Один известный советский писатель, имя которого я не считаю возможным привести, так как не имею на это его согласия, прислал мне письмо, весьма сердечное и содержательное. Я позволяю себе привести только несколько строк из него.
«Прочитал Ваше письмо в «Известиях», я хочу поздравить Вас с Новым годом вообще и с Новым годом в Вашей личной жизни.
Быть стариком — дело не легкое и не очень радостное. Но старость становится легкой и радостной, когда чувствуешь новое в жизни и сам участвуешь в новизне наших дней… Думаю, что нет большего счастья, чем найти вновь свою Родину и ощутить кровную близость со своим народом.
Я был Вашим злейшим врагом, а в настоящее время приветствую Вас как политического союзника и идейного противника».
Из Бразилии я получил письмо от одного старого друга. Оно характерно тем, что выражает, как мне кажется, мысли многих эмигрантов, сомневавшихся в авторстве «Открытого письма». Вот что он пишет:
«Все мы читаем копии Вашего письма эмигрантам… пришлите письмо… не надо даже письма — достаточно одной Вашей подписи, чтобы быть уверенным, что Вы живы и Ваше письмо к эмиграции написано действительно Вами…»
Я послал ему и свой автограф и теплые, сердечные слова благодарности.
А вот выдержка из письма бывшего офицера белой армии, проживающего в Белоруссии:
«…Вы пришли к нам из того мира, который я покинул 40 лет назад. Во время Октябрьской революции я был юнкером Киевского инженерного училища…
К тому выводу, к которому пришли Вы сейчас, что русский народ поддерживает большевиков и всякие авантюры против Советской власти бесполезны, я пришел еще в 1920 году…»
Я привел всего лишь несколько строк из приветственных, сердечных писем, чтобы не утомлять внимание читателей и не создавать впечатления саморекламы.
Теперь перехожу к печатным откликам. И здесь дело меняется.
Русская туманность, приютившаяся на гостеприимной груди Северных Американских Штатов, для меня прояснилась; я вижу не только очертания политических групп, но даже выступают образы отдельных лиц и даже знакомых мне лиц. Вообще говоря, существуют два стана русских эмигрантов на Западе. Один стан, который сочувствует делу мира и даже энергично за него борется и потому дружественно смотрит на Советскую власть. И другой стан, который против мира и яростно Советскую власть ненавидит.
В первую голову я должен отметить «Русский Голос», в котором было напечатано мое открытое письмо. Эта газета, ее читатели представляются мне конструктивной формацией, идущей по здоровому пути. Я сердечно благодарен всем тем лицам, которые поняли меня, поддержали и умело, мужественно меня защищали и защищают против нападок из другого стана. Но я благодарен и Глебу Струве, который, хотя не разделяет позиции «Русского Голоса», однако написал статью в «Русской Мысли», где деловито, документально, с полным знанием дела рассказал всю знаменитую историю о «Тресте» — историю о ложных обвинениях в связях с органами ГПУ во время моего нелегального пребывания в России в 1925 г. И это тоже конструктивный шаг, потому что всякая правда всегда плодотворна, как всякая ложь разрушительна в конце концов.
Тут, кстати, я хочу рассказать нижеследующее.
В некоторых эмигрантских газетах, объявивших мне войну, пытались заподозрить и то обстоятельство, что я в 1925 году поехал искать своего пропавшего без вести сына. По их мнению, это было только предлогом, выдуманным московскими чекистами с целью заманить меня в Советскую Россию. Сейчас я могу заявить. В октябре 1960 года мне удалось побывать в гор. Виннице. И там я нашел врача, который подтвердил, что в 1925 году действительно Вениамин Шульгин, мой сын, находился в психиатрической лечебнице, именно там, где я предполагал, что он должен быть, но в 1925 году мне не удалось этого установить.
И если уж приходится рассказывать общественности о моих семейных делах, то необходимо отметить выступление в печати Татьяны Билимович. Насколько я знаю, она напечатала ряд статей в разных эмигрантских газетах, выступив в мою защиту. К сожалению, этих газет я не получил, а узнал о выступлении Татьяны Александровны из статьи Вейнбаума в «Новом Русском Слове». Из этой статьи Вейнбаума я заключил, что племянница каменно верит в своего дядю, за что я ей благодарен. Она находит, что в моем открытом письме есть и «возмутительное» и «отвратительное», и поэтому она утверждает, что меня заставили так написать. Она думает, что ее дядя не мог написать «возмутительного» и «отвратительного». Я отвечаю ей той же каменной верой, но как же согласить это несогласимое?
Дело в том, что идейные убеждения Татьяны Билимович характерны и для других эмигрантов. Эти люди, если можно так выразиться, танцуют от печки. Их миросозерцание, сформировавшееся главным образом в эпоху гражданской войны, застыло на этом этапе. Застыло, как непререкаемость, на всю жизнь и потому, если находится человек, который говорит: «Да ведь что было, то было, но ведь пришло же новое, другое», они отвечают: «Нет, нового, другого нет и не может быть».
Ну, а если это может быть? Тогда «возмутительное» и «отвратительное» перестает таковым быть, потому что это правда. И мой дружеский и родственный совет Татьяне Билимович подумать над этим.
К великому моему сожалению, моя дорогая племянница и другие дорогие мне и не дорогие, безнадежно отстали от жизни. Но нет ничего безнадежного для тех, кто исполнится решимости пересмотреть свои заблуждения, которые им казались святыми убеждениями. Сейчас они не только потеряли святость, но просто влекут их в адскую бездну.
Теперь перейдем к другому стану, стану, который желает войны. Я должен сказать, что мне тут, в Советском Союзе, говорили, что таковые существуют, но я этому не верил и отвечал, что этого не может быть. Не может быть, чтобы люди желали в настоящее время войны, сопряженной ужасами термоядерных бомб. Но я ошибался. Я должен признать, что ошибался. Таковые люди, как я теперь убедился, есть. И этот стан эмиграции представляется мне просто непонятным. Я разберу его более подробно.
Итак, я не верил, что бесноватые существуют. Я убедился в противном. Тут, кстати, я должен сказать несколько слов Войцеховскому. Но я не причисляю его к числу бесноватых. Нет, Войцеховский не бесноватый и не потому, что в своем «Открытом письме» он делает мне некоторые комплименты, а по другим причинам. Но, между прочим, он в одном отношении безусловно неправ.
В упомянутом письме он говорит: «…Нас, эмигрантов, Вы обвиняете в желании войны, даже в ее подготовке, как это ни смешно и как ни странно такое обвинение…»
Как же так?
Я приведу неопровержимые свидетельства о том, что часть русской эмиграции желает и требует войны. Эти неопровержимые свидетельства собраны в статье Г. Женина, помещенной в газете «Русский Голос» от 5 марта 1961 года под заголовком «Даешь войну». Из этой статьи я приведу некоторые данные, хотя и без разрешения автора, но я думаю, что он это мне не поставит во зло.
Журнал «Родина», редактор Б. Солоневич, в одном из номеров (95) собрал высказывания ряда известных общественных, церковных и политических деятелей эмиграции:
«Атомная бомба… поистине менее опасна, чем нравственное разложение» (председатель синода Русской Православной церкви за рубежом митрополит Анастасий).
«Мирное сосуществование с коммунизмом невозможно… Я считаю рискованным теперь утверждать, что коммунизм может быть уничтожен без применения силы оружия» (претендент на Российский престол великий князь Владимир).
«Свободный мир и, в частности, США обязаны вооружаться… Только прямой удар по Красному Кремлю разрешит все вопросы мира и безопасности» (председатель Российского политического комитета — Б. Сергиевский).
«Меч должен быть обнажен и обнажен будет. Свободный мир за оружие возьмется. Мы не боимся войны. Мы ищем ее и готовимся к ней. Предоставим церкви проповедовать науку любви Христа, а мы, профессиональные военные, должны морально и технически готовить себя в кадры будущих национальных вооруженных сил» (генерал Хольмстон-Смысловский, белый генерал, сражавшийся в последнюю войну на стороне немцев).
«Мы, национальная эмиграция, стараемся внушить народам Запада необходимость вооруженной борьбы, которая только и может избавить всех от страшного призрака коммунизма… С коммунизмом можно бороться только огнем и мечом» (командир русского охранного корпуса из Югославии — полковник Рогожин).
«Без войны я не вижу абсолютно никакого выхода и поэтому я хочу войны. Ничего не поделаешь.
«Да здравствует война!»» (бывший редактор русской газеты в Аргентине — И. Солоневич).
Самое показательное для психики бесноватых находим в другой статье Г. Женина, помещенной в газете «Русский Голос» от 2 апреля 1961 года под заглавием «Не люди, а звери». Он комментирует статью, подписанную условно инициалами АПК. помещенную в журнале «Родина» № 99.
Вот выдержка из нее:
«Из всяких христианско-гуманитарных соображений свободный мир с облегчением приветствовал бы полное и совершенное уничтожение всей России. И не нужно особенно негодовать и возмущаться… Россия теперь заражена бациллами большевизма. Лечить Россию поздно… Нужно, следовательно, ампутировать ее от всего остального мира любой ценой, пока еще не поздно. Если 200 миллионов большевиков будут уничтожены, мир вздохнет с облегчением. Ну что же — это и иллюзорно и жестоко, но все-таки понять это рассуждение и можно и нужно».
Итак, С. Л. Войцеховский должен признать, что есть русская эмиграция, которая открыто и даже исступленно, упиваясь своим собственным безумием, зовет термоядерные бомбы упасть с неба на головы человечества. Но, может быть, С. Л. Войцеховский просто этих статей Г. Женина не читал и не слыхал высказываний тех лиц, о которых он упоминает в своей статье? В таком случае мой совет их прочесть и отгородиться от этой части русской эмиграции решительно и твердо.