– Нет. Ты плохо знаешь мою семью! Папа добрый, и мама… Главное, что мы вместе! – Подсолнух подлетела к подруге и взяла её за руки.
В этом мире прикосновения призрака не казались холодными, и Художница этому тайно порадовалась: она уже изрядно замёрзла. Интересно, можно умереть, уже умерев?
– Спасибо, что ты со мной, – улыбнулась Художница, пожимая длинные оливковые пальцы призрака.
– Я буду с тобой, я тебя не брошу! – кивнула Подсолнух, но с тоской быстро взглянула на дом, в котором скрылся отец.
Ладно, пора брать себя в руки, пора смириться с тем, что подруга здесь. Подсолнух решительно сжала длинные пальцы в кулачки и снова посмотрела на свою кудрявую проблему.
Подбородок Художницы мелко дрожал.
– Пожалуйста, только не плачь!
Если она снова зарыдает, то решимость Подсолнух лопнет, как мыльный пузырь.
– Я не плачу, я мёрзну, – пролепетала Художница, стуча зубами, и с силой стала растирать тело, пытаясь хоть немного согреться.
– Ох, да! Прости!
Подсолнух снова запустила в мешочек руку за чудо-камушком, выхватила ценность и подула.
Серо-зелёное одеяло мягко упало на плечи подруги.
– Так-то лучше, – Художница плотно закуталась и стала похожей на гигантскую куколку. – Что-то я от всего устала, и мне хочется отдохнуть, – сказала она и засеменила в своём коконе прочь от Норы в лес.
– Куда ты? – Подсолнух поплелась следом, глядя на цепочку следов, которые оставляла подруга.
Водянистый Лес был светлым и лёгким, словно городской парк. Ветви на стволах деревьев росли высоко, напоминая купола зонтов. Уютно спрятаться особо было негде. Но Художница приметила сломанное дерево и залезла под рогатину повреждённого ствола, словно в прозрачный шалаш. Девочка свернулась на снегу, подтолкнув под себя края волшебного одеяла, и затихла.
Подсолнух тоже устала. Она пристроилась рядом и сразу уснула, не в силах больше бороться с этим тяжёлым днём.
Проснулась она, когда небо стало уже фиолетовым, а вокруг сновали разноцветные светлячки. Художница смотрела на неё золотистыми глазами.
– Выспалась?
Подсолнух потянулась.
– Да. А теперь мне пора в Задорожье – проверить, что творится у тебя дома.
Художница не ответила. Подсолнух показалось это странным. Она робко спросила:
– Ты ведь понимаешь, что я ничего не смогу передать твоей маме?
Художница кивнула.
– Тогда я пошла? А ты жди меня здесь.
– Я никуда не денусь, – глухо сказала Художница из-под одеяла, в которое замоталась по самые глаза.
Подсолнух полетела к Дороге.
Вот уж влипла так влипла. Но если бы она попала в беду в Задорожье, её решительная подруга не стала бы рассуждать о собственном удобстве. Так что и ей придётся потерпеть.
В квартире Художницы ничего не изменилось, и её мама, кажется, в ней не появлялась. Постели были заправлены, на кухне не пахло едой, а растения на подоконнике поникли. Жёлтый ловец одиноко покачивался, напоминая о времени, когда всё было на своих местах, а дружить казалось легко и весело.
Подсолнух не стала задерживаться, нырнула в ловец и вернулась к подруге.
– Ну что? – спросила Художница.
– Твоей мамы тоже нет. В квартире пусто.
– Хм. Понятно.
Художница вытащила из своего одеяльного кокона руку и стала обламывать замёрзшую траву.
Цепочка следов всё ещё вызывающе выделялась в траве. Подсолнух стала расправлять примятые травинки волшебством. С Художницей её запас чудо-камушков стремительно таял. Это плохо.
Она закончила с уборкой следов и вернулась к подруге. Та полулежала, облокотившись на ствол. Всегда такая живая и весёлая, сейчас она походила на пустую оболочку, как будто душа Художницы где-то далеко.
Подсолнух села рядом.
– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила Художница бесцветным голосом.
– Я хочу, чтобы ты могла вернуться домой. Плохо, когда нет пути назад, – осторожно пояснила Подсолнух.
– А я, кажется, не хочу возвращаться. Не хотела. Теперь не знаю, – тихо сказала Художница.
– Что ты такое говоришь? – не поняла Подсолнух.
– Во всех мирах я не могу найти себя, – вздохнула Художница и тряхнула головой.
Маленькое серое пёрышко вылетело из её каштановых волос и плавно упало на руку, подставленную Подсолнух. Она поглядела на пёрышко, а потом быстро закопала его в землю и поглядела на подругу. Художница казалось несчастной и разбитой, но смотрела с вызовом.
– Кажется, у тебя просыпается талант, – сообщила призрак.
– Какой? – осторожно спросила Художница.
– Подражание, – чуть подумав, решила Подсолнух.
– Почему ты так решила?
Подсолнух виновато вздохнула:
– Мы напугали тебя: я и моя семья. А я ещё бросила тебя одну в лесу и ушла в Задорожье. Вот ты и решила выдать себя за главного врага призраков. Защитная реакция. Эх, знала бы, что всё так обернётся, никогда бы не рассказывала тебе о Сорокопуте…
– Знала бы, соломки подстелила, – буркнула Художница.
Подсолнух встряхнула волосами и хохотнула. Она поняла, что устала переживать. Всё так запуталось, что перестало её удивлять. Волнение вылилось из неё с этим смешком, и Подсолнух поняла, что наконец может рассуждать и мыслить здраво. «Всё будет так, как должно быть», – решила она, а подруге сказала:
– Только старайся свой талант держать при себе… Иначе… боюсь, что призраки убьют тебя…
– Вот смерти я как раз не боюсь, – зло хихикнула Художница.
– Но не примут точно.
– Я не знаю, как так получилось, но я постараюсь, – честно сказала девочка. – Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. А сейчас, пожалуйста, оставь меня. Мне нужно побыть одной.
Подсолнух поднялась с земли.
– Я оставлю тебя на время, но я тебя не брошу и никому не отдам. Ты моя подруга, – сказала призрак, но Художница даже не взглянула на неё.
Подсолнух, грустно ссутулившись, уплыла к Норе.
Художница осталась одна. Она запустила руки в тугие кудряшки и поворошила их, но перьев больше не было.
Ночь в Тёмном Уголке казалась волшебным новогодним световым шоу: цветные светлячки, словно лампочки гирлянд, искрящаяся дымка, будто кто-то просыпал в воздухе блёстки. И даже стволы водянистых деревьев слабо светились голубым. Несмотря на холод, на расстройство подруги, на сердитого её отца, Художница чувствовала себя легко и спокойно. Она сидела неподвижно, представляя себя частью этого тихого древнего мира. Вот бы застыть здесь, в этом серо-зелёном одеяле, превратиться в мшистый камушек. Почему у неё нет такого таланта?
Неожиданно она заметила какое-то движение у ближайшего дерева. Из-за ствола осторожно вышло маленькое существо, похожее на человечка. Было оно чуть больше крысы, коричневато-смуглое, в потрёпанном платьице с большим карманом на животе, с рюкзачком за спиной и длинными перьями на голове вместо волос.
«Родственная душа», – подумала Художница и улыбнулась.
Маленькая гостья неспешно подошла к Художнице, не отрывая от неё взгляда чёрных бусинок глаз, потом наклонилась и выкопала серенькое пёрышко, которое спрятала Подсолнух. Деловито положила находку в карман и была такова.
Художница осталась сидеть с широкой улыбкой на лице: мир-убежище принял её.
Второй день продолжала Художница своё отшельничество. Подсолнух сидела у Норы, грустно подперев руками подбородок, и глядела на скрюченную фигурку подруги. Она вспомнила, как Художница жаловалась на маму, которая не разрешала ей завести собаку.
– Всё из-за этих постоянных переездов. Она говорит, что с собакой сложнее найти квартиру, – возмущалась девочка. – Ей всегда кажется, что лучше там, где нас нет. И поэтому у меня нет ни одного настоящего друга. Не успеваю подружиться так, чтобы навсегда. Мне сложно найти того, кто бы меня принял.
И Подсолнух подумала, что не доросла до дружбы. Она не знала, что делать с печальной девочкой, так не похожей на её некогда смеющуюся неунывающую подругу. Кажется, Художница ошиблась и в ней.
К дочери подлетела Мать-призрак.
– У неё большое горе, – сказала Ветреница.
– Я не знаю, как помочь ей, мама, – вздохнула Подсолнух.
– Может, обратиться к тем, кто умеет ладить с человеческими детьми? – предложила мать.
Мудрая Подсолнух в её голове буквально кричала: «Отдай её наставникам! Они не сделают ей ничего плохого! Они помогут! Отдав её, ты тоже поможешь ей!»
«И предашь», – добавила её глупая половина.
– Я ещё не готова, – тихо сказала Подсолнух.
К ним присоединился Листопад.
– Они идут за ней, – принёс он новость.
Подсолнух вскочила.
– Я не отдам её! Сейчас же уведу в лес, лучше им не встречаться!
– Они не заберут её, ведь ты наставник, – попытался успокоить дочь призрак-отец.
– Но я не наставник! О ней никто не должен знать. Они будут нас беспокоить, а я хочу жить как раньше. Не надо ни во что её впутывать! Пусть просто живёт с нами. Тихо и скрытно.
Листопад безнадёжно развёл руками, Ветреница посмотрела неодобрительно, но промолчала.
Подсолнух полетела к Художнице.
– Надо идти! – она сдёрнула с подруги одеяло.
Художница мрачно посмотрела на Подсолнух.
– Они заберут тебя и не дадут спокойно сидеть! Тебе надо в лес, а потом можешь наслаждаться одиночеством дальше! – уговаривала девочку Подсолнух.
И Художница ожила.
– Хорошо, – сказала она, поднимаясь, и быстро направилась к лесу.
Подсолнух следовала за ней, магией распрямляя траву.
Крона леса свободно пропускала серебристый свет. Деревья, лишённые коры, были немного влажные на ощупь, и через полупрозрачную древесину виднелись застывшие голубоватые нити воды. Ветви начинали расти близко к вершине и вверх, образуя бледную шапку. Деревья казались хлипкими, но они крепко держались корнями за землю. Художница толкнула одно, надеясь его повалить, но только ушиблась, а с дерева упало несколько маленьких синих ягодок.
Художница поняла, что проголодалась. Она подобрала ягодку и положила в рот. Ягода оказалась почти безвкусной, сладковато-водянистой. Выцветший