживаете, а хотите ли вы этим заниматься.
– Очень хочу.
Она и в самом деле хотела, очень хотела. Хотя и понимала, что работа ей предстоит нелегкая, не в последнюю очередь из-за личности ее непосредственного начальника, и кроме того, ей становилось нехорошо при одной только мысли о том, какие обстоятельства положили эту удачу к ее двери…
– Ну? – сказал Беннетт. – Так что вас беспокоит?
– Прежде всего Найджел. Вы видели выражение его лица.
– Это было выражение лица человека, которому только что сказали, что его жалкий прихвостень не станет его заместителем. Он это переживет, – пообещал Беннетт. – А если нет, то ему придется иметь дело со мной. И с Качем тоже, когда Кач поправится.
На лице Беннетта появилось такое выражение, что Руби едва не посочувствовала Найджелу.
Но его следующие слова сильно истощили ее и без того жалкие запасы уверенности.
– Но должен вас предупредить, что Найджел согласился занять пост главреда при одном условии: мы с Гарри стоим в стороне. Мы не вмешиваемся в редакторскую составляющую его работы.
– Ой, – сказала она, жалея, что не нашла ничего более достойного для этой ситуации, чем жалкое, из одного слога, междометие.
– Поскольку его уход привел бы к вынужденному закрытию лавочки, мы решили, что нам следует согласиться. Меня это совсем не радует, но я не вижу альтернативы. Он потащит журнал вправо – в этом можно не сомневаться.
– Я знаю. Он на летучках всегда недоволен, что Кач слишком либерален в своем подходе к статьям.
– Да. Не хочу, чтобы «ПУ» стал рупором консерватизма в том виде, как его понимает Найджел, – «ни шагу назад», «старая гвардия». Но долго это не продлится. По крайней мере, я на это надеюсь.
– А Кач – как он? Сумеет восстановиться?
– Надеюсь. Я должен верить, что он восстановится. Гарри будет за ним приглядывать, а Кач всегда любил дом в Эденбридже. Ему просто нужно какое-то время, чтобы прийти в себя. Он вернется. Я уверен.
– Хорошо. Это должно… в общем, так будет легче. По крайней мере, так мне кажется.
– Если вы почувствуете, что Найджел собирается опубликовать что-то такое, что может разрушить все созданное здесь Качем, вы должны сразу же дать мне знать. Вот мой рабочий телефон, если понадобится.
Беннетт сунул ей в руку визитку.
– Непременно.
– Если меня не будет на месте, оставьте сообщение у кого-нибудь из секретарей, и я перезвоню вам, как только будет возможность.
– Спасибо. Спасибо, что позаботились о Каче, и за…
– Не за что. А теперь, к сожалению, мне нужно уходить – извините, но с этим поделать ничего нельзя. А вам тоже пора приниматься за работу.
Он поцеловал ее в щеку – так мимолетно, что она почти не почувствовала прикосновения, вышел из кабинета и исчез, она даже моргнуть не успела.
Его визитка в ее руке вернула Руби с небес на землю. Она принялась с любопытством разглядывать карточку.
Капитан Ч. С. Беннетт
Межведомственное исследовательское бюро
Уэлбек 1966
Ничего, что пролило бы свет на его работу, но она и не ожидала, что обнаружит его тайну на прямоугольнике твердой бумаги. Она сунула визитку в сумочку, вернулась за свой стол в общем кабинете и приступила к работе.
Правление Найджела началось точно так, как она и предполагала, и хуже, чем надеялись дядюшка Гарри и Беннетт. Статьи, которые казались Найджелу слишком «мягкими», отправлялись в долгий ящик, включая и статью о женщинах-пилотах во Вспомогательном подразделении транспортной авиации, над которой Руби работала несколько недель. Он принес месячную колонку по военным делам, написанную секретарем по связям с прессой Военного министерства, и, кроме того, вернул страничку писем, не приняв во внимание возражения Руби – а она говорила, что журнальное пространство можно использовать лучше.
Хуже всего, что он не принял ни одного ее предложения и ограничил ее поле деятельности женской страничкой, которую учредил в конце журнала. Что же касается ее редакционной работы, то любые существенные исправления, которые она вносила в статьи Питера или в работы все более и более консервативных авторов, заполонивших страницы журнала, с ходу отвергались.
– Теперь, когда объем журнала сократился до шестнадцати страниц, – говорил он на летучках, – у нас просто нет места для той легковесной ерунды, которую любил Кач.
– А в какую категорию попадает «женская страничка»? – спросила Руби в первый раз, когда они разговаривали на эту тему. – Я предполагала, вы сочтете ее слишком маловажной для нашего нового серьезного журнала.
– Мы ее оставили в чисто рекламных целях, не больше. Больше всего мне бы хотелось убрать ее на время, но тогда что будете делать вы с Нелл?
В особенности недоброжелателен он был по отношению к Нелл, которая все чаще и чаще говорила, что собирается уволиться:
– Меня удерживают только опасения, что на новом месте будет не лучше. Если я уволюсь, Министерство труда наверняка отправит меня туда, где будет еще хуже. Шить парашюты, скорее всего, или наполнять взрывчаткой снаряды.