[6234], из лагеря.
CMVIII. Марку Юнию Бруту, в провинцию Македонию
[Brut., I, 12]
Рим, начало июля 43 г.
Цицерон Бруту привет.
1. Хотя я и намеревался постоянно давать письма Мессале Корвину[6235], я все-таки не хотел, чтобы наш Вет приехал к тебе без моего письма. Государство находится в величайшей опасности, Брут, и мы, победители, снова вынуждены сражаться; это произошло вследствие преступления и безумия Марка Лепида[6236]. При этих обстоятельствах, когда многое удручало меня в связи с той заботой, которую я взял на себя ради государства, самым тяжким, что я тогда терпел, была невозможность для меня уступить мольбам твоей матери, твоей сестры[6237], — ибо тебя (что самое важное для меня) я рассчитывал легко удовлетворить. Ведь не было никакой возможности отделить дело Лепида от дела Антония, и оно, по признанию всех, было даже более тяжким, так как Лепид и был облечен сенатом величайшими полномочиями[6238] и даже за несколько дней до того прислал сенату прекрасное письмо[6239]. Но неожиданно он не только принял уцелевших врагов, но и деятельнейшим образом на суше и на море[6240] ведет войну, грядущий исход которой не ясен. Поэтому, когда нас просят отнестись с состраданием к его детям, не приводят ничего, что бы говорило, что нам не придется подвергнуться жесточайшей казни, если — да отвратит Юпитер это предзнаменование! — победит отец мальчиков[6241].
2. И мне вполне ясно, как жестоко, чтобы преступления родителей искупались наказаниями сыновей, но законом прекрасно установлено следующее: любовь к детям должна делать родителей большими друзьями государству. Поэтому Лепид жесток к детям, а не тот, кто Лепида признаёт врагом. И вот, если бы он, сложив оружие, был осужден за применение насилия[6242], при каковом суде он, во всяком случае, не нашел бы защиты, то это же бедствие испытали бы дети при изъятии имущества в казну. Впрочем, как раз тем, об отвращении чего от мальчиков молят твоя мать и сестра, и многим другим, более жестоким, всем нам угрожают Лепид, Антоний и остальные враги. Поэтому в настоящее время наша величайшая надежда на тебя и твое войско: как из высших государственных соображений, так и для твоей славы и достоинства чрезвычайно важно, чтобы ты, как я написал ранее, возможно скорее прибыл в Италию. Ведь государство чрезвычайно нуждается и в твоих силах, и в совете.
3. На основании твоего письма я охотно обласкал Вета, ввиду его расположения к тебе и исключительной предупредительности, и узнал в нем человека, преданнейшего и глубоко любящего как тебя, так и государство. Своего Цицерона вскоре надеюсь увидеть; ведь я уверен, что он быстро прибудет в Италию вместе с тобой.
CMIX. Гаю Кассию Лонгину, в провинцию Сирию
[Fam., XII, 10]
Рим, начало июля 43 г.
Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Гаю Кассию.
1. В канун квинтильских календ[6243] сенат всеми голосами признал врагами Лепида[6244], твоего родственника и моего близкого, и прочих, которые отпали от государства вместе с ним; однако им дана возможность образумиться до сентябрьских календ. Сенат очень стоек, но более всего благодаря надежде на твою поддержку. Но война, когда я пишу это, очень большая — из-за преступления и легкомыслия Лепида. О Долабелле я изо дня в день узнаю то, что хочу; но до сего времени без основания, без достоверного источника, — вести в виде слухов.
2. Хотя это и так, всё же твое письмо[6245], которое было отправлено из лагеря и получено мной в майские ноны, так убедило граждан, что все уже считают, что он уничтожен и что ты с войском прибываешь в Италию; что мы, таким образом, — если это будет завершено в соответствии с нашими ожиданиями, — будем опираться на твой совет и авторитет; но если что-либо случайно пошатнется, как бывает во время войны, то — на твое войско. Это войско я превознесу, чем только смогу[6246]; для этого время наступит тогда, когда начнет выясняться, какую помощь это войско окажет или уже оказало государству. Ведь до сего времени мы слышим только о попытках, правда, прекрасных и достославных, но ждут действий, которые, я уверен, либо уже в какой-то степени налицо, либо близки.
3. Нет ничего благороднее твоей доблести и величия духа; поэтому мы желаем возможно скорее видеть тебя в Италии. Мы будем думать, что у нас есть государственный строй, если у нас будете вы. Мы победили бы с великой славой, если бы Лепид не принял лишенного доспехов, безоружного, убегающего Антония. Поэтому Антоний никогда не вызывал у граждан такой ненависти, какую вызывает Лепид. Ведь тот начал войну в потрясенном государстве, этот — после установления мира и победы. Ему мы противопоставили избранных консулов[6247], на которых надежда, правда, велика, но имеются опасения вследствие неверного исхода сражений.
4. Итак, будь уверен в том, что от тебя и от твоего Брута[6248] зависит всё, что вас ждут, а Брута — вот-вот. Но если вы, как я надеюсь, прибудете после победы над нашими врагами, все-таки государство будет восстановлено и утвердится в каком-либо сносном состоянии благодаря вашему авторитету. Ведь есть многое, что потребуется врачевать, хотя и будет казаться, что государство достаточно избавлено от преступлений врагов. Будь здоров.
CMX. Аппию Клавдию
[Fam., X, 29]
Рим, 6 июля 43 г.
Цицерон Аппию[6249].
О моем старании в пользу твоего избавления и восстановления ты, я уверен, узнал из писем своих родных, которых я, как я наверное знаю, удовлетворил в самой полной мере. И хотя они и относятся к тебе с исключительной благожелательностью, я в своем желании видеть тебя в полном благополучии не уступаю им. Они неизбежно должны уступить мне в том, что у меня в настоящее время[6250] больше возможности принести тебе пользу, нежели у них; именно это я не переставал и не перестану делать и я уже сделал это в важнейшем деле и заложил основания для твоего восстановления. Ты же старайся быть стойким и мужественным и будь уверен в том, что я ни в чем не оставлю тебя без поддержки. В канун квинтильских нон[6251].
CMXI. Дециму Юнию Бруту Альбину, в провинцию Нарбонскую Галлию
[Fam., XI, 22]
Рим, 6 июля 43 г.
Марк Туллий Цицерон шлет большой привет императору Дециму Бруту.
1. С Аппием Клавдием, сыном Гая[6252], у меня теснейшие дружеские отношения, основанные на многих услугах с его стороны и взаимных моих. Прошу тебя настоятельнее обычного, либо по твоей доброте, либо ради меня, согласиться на его спасение благодаря твоему авторитету, который чрезвычайно силен. Я хочу, чтобы ты, будучи известен как очень храбрый муж, считался также очень снисходительным. Для тебя будет большим украшением, что знатнейший молодой человек сохранен благодаря услуге с твоей стороны. Что касается его дела, то оно должно быть лучше потому, что он присоединился к Антонию, движимый сыновней любовью, ввиду восстановления в правах его отца[6253].
2. Итак, хотя ты будешь защищать и менее справедливое дело, ты все-таки сможешь привести какой-нибудь заслуживающий одобрения довод. Твой кивок может сохранить в государстве невредимым человека самого высокого происхождения, самого высокого ума, самой высокой доблести, кроме того, обязательнейшего и благодарнейшего. О том, чтобы ты это сделал, прошу тебя так, что не мог бы просить с большим усердием или более от души.
CMXII. Марку Юнию Бруту, в провинцию Македонию
[Brut., I, 14]
Рим, 11 июля 43 г.
Цицерон Бруту привет.
1. Кратко твое письмо, я говорю, кратко? Да нет же — это совсем не письмо. В трех ли строчках Брут мне в настоящее время? Я бы лучше ничего не написал. И ты требуешь письма от меня! Кто из твоих близких когда-либо приезжал к тебе без письма от меня? И какое письмо не было увесистым? Если они не доставлены тебе, то, я полагаю, тебе не доставлены даже письма от твоих домашних. Ты пишешь, что дашь более длинное Цицерону; правильно, но и это должно было быть полнее. Я же, после того как ты написал мне об отъезде Цицерона от тебя[6254], тотчас вытолкнул письмоносцев и отправил письмо Цицерону, чтобы он, если даже прибудет в Италию, возвратился к тебе; ибо для меня нет ничего более приятного, для него — ничего более почетного[6255]. Хотя я и несколько раз писал ему, что благодаря моим необычайным усилиям комиции для выбора жрецов отложены на следующий год, — я постарался об этом как ради Цицерона, так и ради Домиция, Катона, Лентула, Бибулов[6256], о чем я написал также тебе[6257]