безвыходное положение. Помоги мне советом, если можешь, и все-таки предусмотри то, насколько можешь. При таком смятении мне не о чем писать. Жду твоего письма.
CCCXIX. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VII, 22]
Формийская усадьба, вечером 8 или утром 9 февраля 49 г.
1. В Италии, вижу я, нет ни пяди, которая не была бы во власти того[2628]. О Помпее ничего не знаю и думаю, что он, если не удалится на корабль, будет захвачен. О невероятная быстрота! А со стороны этого нашего[2629] ..., но не могу осуждать без скорби того, за кого тревожусь и терзаюсь. Резни ты боишься не без оснований — не потому, чтобы что-либо в меньшей степени обеспечило Цезарю длительность победы и господства; но я вижу, по чьему совету[2630] он будет действовать. Сошло бы благополучно! Считаю, что следует уступить.
2. Что касается этих Оппиев[2631], то я нуждаюсь в совете. Ты сделаешь то, что тебе покажется наилучшим сделать. С Филотимом поговори, а до того ты сможешь видеть Теренцию в иды.
Что мне делать? По какой земле или морю следовать за тем, о ком не знаю, где он[2632]? Как могу я хотя бы по земле? Куда по морю? Сдаться в таком случае этому[2633]? Допусти, что это возможно без опасности (ведь многие убеждают меня в этом); но с почетом ли также? Никоим образом. Буду просить у тебя совета, как обычно. Разрешить дело невозможно; тем не менее, если что-нибудь придет на ум, пожалуйста, напиши, а также о том, что ты сам намерен делать.
CCCXX. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VII, 23]
Формийская усадьба, вечером 9 или утром 10 февраля 49 г.
1. За четыре дня до февральских ид, вечером, я получил от Филотима письмо, что Домиций[2634] располагает надежным войском, что когорты из Пиценской области под предводительством Лентула и Ферма соединились с войском Домиция, что Цезарь может быть отрезан, и что он этого боится, что в Риме честные воспрянули духом, бесчестные почти сражены. Право, боюсь, как бы это не было сновидением; однако Мания Лепида, Луция Торквата, народного трибуна Гая Кассия (ведь они со мной, то есть в формийской усадьбе), письмо Филотима вернуло к жизни. Я же опасаюсь, как бы не было более верным то, что все мы уже почти взяты в плен, что Помпей уходит из Италии; по крайней мере, его (о ужасное дело!) Цезарь, говорят, преследует. Чтобы Цезарь преследовал Помпея! Зачем? Чтобы убить? О, горе мне! И мы все не подставляем свои тела? При этом и ты вздыхаешь. Но что делать нам? Мы побеждены, разбиты, совсем взяты в плен.
2. Прочитав письмо Филотима, я все-таки переменил решение насчет женщин[2635]. Их, как я писал тебе, я отсылал в Рим; но мне пришло на ум, что возникнет много разговоров, будто бы я уже принял решение насчет общего положения; при безнадежности его — то, что женщины возвратились, — как бы шаг к моему возвращению. Что касается меня самого, то согласен с тобой в том, чтобы не решаться на неверное и опасное бегство, когда я не принесу никакой пользы государству, никакой пользы Помпею, за которого я готов умереть и с преданностью и охотно. Итак, я останусь, хотя жить ...
3. Ты спрашиваешь, что происходит здесь; со всей Капуей и всем этим набором дело плохо; дело безнадежное, все бегут; разве только какой-нибудь бог поможет Помпею присоединить те силы Домиция к своим. В течение двух-трех дней мы, по-видимому, все узнаем. Посылаю тебе копию письма Цезаря; ведь ты просил. Многие писали мне, что он мной вполне доволен; легко мирюсь с этим, лишь бы только я, как и до сего времени, не совершал ничего позорного.
CCCXXI. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VII, 24]
Формийская усадьба, 10 февраля 49 г.
Письмо Филотима меня не особенно обрадовало, но тех, кто был в этих местах, очень. И вот на другой день письмо Кассию, из Капуи от его друга Лукреция с извещением, что Нигидий[2636] прибыл от Домиция в Капую; по его словам, Вибуллий[2637] с небольшим числом солдат бежит из Пиценской области к Гнею, Цезарь поспешно преследует, у Домиция нет и трех тысяч солдат. Он же написал, что консулы уехали из Капуи. Не сомневаюсь, что Гней бежал; только бы ему удалось бежать. Я же, разделяя твое мнение, далек от намерения бежать.
CCCXXII. От Гнея Помпея Цицерону, в Формии
[Att., VIII, 11a]
Луцерия, 10 февраля 49 г.
Проконсул Гней Великий шлет привет императору[2638] Марку Цицерону.
Квинт Фабий приехал ко мне за три дня до февральских ид. Он сообщает, что Луций Домиций со своими двенадцатью когортами и тринадцатью когортами, которые привел Вибуллий, в пути ко мне; что он намеревался выступить из Корфиния за четыре дня до февральских ид; что Гай Гирр с пятью когортами идет следом. Полагаю, что тебе следует приехать к нам в Луцерию, ибо считаю, что ты будешь здесь в наибольшей безопасности.
CCCXXIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VII, 25]
Формийская усадьба, 10 или 11 февраля 49 г.
После того как я отправил тебе печальное письмо, боюсь, с верным сообщением о письме Лукреция к Кассию, посланном из Капуи, Кефалион прибыл от вас; он доставил письмо также от тебя, более веселое, однако не бодрое, как обычно. Всему могу поверить легче, чем тому, что у Помпея есть войско, как вы пишете. Сюда никто ничего подобного не сообщает, но — все, чего я бы не хотел. О несчастье! В дурных делах он всегда выигрывал, в наилучшем пал. Что сказать мне, как не то, что первое он знал (и ведь это не было трудным), второго не знал? Ведь это было трудное искусство — правильно управлять государством. Но я вот-вот буду знать все и тотчас же напишу тебе.
CCCXXIV. Луцию Домицию Агенобарбу от Гнея Помпея, в Корфиний
[Att., VIII, 12b]
Луцерия, 11 или 12 февраля 49 г.
Проконсул Гней Великий шлет привет проконсулу[2639] Луцию Домицию.
1. Очень удивляюсь, что ты ничего не пишешь мне и что я получаю известия о положении государства от других, а не от тебя. Разделившись, мы не можем быть равными противнику; стянув наши силы, мы, надеюсь, сможем принести пользу и государству и общему благу. Поэтому, раз ты, как мне писал Вибуллий, решил выйти с войском из Корфиния за четыре дня до февральских ид и прибыть ко мне, удивляюсь, что это была за причина, почему ты переменил решение, ибо та причина, о которой мне пишет Вибуллий, — что ты задержался, потому что услыхал, будто Цезарь, выступив из Фирма, прибыл в Труентскую крепость[2640], маловажна. Ведь чем более начал приближаться противник, тем быстрее тебе следовало действовать, чтобы соединиться со мной, прежде чем Цезарь мог бы либо воспрепятствовать твоему передвижению, либо отрезать меня от тебя.
2. Поэтому еще и еще прошу и советую тебе то, о чем я не переставал тебя просить в следующем письме, — при первой же возможности прибыть ко мне в Луцерию, прежде чем войска, которые Цезарь решил стянуть, собравшись в одном месте, отрежут вас от нас. Но если найдутся люди, которые будут тебя задерживать, чтобы сохранить свои усадьбы, то справедливо, чтобы я потребовал от тебя распоряжения отослать ко мне те когорты, которые прибыли из Пиценской области и Камерина, которые оставили свое достояние.
CCCXXV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VII, 26]
Формийская усадьба, 15 февраля 49 г.
1. Co мной не бывает того же, что с тобой, как ты пишешь: «Всякий раз, как я приободряюсь». Ведь я теперь мало приободряюсь и особенно вследствие тех писем, которые приходят из Рима, о Домиции, о когортах пиценцев. За последние два дня все стало более радостным. Поэтому от бегства, которое подготовлялось, я отказался. Интердикты[2641] Цезаря
Коль завтра здесь тебя застану...[2642]
отвергаются. Хороша молва о Домиции, прекрасна об Афрании[2643].
2. Что ты, как лучший друг, советуешь мне сохранять свободу действий, доколе могу, — мне приятно. Что касается твоей приписки, чтобы не казалось, будто я более склоняюсь к постыдной стороне, то это, конечно, может казаться. Я не согласился быть полководцем в гражданской войне, пока ведутся переговоры о мире, — не потому, что она не справедлива, но так как то, что было гораздо более справедливым, принесло мне ущерб[2644]. Я просто не хотел, чтобы тот, кому наш предоставляет второе консульство и триумф[2645] (и в каких выражениях — «за твои достославные деяния»!), был моим недругом. Я знаю, и кого мне опасаться, и по какой причине. Но если будет война, как я предвижу, — за мной дела не станет.
3. Насчет 20000 сестерциев Теренция тебе ответила. Дионисию я не хотел быть в тягость, пока полагал, что буду странствовать. Тебе же, хотя ты и часто писал о его преданности, я не ответил, так как со дня на день откладывал решение о том, что мне делать. Теперь же, как вижу, мальчики проведут зиму в формийской усадьбе. А я? Не знаю; ведь если будет война, то я решил быть с Помпеем. Надежные известия, которыми буду располагать, буду тебе сообщать. Полагаю, что война будет отвратительнейшей, если, как ты пишешь, не произойдет какого-нибудь парфянского случая