DCCCXXXVIII. Луцию Мунацию Планку, в провинцию Трансальпийскую Галлию
[Fam., X, 12]
Рим, 11 апреля 43 г.
Цицерон Планку[5684].
1. Хотя я и должен особенно радоваться за государство, что ты оказал ему столь сильную защиту, столь сильную помощь в почти безнадежном положении, тем не менее, по восстановлении государственного строя, я обниму тебя как победителя при том условии, чтобы большую часть радости мне принесло твое достоинство, которое, как я понимаю, и теперь является очень высоким и будет таким. Будь вполне уверен, что ни одно донесение никогда не было прочитано в сенате с большей благосклонностью, чем твое. И это было достигнуто как исключительной важностью твоих заслуг перед государством, так и значительностью слов и мнений. Для меня, по крайней мере, это было отнюдь не ново, так как я и знаю тебя и помню обещания, высказанные в твоих письмах, присланных мне, а от Фурния мне хорошо известны твои намерения[5685]. Но сенату это показалось большим, чем он ожидал, — не потому, чтобы он когда-либо сомневался насчет твоих намерений, но он не знал наверное, ни как много ты можешь сделать, ни докуда ты хочешь дойти.
2. Поэтому, когда за шесть дней до апрельских ид утром Марк Варисидий вручил мне твое письмо[5686] и я прочитал его, я был вне себя от необычайной радости, а когда великое множество честнейших мужей и граждан сопровождало меня из дому[5687], я немедленно поделился со всеми своим восхищением. Тем временем ко мне, по своему обыкновению, пришел наш Мунаций[5688], и я ему — твое письмо; ведь он еще ничего не знал, так как Варисидий — ко мне первому и сказал, что ты так поручил ему. Несколько позже тот же Мунаций дал мне прочитать то письмо, которое ты прислал ему, и то, которое ты прислал официально.
3. Мы решили немедленно доставить письмо городскому претору Корнуту, который, ввиду отсутствия консулов[5689], исполнял, по обычаю предков, обязанности консулов. Сенат был созван немедленно и собрался в полном составе вследствие слухов и ожидания письма от тебя. После прочтения письма Корнут столкнулся с запретом со стороны религии ввиду указания пуллариев[5690], что он недостаточно внимательно отнесся к знамениям, и это было подтверждено нашей коллегией[5691]; поэтому дело отложили на следующий день.
Но в тот день у меня из-за твоего достоинства был большой спор с Сервилием[5692]. Когда он своим влиянием устроил так, что его мнение было объявлено первым[5693], сенат в полном составе покинул его и голосовал против; когда же сенат в полном составе соглашался с моим мнением, которое было объявлено вторым, то, по предложению Сервилия, Публий Тиций[5694] наложил запрет. Дело отложено на другой день.
4. Пришел подготовленный Сервилий, враждебный самому Юпитеру[5695], в храме которого дело обсуждалось. Как я сокрушил его и в каком сильном споре отбросил наложившего запрет Тиция, — предпочитаю, чтобы об этом ты узнал из писем других; из моего — только следующее: сенат не мог быть более строгим, более дружественно настроенным к твоей славе, нежели был тогда; но сенат не больший друг тебе, чем все государство. Ведь весь римский народ и люди всякого рода и сословия единодушно сплотились для освобождения государства.
5. Итак, продолжай, как ты действуешь, и вверь свое имя бессмертию, а все это, имеющее вид славы, — собрание знаков пустого блеска, презирай, считай кратковременным, поддельным, шатким. Истинное украшение — в доблести, которая возвеличивается сильнее всего большими заслугами перед государством[5696]. Эта возможность у тебя величайшая; так как ты получил ее и держишь, заверши так, чтобы государство не было перед тобой в меньшем долгу, чем ты перед государством. Ты узнаешь, что я не только поборник, но и прославитель твоего достоинства[5697], полагаю, что это — мой долг как перед государством, которое мне дороже моей жизни, так и перед нашей тесной дружбой. К тому же среди тех забот, какие я проявил ради твоего достоинства, я получил большое удовольствие, еще лучше поняв хорошо известное мне благоразумие и верность Тита Мунация в его необычайном расположении и заботливости по отношению к тебе. За два дня до апрельских ид.
DCCCXXXIX. Марку Юнию Бруту, в Грецию
[Brut., II, 2]
Рим, 11 апреля 43 г.
Цицерон Бруту привет.
1. О замечательном отношении Планка к делу государства, о его легионах, вспомогательных войсках, средствах ты мог заключить из его письма, копия которого тебе, полагаю, прислана[5698]. Легкомыслие, непостоянство и всегда недоброжелательное отношение к делу государства со стороны твоего родственника Лепида, для которого первым предметом ненависти после брата[5699] являются близкие, ты, я уверен, уже понял из письма твоих.
2. Меня тревожит ожидание, которое совсем уже дошло до крайнего предела. Ведь вся надежда связана с освобождением Брута[5700], за которого я очень боюсь.
3. У меня здесь достаточно дела с неистовым человеком — Сервилием, которого я терпел дольше, нежели допускало мое достоинство, но терпел ради государства, чтобы не дать падшим гражданам человека, правда, не особенно здравомыслящего, но все-таки знатного, чтобы они сплотились вокруг него, что они все же делают[5701]; но я считал, что его не следует отталкивать от дела государства. Терпимому отношению к нему я положил конец: ведь он начал проявлять столь сильное высокомерие, что никого не считает свободным. Но в деле Планка он воспылал невероятным негодованием и в течение двух дней так спорил со мной и был так сломлен мной, что он, надеюсь, навсегда станет скромнее. Но во время самого этого спора, когда дело обсуждалось особенно горячо, за четыре дня до апрельских ид мне в сенате было вручено письмо от нашего Лентула[5702] — о Кассии, о легионах, о Сирии; после того как я тут же огласил его, Сервилий пал; кроме него — многие: ведь есть несколько видных людей, которые отличаются бесчестнейшими взглядами, но горше всего Сервилию было то, что со мной согласились насчет Планка. Ведь он большое чудовище по отношению к государству, но чем…[5703]
DCCCXL. Марку Юнию Бруту, в Грецию
[Brut., II, 4 (4, 6)]
Рим, 12 апреля 43 г.
Цицерон Бруту привет.
1. После того как я утром за два дня до апрельских ид дал письмо Скапцию[5704], я в тот же день вечером получил твое, отправленное в апрельские календы из Диррахия[5705]. Поэтому утром в канун апрельских ид, будучи извещен Скапцием, что те, которым я дал письмо накануне, не выезжали и отправляются немедленно, я нацарапал эти несколько слов в самой сутолоке утреннего приветствия[5706].
2. За Кассия радуюсь и поздравляю государство, а также себя самого, так как я, несмотря на противодействие и гнев Пансы, высказал предложение, чтобы Кассий начал войну против Долабеллы. Действительно, я смело говорил, что он и без нашего постановления сената уже ведет эту войну. И о тебе я тогда сказал то, что счел должным сказать. Эта речь[5707] будет доставлена тебе, так как ты, вижу я, получаешь удовольствие от моих филиппик.
3. Ты спрашиваешь моего совета насчет Антония[5708]; полагаю, что его следует держать под стражей, пока мы не узнаем об исходе дела у Брута[5709]. Из того письма, которое ты прислал мне, видно, что Долабелла терзает Азию и ведет себя в ней отвратительнейшим образом. Но ты написал многим, что родосцы не впустили Долабеллу[5710]; раз он подошел к Родосу, он, мне кажется, оставил Азию. Если это так, тебе, я полагаю, следует задержаться там[5711]; но если он уже взял его, тебе, верь мне, нужно будет не медлить, а следовать, я считаю, в Азию[5712]; мне кажется, что в настоящее время ты не сделаешь ничего лучшего.
4. Ты пишешь, что нуждаешься в двух необходимых вещах — в пополнении и деньгах; совет труден[5713]. Ведь я не представляю себе средств, какими ты, как я предвижу, мог бы воспользоваться, кроме тех, о которых постановил сенат, — что бы ты взял взаймы деньги у городских общин. Что же касается пополнения, то я не вижу, что можно сделать. Ведь Панса так далек от того, чтобы уделить тебе сколько-нибудь из своего войска или набора, что даже огорчается тем, что к тебе отправляется так много добровольцев; как я думаю — потому, что он не считает никаких войск слишком многочисленными для тех дел, которые решаются в Италии; как подозревают многие, — потому, что он будто бы не хочет, чтобы даже ты был слишком силен (чего я не подозреваю).