Майор Юинг тихонько переговаривался с другим хирургом. Разговаривая, они осторожно прикасались к ране металлическим инструментом, похожим на пинцет.
– Вы хорошо видите внутреннее поле раны? – спросил майор Юинг.
– Да, спасибо, – ответила Руби. «Даже слишком хорошо», – подумала она.
– Я предполагаю, что виновником этой раны с учетом ее размера и неправильной формы был осколок снаряда. Видите, как раздроблена малая берцовая кость. И большая тоже, хотя на ней переломы чище. Просто какой-то кошмар.
– А запах? – спросила Руби. – Это нормально?
– Это признак инфицирования. Вы когда-нибудь чувствовали запах испорченного мяса? Вот так же пахнет и человек, когда начинает гнить его плоть. И это проблема, очень серьезная проблема. А кроме того, мы наблюдаем местное снижение кровоснабжения – ишемию – видите, как посерела кожа, какая она холодная. Плохой знак. А еще… о господи. Еще одно осложнение. Рана явно гноилась гораздо дольше, чем мы предполагали. Вот, посмотрите сюда. Эти ребятки за одну ночь не вылупляются.
Он поднял хирургический инструмент, с помощью которого зондировал рану. Между кончиков ножек пинцета находилось что-то живое, маленькое и серо-белое, и оно чуть заметно двигалось.
– Черт побери, – пробормотал Дэн. – Это личинка?
– Да. Встречается довольно часто в ранах, которые не обрабатывались несколько дней. Я мог бы несколько часов работать с этой ногой без всякой надежды на ее спасение. Я думаю, оптимальный вариант в данном случае – ампутация.
Руби украдкой посмотрела на Дэна. Его загорелое лицо побледнело, по лбу ползли капельки пота. Он посмотрел на майора Юинга.
– Так вы ему отрежете ногу?
– Да. Оставаться вам не обязательно, но, если вы хотите посмотреть, как это происходит, вы увидите кое-что интересное. Мне нужно сохранить его колено, ведь от этого в огромной степени будет зависеть качество его будущей жизни. При наличии колена подогнать протез гораздо проще.
– Ясно, – сказала Руби. Лампы, освещавшие стол, давали сильный жар, запах стоял невыносимый, как бы старательно она ни вдыхала через рот и ни выдыхала через нос. Как это выдерживают доктора и сестры?
Она услышала слабый стон, за которым последовал удар тела об пол. Она повернулась и увидела, что Дэн лежит без сознания.
– Майор Юинг?..
– Я сразу увидел, что он слабак. Он придет в себя через минуту-другую. А теперь расскажите мне, как вы жили в Англии. Я ведь до войны жил в Лондоне. Работал в больнице в Ист-Энде. От того, что я там видел, можно поседеть…
Руби сосредоточилась на разговоре с майором Юингом и, старательно глядя в точку над его плечом, не позволяя себе смотреть на операционный стол, сумела удержаться и не упасть в обморок, хотя и с большим трудом. Особенно тяжело пришлось, когда перемешанная масса костей и плоти мальчика была отрезана и унесена прочь, а на том месте, где прежде была нога, теперь возникла пустота; но она собрала в себе остатки воли и не опозорилась, упав, как Дэн.
– Так. Я думаю, мы почти закончили, – объявил наконец майор Юинг. – Мы оставим рану открытой на несколько дней – так легче наблюдать за инфекцией. Я иду в столовую на ленч. Хотите присоединиться ко мне? Мисс Саттон? Мистер Госсадж?
Франк покачал головой, вид у него тоже был неважный.
– Спасибо за приглашение, но я хочу полежать немного.
– Мисс Саттон?
– Я с радостью присоединюсь к вам. Хотя не думаю, что мне что-то полезет в рот.
Как только они вышли из операционной палатки, оставили позади эту вонь и изнуряющую духоту, Руби стало лучше, но не настолько, чтобы начать с аппетитом поглощать пищу, как майор Юинг.
Он чем-то напоминал ей Беннетта, хотя волосы майора уже начали редеть и серебриться. Как и Беннетт, майор был слишком худ и выглядел так, будто толком не спал много лет. Она подозревала, что морщины усталости, бороздившие его лицо вокруг рта и глаз, не имели никакого отношения к возрасту. Она видела перед собой человека, который с июня постарел лет на десять.
– Вы не будете возражать, если я стану делать записи во время нашего разговора? И потом я все сверю с вами, прежде чем включить их в какую-нибудь из моих статей.
– Валяйте, – сказал он, безуспешно пытаясь подавить зевоту.
– Мне кажется, вы падаете с ног от усталости. Я не преувеличиваю?
– Вы преуменьшаете, – ответил он с едва заметной улыбкой. – За две недели во Франции через наш госпиталь прошло около трех тысяч раненых. Приблизительно девяти из десяти требовалась хирургическая операция. Времени на сон не оставалось. Я выпивал очередную чашку кофе и продолжал работать.
– А где размещался госпиталь после высадки?
– В Бутвилле. В шести милях от берега Юта-Бич[35]. Ужасное место. В конце июня непрерывно шел дождь. А потом, через пять минут после каждого дождя, налетали пылевые тучи, пыль покрывала все. А потом эти чертовы фруктовые сады. И никого, кто бы ухаживал за ними – яблоки повсюду начинали гнить. И мухи, бог мой, сколько мух. Неудивительно, если повсюду трупы людей и скота. – Он посмотрел на свою тарелку, оттолкнул ее. – Никогда не забуду тех мух.
– А после вашего переезда сюда – как оно было?
– В целом лучше. Хотя прошлая неделя выдалась тяжелой. И еще предыдущая, когда заканчивалась Фалезская операция. Я надеюсь, что эта передышка продлится еще немного. Мы все надеемся.
– И давно вы работаете врачом?
– Пятнадцать лет назад я окончил медицинский факультет. Некоторое время работал в Бостоне, делал там в одной большой больнице общие и торакальные операции. Потом мне пришло в голову, что я хочу посмотреть мир, и вот я несколько лет назад приехал в Лондон. История долгая, но так или иначе я оказался в лондонской больнице в Уайтчепеле. Слышали про такую?
– Слышала. Это отличная больница. Весь персонал следовало бы наградить за их работу во время Блица. Я только хочу понять… почему вы оказались там. Я знаю с полдюжины других больниц в Лондоне с гораздо более современным оборудованием и удобствами.
– Все верно, но я хотел работать с врачом, возглавлявшим отделение общей хирургии. Я читал его статьи в медицинских журналах и хотел у него поучиться.
– И удалось? Поучиться?
– О да. Он один из самых прекрасных людей, каких я знал. Он был полевым хирургом на фронте во время прошлой войны, и, хотя он редко вспоминал о тех днях, но говорил, что медицина с тех пор далеко ушла вперед отчасти благодаря тому, что он и другие хирурги многому научились во время войны.
– Как его звали?
– Роберт Фрейзер. Я часто его вспоминал, после того как оказался здесь. Думал о том, что он, вероятно, повидал, что делал, что вынес. И каждый день я думаю о том, как мне повезло, что такие доктора, как он, вымостили дорогу для таких докторов, как я[36].
Письма из Лондона
от мисс Руби Саттон
24 августа 1944 года
…Раненые солдаты, которых я видела в 128-м эвакогоспитале, настоящие мужчины – некоторые в силу возраста, но большинство в силу того, что они пережили и сделали за месяцы и годы, прошедшие с того времени, когда они оставили позади гражданскую жизнь. Некоторые так молоды, что у них еще пушок на щеках, и они краснеют, когда я говорю с ними. Но все они теперь мужчины, их юность украдена у них, и они будут сражаться и умирать, как мужчины, на этой чужой земле…
На следующий день за завтраком весь госпиталь гудел, получив новости из Парижа: сегодня утром войска свободной Франции и союзников вошли в город, не встретив сопротивления. День освобождения наконец-то настал.
Руби радовалась за парижан и была более чем взволнована перспективой прислать в журнал впечатления из освобожденной столицы, но ни она, ни Франк все еще не знали, как им добраться туда.
– Не знаю, что и делать, – пожаловалась она Глэдис. – Попросить джип у полковника Уайли я не могу, а выходить на дорогу и просить кого-нибудь подвезти как-то не хочется…
– Я тебя подвезу. – Дэн подошел и встал у нее за спиной. Это ужасно ее разозлило, и она поначалу даже не поняла, что он предлагает. – Тебе нужно добраться до Парижа, ведь так? – продолжал он.
– Конечно, нужно, да. Спасибо огромное.
– Ну, ты ведь помогла мне, когда я только приехал в Лондон, а потом еще раз недавно, а ведь могла лишить меня очков. Но ты этого не сделала. Поэтому я и предлагаю.
– Говоря «не так давно», ты имеешь в виду тот случай, когда грохнулся в операционной?
– Да, тот. Спасибо, что так напрямую и сказала. Мне сразу стало лучше.
– И когда ты собираешься отбыть? – спросила Руби. – Мы с Франком можем быть готовы через несколько минут.
– Мой джип с водителем прибывают сегодня вечером. Извини, но раньше не получится.
– Мы будем готовы. И спасибо еще раз, Дэн. За мной должок.
Как только он отошел так далеко, что уже не мог их услышать, Глэдис рассмеялась…
– Ну, он, конечно, только что искупил свои грехи. Хотя я все равно считаю, что он тот еще засранец.
– Может быть, – согласилась Руби. – Да пусть он будет он хоть самым большим придурком в мире, я не стану сетовать. Если он доставит меня в Париж.
– 29 –
Хотя выехали они, когда уже шел одиннадцатый час, Руби надеялась, что к полуночи они все же успеют добраться до Парижа. Даже если ехать южным маршрутом через Шартр в обход зоны недавних боев, дорога длиной в семьдесят с небольшим миль от Сенонша до окраин Парижа должна была занять максимум два часа.
Но она забыла о состоянии дорог, настолько изуродованных войной, что скорость более тридцати миль в час могла стать самоубийственной, а еще Руби не учитывала, что их водитель может заблудиться через несколько минут после того, как они покинут госпиталь.
В час ночи, когда они находились все еще милях в двадцати от города – в двадцати милях по ее приблизительной оценке, потому что в темноте она не могла толком разглядеть карту, которую ей дал мистер Данливи, – водитель заявил, что он слишком устал и не может вести машину дальше, и резко съехал на обочину.