[4411] возвратится вовремя, ты будешь здесь; если же (ведь многое может случиться) какое-либо обстоятельство или помешает ему или задержит его, ты будешь там, где ты можешь знать всё. Решительно стою за это.
3. Что касается остального, то, как я часто советовал тебе в письмах, так, пожалуйста, и будь уверен в том, что в этом деле тебе бояться нечего, кроме общей участи государства; хотя она и тяжелейшая, тем не менее мы прожили так и находимся уже в таком возрасте, что мы должны храбро переносить все, что бы ни случилось с нами не по нашей вине[4412]. Здесь все твои здравствуют и, в своей глубокой преданности, тоскуют по тебе, любят и почитают тебя. Ты же береги здоровье и не двигайся оттуда необдуманно.
DCL. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XIII, 44]
Тускульская усадьба, 20 или 21 июля 45 г.
1. О приятное твое письмо! Впрочем, шествие[4413] противное; тем не менее знать всё — не противно, даже насчет Котты[4414]. Но народ прекрасен, раз из-за дурного соседа[4415] не рукоплещут даже Победе. Брут был у меня; он очень стоял за то, чтобы я кое с чем к Цезарю[4416]. Я согласился, но шествие пугает меня.
2. Ты все-таки решился отдать Варрону[4417]! Жду его суждения. Но когда он прочтет? Насчет Аттики одобряю. Есть кое-что даже в том, что на душе легче как благодаря зрелищу, так и благодаря мысли и молве о том, что это — религиозный обряд.
3. Пожалуйста, пришли ко мне Котту; Либон со мной, а ранее был Каска[4418]. На основании слов Тита Лигария Брут сообщил мне, что в речи о Лигарии призыв к Луцию Корфидию — ошибка с моей стороны. Но это, как говорят, ошибка памяти[4419]. Я знал, что Корфидий очень близок к Лигариям, но он, вижу я, умер раньше. Поэтому, прошу, поручи Фарнаку, Антею, Сальвию[4420] удалить это имя из всех книг.
DCLI. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XIII, 34]
Астурская усадьба, 28 июля 45 г.
В Астуру я приехал вечером за семь дней до календ. Ведь я три часа отдыхал в Ланувии, чтобы избежать жары. Если не будет обременительно, устрой, пожалуйста, чтобы до нон мне не понадобилось приезжать туда (ты можешь это через Эгнация Максима); главное — закончи с Публилием в мое отсутствие[4421]. Какая молва об этом, — напишешь.
Охоч народ до сплетен этаких[4422].
Клянусь, не думаю; и в самом деле, это была надоевшая басня, но я хотел заполнить страницу. О чем еще? Ведь я сам буду с тобой, разве только ты на сколько-нибудь оттянешь. Ведь я пишу тебе из садов.
DCLII. Квинту Лепте, в Рим
[Fam., VI, 19]
Астурская усадьба, июль 45 г.
Цицерон Лепте.
1. Радуюсь, что Макула[4423] исполнил свой долг; его фалернская усадьба всегда казалась мне удобной, как заезжий двор, если только в ней достаточно крова для приема моих спутников. В прочих отношениях место не противно мне, но я не потому покину твою петринскую усадьбу[4424]; ведь усадьба и приятное расположение достойны продолжительного пребывания, а не заезда.
2. Насчет некоторого попечения о царских дарах[4425] я говорил с Оппием. Ведь Бальба я не видел после твоего отъезда: он страдает такими болями в ногах, что не хочет посещений. Как мне кажется, ты поступил бы благоразумнее, если бы вообще не старался обо всем деле. Ведь того, чего ты хочешь достигнуть ценой этого труда, ты никак не достигнешь. Ведь приближенных такое множество, что скорее выскочит кто-нибудь из них, чем будет доступ для нового, особенно если он не принесет ничего, кроме старания, по поводу которого тот[4426] — если только он об этом будет знать — сочтет, что оказал услугу, а не принял ее. Но все же кое-что буду иметь в виду, — на что может быть надежда. Иначе, считаю я, не только не следует добиваться, но даже следует избегать. В Астуре думаю пробыть дольше, пока он[4427], наконец, не приедет[4428]. Будь здоров.
DCLIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XII, 9]
Астурская усадьба, 27 июля 45 г.
Право, я жил бы здесь с удовольствием и с каждым днем — большим, не будь той причины, о которой я написал тебе в последнем письме[4429]. Не было бы ничего приятнее этого уединения, если бы несколько не мешал сын Аминты[4430]. О противная, бесконечная болтовня! Что касается прочего, будь уверен — ничто не может быть приятнее усадьбы, берега, вида на море, холмов, всего этого. Но и это не заслуживает более длинного письма, и мне не о чем писать, и клонит ко сну.
DCLIV. Марку Туллию Тирону, в Рим
[Fam., XVI, 22]
Астурская усадьба, 27 июля 45 г.
Туллий шлет большой привет Тирону.
1. На основании твоего письма надеюсь, что тебе лучше; во всяком случае желаю этого. Старайся всячески способствовать этому и не вздумай подозревать, что ты поступаешь против моего желания, раз ты не со мной: ты со мной, если заботишься о себе. Поэтому предпочитаю, чтобы ты служил своему здоровью, а не моим глазам и ушам; ведь хотя я охотно и вижу и слушаю тебя, тем не менее это будет гораздо приятнее, если ты будешь здоров.
Я здесь живу праздно, так как сам ничего не пишу; но читаю очень охотно. Ты там покажешь, если переписчики не поймут чего-либо, написанного моей рукой. Вообще трудна одна вставка, которую я даже сам обычно нелегко читаю, — о Катоне в четырехлетнем возрасте[4431]. Насчет триклиния[4432] позаботься, как ты и поступаешь. Терция будет присутствовать, только бы не был приглашен Публий[4433].
2. Тот твой Деметрий вообще никогда не был Фалерским, но теперь он вполне Беллиен[4434]. Поэтому назначаю тебя заместителем; ты будешь наблюдать за ним. «Хотя», «тем не менее», «что касается их»[4435]... прочее ты знаешь. Однако, если у тебя будет разговор с ним, напишешь мне, чтобы у меня появилось содержание для письма и чтобы я прочел возможно более длинное твое письмо. Береги, мой Тирон, здоровье. Ты не можешь сделать ничего более приятного мне, чем это.
DCLV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XII, 10]
Астурская усадьба, 28 июля 45 г.
Клянусь, дурно насчет Афаманта[4436]. Но твою скорбь, хотя она и человеческая, все-таки следует всячески умерять. Для утешения есть много путей, но вот самый подходящий: пусть разум доставит то, что должно доставить время[4437]. Но позаботимся об Алексиде[4438], подобии Тирона, которого я отослал больным в Рим, и если на холме[4439] есть что-нибудь заразное, переведем его ко мне с Тисаменом. Вся верхняя часть дома свободна, как ты знаешь. Считаю это очень важным обстоятельством.
DCLVI. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XIII, 21, §§ 1—3]
Астурская усадьба, 29 июля 45 г.
1. Гирцию я отправил очень большое письмо, которое я недавно написал в тускульской усадьбе. На это, которое ты мне прислал[4440], отвечу в другой раз. Теперь предпочитаю другое.
2. Что могу я сделать для Торквата, если не узнаю чего-нибудь от Долабеллы[4441]? Как только узнаю, вы немедленно будете знать. Жду от него письмоносцев сегодня или, самое большее, завтра; как только они приедут, они будут посланы к тебе. От Квинта жду ответа. Ведь я, выезжая из тускульской усадьбы за семь дней до календ, как ты знаешь, послал к нему письмоносцев.
3. Теперь — чтобы вернуться к делу[4442] — то твое выражение «замедлять», которое раньше весьма мне улыбнулось, мне очень не нравится. Ведь это чисто матросское слово. Хотя я и знал это, но я полагал, что весла задерживаются, после того как гребцы получили приказание замедлить. Что это не так, я узнал вчера, когда к моей усадьбе причаливал корабль. Ведь они не задерживают, но гребут иным образом. Это очень далеко от воздержания. Поэтому постарайся, чтобы в книге было так, как было раньше. Скажешь это же Варрону, если он случайно изменил. Нет ничего лучшего, чем у Луцилия:
Сдерживай чаще коней подобно крутому вознице.
А Карнеад[4443]защиту кулачного бойца и сдерживание коней возницей всегда упод