ибольшую из возможных, сумей они терпеливо перенести спасительную горечь критики, вместо того чтобы, подобно безумцам, оказывать сопротивление тем, кто хотел бы их исцелить.
Итак, для галликанской[393] церкви настало, наконец, время проявить весь ужас, вызываемый у нее отвратительными максимами казуистов. Она повсюду стала восставать против этих чудовищных взглядов, нападая на них произведениями своих теологов и упреками своих кюре. Наконец, она их совершенно опровергла с помощью юридически оформленной цензуры и сурового осуждения, высказанного большинством епископов Франции.
Епископы Орлеанский и Тульский (de Tulle) снискали особую славу, осудив Апологию о. Пиро первыми из прелатов. Епископ Орлеанский воспользовался возможностью, предоставленной его генеральным синодом, состоявшимся 4 июня 1658 и произвел, при согласии подчиненного ему духовенства, цензуру указанной книги, опубликованную в праздник св. Троицы того же года. В рассматриваемом документе Апология казуистов осуждается как содержащая некоторые весьма дурные и весьма пагубные максимы, разлагающие порядок и нравственность и учреждающие распущенность, совершенно противоположную правилами Евангелия.
Цензура епископа Тульского на Апологию о. Пиро была постановлена раньше, нежели соответствующая цензура епископа Орлеанского, однако, в силу проволочек с публикацией, возможность прочесть ее появилась гораздо позже. В данном документе прелат призывает свою паству (son peuple) тщательно отстраняться от закваски новых фарисеев[394], которые, путем умножения собственных толкований закона, полностью его разлагают: чем больше эти лица хотели приспособить его к пониманию или вкусам людей, тем в большей мере они его выхолащивали, поступая при этом как те, кто обладает всем умом Божьим.
После цензуры двух указанных епископов завершилась, наконец, работа над сорбоннской цензурой, которую, с помощью своих интриг, иезуиты могли продолжительное время отсрочивать, но помешать которой сил уже не имели. Теологический факультет, указав, в частности, на десять положений из Апологии казуистов (касающихся ближайших причин ко греху, симонии, убийства, ростовщичества, клеветы), в общем заявляет, «что эта книга наполнена также многими другими положениями, которые он не собирается признавать правильными, и что, напротив, рвение в деле спасения душ и сохранения незыблемости нравов, заставляет его объявить во всеуслышание: данная апологетическая работа построена таким образом, чтобы с легкостью приводить читателя к намеренному поиску предлогов для самооправдания в грехах, совершенных по преступному неведению; она побуждает находиться, хотя это — грех, в средоточии ближайших поводов к дурному поступку[395]; способствовать недостаткам других; предаваться чревоугодию; совершенно не исполнять заповеди слушать мессу с точки зрения смысла и намерения, к воплощению которых стремится в данном вопросе церковь; путем мошенничества и несправедливости оставлять у себя имущество ближнего, а также совершать некоторые другие грехи».
Цензура архиепископа Санского (Sens) появилась немногим позже и была воистину достойна этого великого прелата. Он выразил в ней предостережения, разделявшиеся тогда всем духовенством диоцеза. Цензура была составлена генеральным синодом при архиепископе после формально безупречного и точного исследования Апологии и объявлена на том же синоде с согласия всех участвовавших священнослужителей, а также по требованию инициатора[396] 4 сентября 1658 г. Одновременно данная цензура запрещала Апологию казуистов как книгу, производящую ужасное переворачивание основ во всей <христианской> нравственной доктрине, не содержа практически ничего, что бы не вело к ухудшению и порче нравов». Апология здесь осуждалась, и частности, за тридцать три положения, первые из которых, содержащие в себе все учение о пробабилизме, были, как и остальные, заклеймлены посредством в равной мере справедливых и взвешенных оценок (qualifications).
За рассмотренной цензурой последовали две другие, не менее значительные. Одна принадлежала пяти гасконским прелатам, выделявшимся ученостью и благочестием (речь идет о епископах Але (Alet), Памьера (Pamiers), Коменжа (Cominges), База (Bazas) и Консерана). Перечисленные прелаты весьма сурово, хотя и в общем плане, осудили максимы казуистов, несущие оправдание или благоприятствующие симонии, убийству, ростовщичеству, мелкому воровству, мести, чувственности, либертинажу, нечестию (indevotion) и проч., извиняющие, например, грехи но неведению, позволяющие подкупать судей, или, скажем, не избегать повода к греху. Однако, дабы подорвать корни исей этой разнузданности, они особой статьей осудили оба принципа, на которые опиралось все учение казуистов: пробабилизм и направление намерения.
Вторая цензура, принадлежавшая генеральным викариям архиепископа Парижского, вышла в свет лишь за три недели до Рождества, хотя работа над ней была завершена 23 ав1уста. Доктрина пробабилизма и другие иезуитские догмы осуждались в ней в двадцати девяти статьях, определения которых, столь разумные, беспристрастные и основательные, могут служить образцом разрешения наиболее важных вопросов христианской морали.
Впоследствии во множестве появлялись цензуры, принадлежащие наиболее известным епископам и архиепископам королевства. Речь идет о прелатах Невера (Nevers), Бове (Beauvais), Анжера (Angers), Эврё (Evreux), Руана, Лизьё (Lisieux), Буржа (Bourges), Кагора (Cahors), Шалона — на — Марне, Ванса и Диня (Digne). Все они единодушно, обнаружив как ученость, так и красноречие, выступили против одних и тех же пороков. Все осудили иезуитов с одинаковой суровостью. Но ничто в осуждаемой доктрине не было подвергнуто столь строгой критике, как учение пробабилизма, которое почти каждый из прелатов осудил особой статьей. В наибольшей мере это характерно для епископов Ванса и Диня, чьи цензуры появились последними, содержа разъяснение основных начал и выводов из названного учения, а также — опровержение и полное отрицание тех и других.
Однако кюре также стремились выявить различными способами свое благочестивое усердие. Я говорю не только о парижских священниках (опубликовавших уже упомянутые мной девять Сочинений, которые останутся вечными памятниками их усердию, неутомимости, чистоте учения и красноречию), но и об их собратьях из Руана, Амьена (Amiens), Невера, Бове, Эвре, Анжера, Лизьё и некоторых других диоцезов, чьи жалобы, будучи напечатанными, предвосхитили цензуры соответствующих епископов и таким образом дали церкви очевидные доказательства учености и чистоты воззрений своих авторов.
Наконец, одобрение и удовлетворенность других епископов и других церквей были столь единодушными и всеобщими, что не нашлось человека, который бы протестовал против такого количества цензур и Сочинений, публиковавшихся по всей Франции. Никто не сожалел о состоявшемся осуждении, исключая одного — единственного епископа[397], ранее состоявшего членом Общества Иисуса. Впрочем, как уверяют, он также некоторое время спустя согласился с мнением других прелатов. Никто и не помышлял вступаться за интересы иезуитов, несмотря на все влияние последних. Никто не брался защищать подвергнутые цензуре догмы. Посему вполне можно было утверждать, ввиду общего согласия, что их осудила вся церковь, подобно тому, как в былые времена некоторые ереси, даже наиболее значительные, поначалу осуждались лишь одной из церквей[398], к решению которой затем присоединялись все остальные.
В общих чертах я уже немного рассказал о различных попытках, предпринимавшихся иезуитами в течение всего рассматриваемого времени, дабы воспрепятствовать осуждению их Апологии, о вызванных ими смутах (troubles), о клеветнических пасквилях, распространяемых против кюре и епископов, в особенности епископов из Гаскони, к которым Общество испытывало наибольшую ненависть. Однако ход данного повествования обязывает подробно рассмотреть здесь некоторые из неправедных средств, применявшихся иезуитами для защиты дела, которое только и могло быть защищено при помощи подобных ухищрений.
Первое из указанных средств состояло в попытке очернить противников. Именно им воспользовались иезуиты Парижа в отношении столичных священников. Общество хорошо понимало, что ему не завоевать особого успеха открытой защитой Апологии о* Пиро, и не сомневалось, что подобное бесполезное заявление лишь сделает их ненавистными в глазах народа, после стольких цензур не иначе как с ужасом смотревшего на эту книгу. И иезуиты прибегли к 'лукавству, попытавшись поставить под сомнение добросовестность цитат, встречающихся у противников казуистов, рзбы таким образом поддержать шаткую репутацию последних. Для исполнения своего замысла они воспользовались Седьмым сочинением парижских кюре. Поскольку при приведении множества предосудительных мест из рассматриваемых там казуистических произведений обнаружились пропуски или незначительные неточности в цитатах, то иезуиты тщательно собрали все подобные неточности воедино, дав им название Клевет (Impostures) и составив из них гнусный пасквиль под заголовком Собрание некоторых фальшивок и т. д. Данное творение они разослали по всей Франции. И, словно бы это вправду могло умалить произведения парижских кюре перед их собственными, иезуиты с невероятным нахальством хвастали повсюду, будто на самом деле уличили своих противников в явной клевете.
Некоторое время иезуиты выглядели почти утешенными во всех своих несчастьях, испытав злобное удовольствие от того, что отомстили лицам, которых считали виновниками этих несчастий. Ибо пыл, с каким поносили они доброе имя столь знаменитых кюре, совершенно не поддается описанию. В упомянутом уже иезуитском пасквиле последние назывались